Искатель. 1970. Выпуск №3 - Страница 29

Да, он надеялся догнать Бельчке! Шансов было очень мало, он понимал это. Может быть, один шанс из тысячи или даже десяти тысяч. И все-таки он не имел права пренебречь им, этим шансом.

Мог же спустить скат на машине, в которой ехал Бельчке? Вот и задержка! А самолеты? Могли же налететь наши самолеты и разбомбить шоссе впереди?

Однако больше всего Колесников рассчитывал на заторы-пробки, неизбежные при таком паническом отступлении. На магистральном шоссе, запруженном людьми и машинами до отказа, заторов-пробок должно быть еще больше, чем на проселочной дороге.

Он шагал, сильно подавшись вперед, будто падая с каждым шагом. Губы его шевелились беззвучно. Он подгонял себя:

«Давай иди! Догоняй! Проворонил Бельчке в доме, промазал в него в нескольких шагах, теперь догоняй!

Слышишь, как воют машины, пробивая себе дорогу через толщу пешеходов? Идут впритык, сгрудились, будто стадо баранов. Два-три достаточно плотных затора на шоссе — и ты настигнешь Бельчке.

А там уж проще простого. Согнувшись, пряча лицо, протиснись через толпу, подойди к Бельчке вплотную и вбей в него две свои заветные пули. А потом — пропадай все!»

Сердце билось как-то беспорядочно, то слабо, то сильно — рывками. В ноги иногда вступала странная слабость, и он очень боялся упасть. Упадешь — не встанешь, растопчут!

Снова и снова он поднимал свое сердце в галоп. Беспощадно пришпоривал его и бил хлыстом. Вперед! Вперед!

«Обгоняй их, обгоняй! — приказывал он себе. — Постарайся обойти вон ту группу солдат, обвешанных фляжками и ранцами. Так! Впереди тарахтит какая-то двуколка, покрытая брезентом, — уцепись за ее борт, передохни немного! Передохнул? Обгони и двуколку!»

Он настойчиво пробивался сквозь толпу, расталкивая ее локтями, пытаясь выиграть еще сто, еще двести метров, чтобы находиться поближе к Бельчке на случай пробки-затора.

Какой-то солдат, круглолицый, еще совсем молодой, заглянул Колесникову в лицо.

— Ты-то куда торопишься, старик? — удивленно сказал он — Русские не сделают тебе ничего. Такие, как ты, им не нужны. Им нужны молодые и здоровые, как я, чтобы работать на них в Сибири.

Колесников дико посмотрел на солдата. Старик? Кто это — старик?

Сзади неодобрительно сказали:

— Что ты пристаешь к старику? Он идет, потому что на стенах намалевано: «Зиг одер Зибириен!»[5] Он просто дисциплинированный немец.

Солдат протянул Колесникову свою флягу:

— Хлебни! Тебе станет полегче.

Но Колесников молча, с омерзением оттолкнул его руку, и сконфуженный солдат, отстав, замешался в толпе.

Настроение у всех было взвинченное.

Когда шофер пятнистого, видимо, штабного «мерседес-бенца» требовательно засигналил, пытаясь пробиться, из толпы заорало несколько голосов:

— Не гуди, свинья! Не дергай нам нервы!

Из окошка выглянуло толстое бледное лицо. К удивлению Колесникова, шофер перестал сигналить…

Колесников миновал группу офицеров, которые, выйдя из легковой машины, озабоченно склонились над картой. Обрывки разговора;

— А если проселочными дорогами? Успеем ли?.. Американцы Паттона…

Поспешно садясь в машину, один из офицеров добавил несколько слов. Из них можно было понять, что гитлеровцы спешат навстречу войскам генерала Паттона, которые двигаются с запада.

То, что видел Колесников на шоссе, не было уже вермахтом, гитлеровской армией. То был сброд, толпа, стадо, охваченное паникой. Забыты были мечты о мировом господстве. Вчерашние завоеватели, превратившись в беглецов, мечтали лишь о том, чтобы как можно дальше уйти на запад и со вздохом облегчения поднять руки у американских аванпостов.

С каждой минутой шаги гитлеровцев убыстрялись. Размеренная солдатская поступь мало-помалу переходила в беспорядочный бег.

Тяжело переваливались, ползли танки, обвешанные солдатами со всех сторон. Их обгоняли набитые людьми грузовые и легковые машины. Рысцой трусили по обочинам пехотинцы, иногда останавливаясь и выбрасывая лишнюю тяжесть из своих рюкзаков.

В кюветах валялись котелки, шинели, накидки, чемоданы, фляжки, солдатские каски, автоматы, патронные ленты к пулеметам, консервные банки, одеяла. Все чаще попадались винтовки, воткнутые штыками в землю. Такое Колесников видел лишь на старых пожелтевших плакатах времен первой мировой войны. И вот он воочию видит винтовки в земле. Они даже колеблются еще, будто от дуновения ветра.

Но вскоре он забыл об этом. Все, что видел на шоссе, как бы скользило поверх его сознания. Одна-единственная мысль владела им, поддерживала на ногах, вела вперед.

Формула страха останется недописанной! Сегодня Бельчке умрет!

Будто связанный с Бельчке длинным буксирным концом, Колесников продолжал продвигаться по шоссе. Ноги его одеревенели, мучительная боль пронизывала суставы, сердце прыгало у самого горла.

Какой-то город возник на пути. Крутые узкие улицы и площадь со статуей богоматери у фонтана сплошь забиты немецкими солдатами и офицерами. Он увидел двух бледных генералов, которые жались рядышком в подворотне. Видно, ждут не дождутся, пока шофер кончит копаться в моторе. Ну и вид! Козырьки генеральских фуражек надвинуты на глаза. Плечи подняты и вздрагивают, точно на дворе январь, а не май, и вокруг черные руины Сталинграда, а не домики маленького австрийского городка, которые в целости и сохранности простояли до самого конца войны.

Не останавливаясь, Колесников прошел город от одного его конца до другого.

Грузовиков Банга не видно. Может быть, профессора ожидала здесь легковая машина и он пересел в нее? Но здравый смысл подсказывал, что это не так. Бельчке трус. Он слишком напуган, чтобы расстаться со своими черномундирниками. Где грузовик Банга, там и Бельчке.

Сзади раздались тупые удары.

Ага! Бомбят город!

Солдаты кинулись по кюветам. Но звуки взрывов не приближались, а, наоборот, удалялись. Эх, жаль! Нужно было бы пробомбить все впереди, чтобы остановить отступающие колонны.

Колесников не мог знать, что за ним на расстоянии нескольких десятков километров стремительно продвигается наша авангардная часть, оказавшаяся, подобно ему, в одиночестве среди поспешно отступающих гитлеровских войск. Это был уже известный читателю дивизион самоходных орудий гвардии майора Васильева — из той же гвардейской дивизии, батальон которой, высаженный моряками-дунайцами у основания Имперского моста, овладел этим мостом за два дня до падения Вены.

Самоходки гвардии майора Васильева — как острие копья — проникли в глубь фашистского тыла и на полной скорости продолжали мчаться вперед, кроша и сметая все на своем пути…

(Продолжение письма бывшего командира отдельного гвардейского дивизиона самоходных орудий бывшему командиру отряда разведки)

«…Восстанавливая согласно Вашей просьбе подробности этого удивительного дня, продолжаю его описание с того момента, когда мы в недоумении остановились на шоссе: Санкт-Пельтен — Амштеттен в нескольких километрах от Амштеттена.

Самолеты продолжали на глазах у нас виться роем над городом. Доносились тупые удары взрывов.

Прорываться через город нужно было во что бы то ни стало и возможно быстрее. Решение созрело: воспользовавшись действиями нашей авиации, штурмовать Амштеттен! Я подал команду: «Полный вперед!»

С остатками боеприпасов и с неполными баками горючего танкисты и артиллеристы, как львы, бросились на город!

Само собой разумеется, что нашим наиболее надежным союзником был моральный фактор — уверенность в близкой победе. У гитлеровцев же, наоборот, было сознание неминуемого и очень близкого поражения, а отсюда, понятно, и паника.

…За время войны я участвовал во многих боях, которые теперь даже и не смогу перечислить. Но то, что я увидел в Амштеттене, не идет ни в какое сравнение с виденным мною до сих пор. В Амштеттене я увидел панику, если можно так выразиться, в классическом ее воплощении.