Искатель. 1968. Выпуск №4 - Страница 9

Время остановилось, и Кира неслась все дальше и дальше и не хотела, чтобы время снова начинало свой бег. Она взглянула на часы.

— Нет, — сказал Александр. — Не беспокойся. Они дадут предупреждение за четверть часа.

— Скажи: у тебя нет сомнений в том, что мы избрали правильный путь?

— Не понимаю, — проговорил он, глядя на нее внимательно.

— Я пока не понимаю одного: что там буду делать я.

— Ах, вот что! — Александр облегченно перевел дыхание. — Ну, найдешь занятие по вкусу.

— А мне по вкусу архитектура. Но окажется ли она там мне по силам?

— Ну… я полагаю, — сказал он, но в голосе его не ощущалось уверенности.

— Только искренне.

— Н-не знаю, — сказал он, ухватившись за мочку уха.

— Скажи еще раз: я нужна тебе там?

— Говорю еще раз: нужна — даже не то слово.

— А какая?

— Что — какая?

— Какая я тебе нужна?

Он пожал плечами.

— Такая, какая ты есть.

Она рассмеялась, но смех этот был похож на рыдание.

— Но ведь такая я здесь. А там?

— Ах, так это тебя смущает? Конечно, ты станешь на двенадцать лет старше; но какое это имеет для нас значение? И даже тогда тебе еще не будет и сорока, едва треть жизни останется позади.

Кира усмехнулась: конечно, она думала и об этих двенадцати годах, но главное заключалось вовсе не в них.

— Ты не угадал. Дело в том, что там я ведь не буду такой, как сейчас.

Он взглянул недоуменно.

— Я, наверное, немного разучился понимать тебя.

— Знаешь, — сказала она, — я не полечу.

— Ты… — выговорил он с трудом.

— Я решила. Так будет лучше.

В наступившей тишине жужжание часов казалось оглушительным. Александр взял стакан и медленно водил пальцем по его верхней, круглой грани. Раздался печальный, пронзительный звон: стакан запел. Кира повела плечами.

— Что же, правильно, — сказал Александр почти беззвучно, глядя мимо нее. — Риск был очень велик.

— Не поэтому, — ровным голосом возразила она.

— Почему же?

— Не знаю… Это не нужно.

— Кому?

— Прежде всего тебе.

— Ну, — запальчиво сказал он, — мне лучше знать!

— Ты просто не подумал как следует. Со мной тебе не станет легче. Вдвойне тяжелее.

— С чего бы это?

— Очень просто. Ведь там я не смогу жить так, как здесь.

— Там куда лучше!

— Пусть так. Но работать всерьез я там не сумею. Ты — другое дело: ты — ученый, ты сделал открытие… Это открытие ты привез туда. Оно там пригодилось. А с чем приду я? Все мои дома не доживут до той эпохи. А начинать сначала в сорок лет — смогу ли я?

— Ладно. — Александр махнул рукой. — Не станем дискутировать. Все решено — и чудесно. — Он отвернулся, но не смог сдержаться и добавил: — Если бы ты по-настоящему любила…

— Молчи! Вот если бы я не любила — тогда я смогла бы и не рассуждать об этом. Я ведь не очень честолюбива, и создать что-нибудь настоящее мне хочется в первую очередь не ради себя… Я бы полетела, не колеблясь: ведь как-никак интересно посмотреть, что происходит там, в будущем. Будь ты мне безразличен, я не стала бы бояться того, что тебе со мной станет тяжелее. А это наверняка будет так. Я чувствую, что моя вершина еще впереди, и не хочу, чтобы нас обоих всю жизнь терзала мысль, что я ее так и не достигла. А там мне до нее не добраться.

— Да почему? — взорвался он и вскочил на ноги. — Почему? Как ты не понимаешь, что здесь и тебе будет недоставать меня, а там — вдвоем — мы станем вчетверо сильнее?

Кира молчала, и со стороны могло показаться, что она тщательно анализирует, взвешивает его слова, стремясь поверить им. На самом же деле она просто прислушивалась к внутреннему голосу, голосу интуиции, и голос этот говорил ей то же, что и раньше. Через минуту она покачала головой.

— Не будем спорить, Алька… Прекрасно черпать силы в любви. И сколько этих сил понадобится, чтобы справиться со всем: с тоской о своем деле, своем времени…

— Хроностальгия, — проговорил он.

— Что?

— Так это называется. Болезнь — тоска по своему времени.

— Даже название есть… а черпать силы в любви. Но чтобы черпать, надо чтобы эти силы откуда-то брались. Пополнялись.

Откуда же?

— Просто: я — в тебе, ты — во мне…

— Как просто, правда? Вечный двигатель… Но силы должны откуда-то браться. Я готова отдать тебе все, и если ради тебя надо лететь и погибнуть, я полечу без слова. Но не погибнуть, прилететь, быть с тобой и ощущать, что с каждым днем будет иссякать то, ради чего все сделано…

— Как оно может иссякнуть?

— Но ведь там я уже не буду я, которую ты любишь, потому что я уже не буду человеком мечтающим, проектирующим, строящим, находящим в этом силы, много сил… Архитектура не наука и не техника. Строительство — да, но не архитектура… Как всякое искусство. В ней многое не только не предычислимо, но и не восстановимо, многие идеи нельзя реконструировать… И я буду жить и постоянно, неизбежно думать о том, что я не только не помогла будущему, как это сделал ты своими наблюдениями и попыткой истолковать факты, — наоборот, я в чем-то помешала ему: здесь, в моем времени, не достигла той вершины, которую могла и обязана была достичь, не сделала чего-то, что, пусть и не доживет до пятисотлетнего рубежа, но поможет еще кому-то создать еще что-то, а тот поможет следующему, а без этой цепи будет ли еще эта ваша Большая игла такой красивой? В науке, наверное, сделает не один, так другой, потому что там своя неумолимая логика, а у нас часто того, чего не сделает кто-то один, вместо него не создаст уже никто. У нас с тобой есть у каждого по две, дорогие, необходимые вещи: одна — это я для тебя и ты для меня, а второе — наше дело, творчество. Без любой из них нам плохо, но без второй будет плохо еще и другим, и мы не вправе… А для этого мы должны остаться каждый в своем времени. Моя работа сейчас — это и есть работа на будущее.

Я очень, очень счастлива, что ты приехал. И воспоминание на всю жизнь будет воспоминанием о человеке, который ради меня сломал время, совершил еще один подвиг…

— Не надо; я ведь давно переболел честолюбием, и мне нужны не титулы. Слушай, Кир: может быть, ты просто побаиваешься экспедиции? Тут ты права: жертвы будут.

— Ну хорошо, — согласилась она. — Пусть все дело будет в том, что я испугалась. Я струсила. Не решилась. Это тебя устраивает?

Александр не ответил; оба на миг замолчали, чувствуя, что продолжение разговора приведет к ссоре, а никто из них не хотел ссоры, которая должна была продлиться пятьсот лет и еще сколько-то. Потом он взглянул на часы.

— И все-таки я не понимаю…

— Что тут непонятного? — Кира отозвалась сразу: каждую минуту она была готова к продолжению разговора, понимая, что Александр все еще не примирился с ее решением. — Ты предлагаешь мне великолепный медовый месяц. Естественно, ты не видел меня двенадцать лет. Но как раз поэтому тебе трудно рассуждать разумно. А медовый месяц — не вся жизнь. Когда-нибудь мы очнулись бы и пожалели о том, что возврата нет.

— А что делать, если я не представляю жизни без тебя? Точно так же, как без Земли: десяти лет оказалось достаточно, чтобы понять, что мне необходимо и без чего я не могу обойтись. Земля и ты — это самое необходимое.

— Я счастлива оттого, что ты говоришь это, — сказала она. — Но я не должна лететь к тебе. Хотя мне страшно, страшно хотелось бы этого…

— Ты решила окончательно?

— Да, — сказала она.

— Все равно я не смогу с этим примириться.

— А я, ты думаешь, могу? Мне так хочется, так хочется найти у себя хоть какую-то ошибку. Ты ведь не представляешь, каким ущербным мне кажется будущее без тебя… Но я не нахожу возражений, и ты тоже.

— Хронокар — машина экспедиции — вынырнет здесь, за домом, и я должен буду сесть сразу, чтобы никто не успел заметить. Я бы вышел в сад, но меня ведь тоже не должны видеть: я теперь не человек, а феномен.

— Ты мне напомнил: пора полить цветы. Сиди… я быстро.