Искатель. 1968. Выпуск №4 - Страница 33

— Нет, ничего определенного.

— Какие-нибудь идеи или выводы? — настаивал «Геральд».

— Их мир, должно быть, напоминает Землю, — неуверенно произнес молодой человек. — Развитие всего живого определяют природные условия. В каком-то смысле, конечно. — Бросив взгляд на репортеров, он сразу же отвернулся; к его потному лбу прилипла прядь волос. — Впрочем, это еще ничего не значит.

— Напоминает Землю, — пробормотал один из репортеров, записывая эти слова, словно ничего, кроме этого, не было сказано.

Корреспондент «Таймса» многозначительно взглянул на корреспондента «Геральда», и тот ответил ему быстрым взглядом. «Геральд» спросил Нэтена:

— Значит, вы считаете, что они могут быть опасны?

Корреспонденты знали, что приняты меры военной предосторожности, но предполагалось, что им ничего не известно, и подобный вопрос мог застать Нэтена врасплох и заставить его высказаться определеннее.

Тщетно. Нэтен рассеянно посмотрел в окно.

— Нет, я бы этого не сказал.

— Вы думаете, они настроены дружелюбно? — так же настойчиво спросил «Геральд», пытаясь подступиться с другой стороны.

Нэтен слегка улыбнулся.

— Что касается этих — да.

Ничего определенного Нэтен еще не сообщил, а репортерам нужно было получить хотя бы основные данные, прежде чем корабль приземлится.«Таймс» спросил:

— Как получилось, что вы вступили с ними в контакт?

Поколебавшись, Нэтен ответил:

— Помехи. Радиопомехи. Разве начальство не сообщило вам, чем я занимаюсь?

Армейское начальство вообще ничего не сообщило им. Офицер, который привел их для этого интервью, поглядывал на них настороженно и сердито, словно инстинктивно восставал против того, чтобы сообщать что-нибудь публике.

Нэтен неуверенно взглянул на офицера.

— Я служу радиодешифровщиком в военной разведке. Я исследую направленной антенной полосы частот иностранных передач и записываю все искаженные или зашифрованные передачи, которые мне удается поймать. А затем монтирую автоматические дешифровщики и устройства для восстановления искажений.

Офицер кашлянул, но ничего не сказал.

Нэтен продолжал:

— В свободное время я направлял антенну на звезды. Ведь звезды тоже являются источником радиошумов. Только у них это звучит как шорох, а иногда возникают какие-то взвизги. Люди давно уже слушают и исследуют их, пытаясь понять, почему звездное излучение на этих частотах дает такие резкие вспышки. Это противоречило законам природы.

Он замолчал и улыбнулся, сознавая, что слова, которые он сейчас произнесет, сделают его знаменитым. Идея, которая пришла к нему, когда он слушал шумы, была так же проста и совершенна, как и та, что осенила Ньютона, увидевшего падение яблока.

— И я решил, что это не явление природы, Я попытался расшифровать это.

Нэтен заговорил торопливо, стараясь объяснить так, чтобы было понятно:

— Видите ли, в разведке есть один старый прием: сообщение записывают на пленку с такой скоростью, что оно звучит совершенно так же — коротким взвизгом, а затем передают его.

— Вы хотите сказать, что они посылают нам шифрованные передачи? — спросил «Ньюс».

— Это не совсем шифр. Вам только нужно записать сообщение и прослушать его в замедленном темпе. Они передают не нам. Если звезды имеют планеты — обитаемые планеты! — и если между ними существует радиосвязь, то экономичнее всего осуществлять ее направленным лучом.

Он оглядел всех — понятно ли?

— Знаете, как электрическим фонариком. Теоретически направленный луч может двигаться вечно, не теряя энергии. Но целиться лучом из планеты в планету — дело не из легких. При таких огромных расстояниях трудно ожидать, чтобы луч задержался на цели больше чем на несколько секунд. Вот они и сжимают каждое сообщение в короткие, полусекундные, или односекундные импульсы и посылают луч несколько сот раз за один сеанс. Тогда можно быть уверенным, что передачу перехватят в тот момент, когда луч скользит по поверхности планеты.

Теперь он говорил медленно и осторожно, не забывая, что это объяснение предназначается для газет.

— Когда промахнувшийся луч случайно проходит через нашу область пространства, мы отмечаем резкий скачок уровня шума с данного направления. Лучи посылаются с таким расчетом, чтобы попасть ими в планеты их собственной системы, а расстояние от них до нас увеличивает скорость движения луча так чудовищно, что мы успеваем ухватить только какое-нибудь короткое «бип».

— Как в таком случае вы объясняете большое количество взвизгов, которые доходят до нас? — спросил «Таймс». — Разве все планетные системы вращаются в плоскости Галактики?

Это был неофициальный вопрос. Он вырвался непроизвольно под влиянием волнения и заинтересованности. Радиодешифровщик усмехнулся, напряжение на миг исчезло с его лица.

— Может быть, мы просто перехватили чужие телефонные разговоры? Может быть, вся Галактика кишит расами, которые целые дни напролет болтают друг с другом по радио? Может быть, человеческий тип распространен повсюду?

— Это многое бы объяснило, — согласился «Тайме». Они улыбнулись друг другу.

«Ньюс» спросил:

— Как же случилось, что вместо разговоров вы приняли телепередачу?

— Это вышло не случайно, — терпеливо объяснил Нэтен. — Я опознал характерный для телевидения способ развертки изображения и захотел его увидеть. Изображения понятны и без слов.

Около репортеров расхаживал взад-вперед сенатор, бормоча про себя подготовленную приветственную речь. Через широкие окна он нервно посматривал на серую завесу дождя. По окнам струилась вода.

В дальнем углу комнаты, по обеим сторонам невысокой платформы, располагались телекамеры, микрофоны на подставках и потушенные прожекторы.

Эта аппаратура должна была заработать в тот момент, когда сенатор начнет свою приветственную речь перед прибывшими, речь, которая прозвучит на весь мир. Рядом стоял o потрепанный аппарат без кожуха, скрывавшего внутренности, — с одной стороны мерцали две катодные телевизионные трубки, с другой — гудел динамик. Перед аппаратом находилась вертикальная панель с циферблатами и тумблерами, а на столе перед панелью лежал наготове небольшой переносной микрофон. Он был соединен с прибором, заключенным в красивый ящик с надписью «Радиола. Собственность Соединенных Штатов».

— Я записал пару таких сжатых передач, дошедших из созвездия Стрельца, и стал работать над ними, — продолжал Нэтен. — Два месяца прошло, прежде чем удалось синхронизировать сигналы и выработать схему развертки, которая дала возможность хоть что-нибудь увидеть. Когда я получил первое подобие изображения, я продемонстрировал свою работу в управлении. Мне предоставили нужное время и дали помощника. Еще восемь месяцев заняли поиски полосы цветовых частот: надо было подобрать правильное соотношение, дабы на экране появилось что-нибудь вразумительное.

Потрепанная штуковина с обнаженными внутренностями и была тем самым аппаратом. Они разработали его за десять месяцев, все время что-то изменяя, чтобы превратить раздражающее мелькание несинхронизированных цветовых разверток в какое-то подобие осмысленной картины.

— Метод проб и ошибок, — сказал Нэтен, — но в конце концов все получилось. Большая ширина полосы этих взвизгов с самого начала наводила на мысль о цветном телевидении. Он подошел к установке и прикоснулся к ней. Динамик дал короткий гудок, серый экран засветился цветной вспышкой. Чувствительная установка была готова к приему информации с борта огромного космического корабля, который кружил сейчас в заатмосферном пространстве.

— Мы никак не могли понять, почему так много полос. Но когда наша установка заработала и стала записывать и воспроизводить поступающие сигналы, выяснилось, что мы напали на нечто вроде передач из фильмотеки. Это были художественные передачи, пьесы.

Корреспондент «Таймса» поймал себя на том, что во время пауз в рассказе Нэтена он невольно прислушивается, стараясь уловить рев ракетных двигателей быстро приближающегося корабля.