Искатель. 1967. Выпуск №1 - Страница 35

Начать с того, что в самый разгар увлекательного сна кто-то грубо сдернул с меня одеяло и зловеще сказал:

— Пять минут на сборы, или мы уезжаем. И оденьтесь потеплее.

Сразу забыв, что мне такое интересное снилось, и ничего не соображая, я сел на койке. В комнате царила кромешная тьма. За окном завывал ветер и шумел дождь. Я уже протянул руку к выключателю, как вдруг за окном сверкнула молния и на миг залила комнату призрачным слепящим светом.

При ее блеске я успел заметить, что никого больше в комнате не было. Кто же срывал с меня одеяло? Чей это был голос? Или все мне приснилось?

Я зажег свет под гулкий, раскат подоспевшего грома и увидел мокрые следы на полу, тянувшиеся от двери до моей койки. Значит, кто-то в самом деле будил меня.

Сквозь плеск дождя донеслись спорящие голоса, и тогда, окончательно проснувшись, я поспешно кинулся одеваться. Свитер, сапоги, плащ…

Люди, сновавшие под проливным дождем вокруг грузовика, выглядели при вспышках молний форменными заговорщиками. Верзила, тащивший на плече какой-то ящик, прикрыв низко надвинутым капюшоном плаща все лицо, вовсе не походил на щеголеватого Волошина. Я узнал его, лишь когда он сердито рявкнул:

— Все еще не проснулись? А ну-ка, подсобите.

— Так это вы меня разбудили? Спасибо…

— Спасибо потом. Сначала держите ящик, у него чертовски острые углы.

Вдвоем мы забросили тяжелый ящик в кузов машины. Его принял у нас какой-то толстяк в ушанке, я не сразу узнал в нем заведующего лабораторией биофизики Макарова.

— Залезайте и сами, уже все погружено, — сказал он мне и подмигнул. — А то как бы командующий не передумал…

Я последовал его совету, торопливо забрался в кузов и пристроился среди ящиков и мокрых мешков в самом дальнем углу, чтобы не попасться до отъезда в самом деле на глаза нашего строгого директора: вдруг решит избавиться в моем лице от лишнего груза…

Я начал расталкивать мешки, пытаясь устроиться поудобнее, как вдруг под самым моим ухом певучий голос жалобно произнес:

— Ой, вы сели мне на ногу!

— Простите, пожалуйста, Елена Павловна, я вас совсем не заметил.

Прожив в необычном институте уже целую неделю, я не только познакомился со всеми научными сотрудниками, но, оказывается, уже научился различать их по голосам.

Елена Павловна была женой Макарова. Хотя они работали в разных лабораториях — она помогала Логинову, — их часто можно было видеть вместе — маленькую и тонкую Елену Павловну, похожую на мальчишку — особенно в брюках, которые она обычно носила в рабочие будни, — и плечистого, медвежеватого ее мужа с широким и скуластым обветренным лицом и хитрыми глазами, запрятавшимися куда-то глубоко в узенькие щелочки под лохматыми бровями. Забавная пара.

— Вы-то зачем едете, Елена Павловна? — спросил я. — Такая ужасная погода, еще простудитесь.

Она тихонько засмеялась в темноте и ответила:

— Как же это я не поеду, ведь угри — моя тема, А погода отличная. Нам, ихтиологам, к сырости не привыкать. Садитесь рядом. А я тут давно захватила лучшее местечко. Дорога будет трудная. Но вы устраивайтесь поудобнее, все уместимся. Я сейчас подвинусь. Вот так.

— Все сели? — услышал я голос директора.

Андрей Васильевич заглянул к нам под брезентовый тент, посвечивая ярким фонариком.

— Елена Павловна, может, все-таки переберетесь в кабину?

— Спасибо, я чудесно устроилась и даже начала дремать.

— Ладно. Где Макаров?

— Как всегда, побежал захватить что-то совершенно необходимое, — ответил откуда-то из самой толщи наваленных мешков Волошин.

— Ага, вон он бежит, — проговорил Логинов, убирая свой фонарик. — Ваня, на что тебе термос, ведь все равно разобьешь по дороге.

— Ничего, я его буду всю дорогу прижимать к груди, — весело ответил Макаров, ловко перебрасывая свое грузное тело через борт грузовика. — Зато вы все мне в ножки поклонитесь, когда хлебнете горяченького кофейку перед тем, как лезть в воду. Поехали!

— А пресса здесь? — вдруг спросил Логинов.

Я так и замер.

— Здесь, помогает мне придерживать ящики, — ответил Макаров, усаживаясь рядом со мной и заговорщицки подталкивая меня в бок.

— И делает он это, все еще не проснувшись, — немедленно подхватил из своего укрытия Волошин.

Я понимал, что он шутит. Но, по-моему, момент для шуточек был не самый подходящий. К счастью, наш строгий начальник уже исчез.

Мы тронулись в путь. Штормовое море ревело грозно и так близко, будто уже победно вырвалось на берег. Казалось, что к нам под брезентовый тент не захлестывает ветром дождевые холодные струи, а ломятся морские волны. Сосны вдоль дороги скрипели от натуги, борясь с порывами ветра.

торжественно начал было громко декламировать Волошин, но тут же чертыхнулся и смолк, потому что машина выехала за ворота, свернула с асфальта на проселочную дорогу и нас начало швырять во все стороны.

Мешки и ящики ожили, каждый из них норовил занять самое лучшее местечко, а мы, естественно, противились этому, и завязалась между нами борьба, не прекращавшаяся — с переменным успехом — всю долгую дорогу…

Куда и зачем мы мчались по глухим лесным дорогам в эту ненастную весеннюю ночь?

Уже несколько дней я слышал в институтской столовой, где сходились ненадолго все научные сотрудники, загадочные отрывочные разговоры.

— Ну как? Не двинулись?

— Нет, хотя Прокофьевич уверяет, будто глаза уже большие.

— Можем прозевать…

Вечером опять:

— Не двинулись?

— Нет. Погода мешает.

— А как прогноз?

— Завтра существенных перемен не предвидится.

— Так, может, они вообще нынче не станут скатываться?

— Ну нет, это исключено.

Я слушаю и ничего не понимаю. А через день снова тоже:

— Говорят, в Темной речке уже двинулись?

— Нет, это Макаров панику сеет. Куда они двинутся? Вон ночи какие лунные стоят.

— А как прогноз?

— Кажется, к концу недели обещают дожди и грозы…

— Как бы не прозевать. А то скатятся в океан, попробуй их там найти!..

Ловя ученых мужей одного за другим и расспрашивая их где-нибудь в уголке, из которого они не могли выскочить и удрать от меня к своим неотложным опытам, я постепенно узнал, что таинственные речи идут об удивительно интересных вещах. Это была одна из основных тем, над нею в институте работало сразу несколько лабораторий, и готовилась даже специальная экспедиция.

Предметом этих исследований были речные угри. Наверное, многие, как и я, не раз лакомились этой вкуснейшей рыбой. Лакомились и не подозревали, какие интереснейшие загадки с нею связаны.

Оказывается, угри вовсе не всю свою жизнь проводят в реках. Метать икру они уходят в море, в Атлантику, и не куда-нибудь наугад, а в строго определенный район, расположенный к северо-востоку от Багамских островов. Здесь, в сумрачных глубинах Саргассова моря, из икры речных угрей, которую, кстати сказать, не видел своими глазами еще никто на свете, рождаются крошечные личинки длиною всего в несколько миллиметров.

Целых три года, постепенно подрастая, плывут они до берегов Европы. А здесь с ними происходят сложные перемены. Сначала личинка становится короче и делается прозрачной, почти как стекло. Таких маленьких угорьков, массами входящих в устья рек, и называют «стекловидными». Попав в пресную воду, они движутся навстречу течению, забираются за сотни и даже тысячи километров, к самым истокам рек и здесь живут по десять-пятнадцать лет, превращаясь в тех жирных, упитанных красавцев угрей, которых мы видим на прилавках рыбных магазинов.

Так что каждый речной угорь за одну свою жизнь проживает как бы три, совершенно различные и одна на другую вовсе непохожие: сначала он крошечной личинкой три года странствует по Атлантическому океану, потом основную часть своей жизни проводит в пресных реках Европы, чтобы в конце концов, повинуясь какому-то таинственному зову природы, снова отправиться в свое последнее странствие за тысячи километров, в те тропические воды, где он когда-то появился на свет в глубинах Саргассова моря.