Искатель. 1964. Выпуск №5 - Страница 6
Возле больничной палаты Китинга встретил врач.
— Он еще жив, но нет никаких шансов выходить его. Две пули в груди мы извлечь не можем — это означало бы верную смерть.
После долгих, настойчивых уговоров врач разрешил Китингу пятиминутное свидание.
Жестоко мучить умирающего допросом, но у Китинга не было другого выбора.
Антони Хинтц лежал без движения. На лбу у него была толстая, пропитанная кровью повязка. Скуластое лицо сделалось серым. Он был похож на мертвеца. Когда его жена подошла к постели, склонилась над ним, Хинтц открыл глаза и смотрел на нее неподвижным взглядом.
— Анди, — всхлипнула миссис Хинтц, — это я, Мэйси.
Он едва слышно произнес:
— Я знаю, Мэйси. Хорошо, что ты пришла. Я умру, Мэй.
Китинг облегченно вздохнул: не нужно задавать бесчеловечный вопрос, знает ли Антони Хинтц о своей предстоящей смерти. Хиитц сам сказал, что умрет. Он сделал это в присутствии двух свидетелей. Если бы Китингу удалось теперь склонить его к признанию, что только Данн и никто другой стрелял в него, можно будет ликвидировать шайку убийц в порту.
Китинг подошел ближе к постели, склонился над Хиитцем и сказал:.
— Я — прокурор Китинг, я веду расследование вашего дела. Скажите мне теперь, пожалуйста, кто в вас стрелял. Ваша жена уже рассказала мне, что это был Джонни Данн, но я должен слышать это от вас.
Казалось, тяжело раненный докер пытался подняться, испуганно прохрипел:
— Нет, это неправда. Это был не Данн. Моя жена не видела этого. Я не знаю, кто это был…
Мучимый болью, но одержимый одним желанием — защитить жену от мести портовых гангстеров, он все снова и снова повторял это.
Молодой прокурор, потрясенный, умолк.
Врач запретил ему задавать вопросы.
Из больницы Китинг поехал в порт и отыскал бюро заместителя председателя профсоюза докеров. Пышная секретарша молча открыла обшитую дверь и хриплым голосом бросила:
— Джонни, прокурор Китинг хотел бы к тебе.
Джонни Данн (в своих кругах его называют Кривой глаз) оказался хилым молодым человеком, который изо всех сил старался казаться важным боссом. Его оттопыренные уши и жестокий, массивный подбородок плохо вязались с добротным, сшитым с иголочки костюмом. Он курил толстую сигару. Небрежным движением руки пригласил Китинга сесть в кресло.
— Здравствуйте, Китинг, что привело вас ко мне?
Китинг продолжал стоять. — Я бы хотел лишь узнать, где вы были сегодня утром между семью и девятью часами?
Заместитель председателя профсоюза спокойно положил свою сигару в пепельницу, набрал номер телефона. Ожидая, пока его соединят, сказал:
— Минуточку, Китинг, сейчас я вам смогу точно сказать.
Теперь прокурор все же сел. Он знал, что сейчас произойдет.
Данн сразу представит ему совершенно неопровержимое алиби… Так и получилось. Данн позвонил одной из своих любовниц, и она подтвердила, что он ровно до девяти часов находился у нее в квартире. А Хинтц был застрелен в половине девятого.
— Вы же сами слышали, Китинг, до девяти часов я был у своей приятельницы; я там спал, а потом поехал в свое бюро. Это длилось приблизительно двадцать минут. При таком уличном движении быстрее ведь не проедешь, — Данн положил трубку. — Минут двадцать десятого я, вероятно, был в бюро, но если вы хотите знать совершенно точно, то я спрошу мою секретаршу.
Китинг сделал отклоняющее движение рукой. Он был убежден, что секретарша Данна подтвердит эти данные с точностью до секунды. Да и дама, которой только что звонил Данн, в любое время присягнет, что Джонни провел у нее ночь и ни на минуту не покидал квартиры до девяти часов. Он злился на себя, что вообще задал этот вопрос.
— Скажите, Данн, вы знаете Антони Хинтца?
— Хинтца? Возможно. Он работает в порту?
— Он работал в порту. На пятьдесят первой пристани, посредником для вербовки судовых команд.
— Ах, — да, теперь припоминаю, кого вы имеете в виду. Довольно строптивый парень, но хороший докер. С ним что-нибудь случилось? Провернул какое-нибудь дельце?
— Кто-то стрелял в него сегодня утром, мистер Данн, — сказал Китинг после короткой паузы.
Джонни Данн весело рассмеялся:
— А-а, теперь понимаю. Поэтому вы и спрашивали, где я был сегодня утром? Старая песня: если в порту что-нибудь случается, то в этом, оказывается, виноват профсоюз. И как вы только поддаетесь на такую чепуху, Китинг… — Он снисходительно покачал головой. — Напрасно тратите свое драгоценное время, занимаясь этими бабьими сплетнями.
— Но Хинтц не умер, мистер Данн, он еще жив, и я бы очень хотел устроить вам очную ставку. Хинтц смог бы подтвердить, что вы не стреляли в него.
Джонни Данна покинула его невозмутимость:
— Нет, ничего подобного делать нельзя.
— Почему же нет? — насмешливо спросил Китинг. — Чего вы боитесь?
Данн заходил по комнате.
— Нет, ни в коем случае! Человек в таком состоянии, как Хинтц, вероятно, уже не может ясно мыслить. Он будет фантазировать и, чего доброго, утверждать вещи, которые вообще не происходили!..
Китинг рассмеялся:
— Но вам-то нечего бояться — с вашим алиби.
Джонни Данн не был склонен к шуткам.
— Я считаю нашу беседу законченной, мистер Китинг, — сказал он. — Дальнейшие разговоры с вами я бы хотел вести только в присутствии моего адвоката, — он подошел к двери.
Прокурор тоже поднялся, но, прежде чем выйти, спросил:
— У меня еще только один вопрос, Данн. Вы уже имели судимости?
— Да. За пустяк. Стычка в баре, — ответил Данн.
— И сколько вы получили за этот пустяк?
— Девятнадцать месяцев, но вы, прокурор, и без меня узнаете об этом.
— Да, я припоминаю. А больше ничего не было?
Джонни Данн вместо ответа открыл дверь. Китинг стал медленно выходить и бросил:
— А вы не сидели еще пять лет в «Синг-Синг» за контрабанду наркотиков?
Сзади его чуть не ударила дверь — с такой яростью Джонни Данн захлопнул ее.
В принципе Китинг не продвинулся дальше ни на шаг. Ведь ему было уже известно, что Джонни Данн — это гангстер, имевший много судимостей, и что Вито Дженовезе вызволил его из тюрьмы лишь потому, что требовался надежный человек на одну из должностей в портовом профсоюзе. Но все это далеко не было доказательством того, что Данн убил Антони Хинтца.
Пока Хинтц не признает, что в него стрелял Данн, Китинг ничего не мог предпринять.
В этот и следующий день Китинг ежечасно звонил в больницу. Состояние смертельно раненного докера оставалось неизменным. Хинтц еще жил, но не мог отвечать на вопросы. И лишь на четвертое утро после нападения врач сказал Китингу:
— Если вы хотите попытаться еще раз, то приходите сейчас. Хинтц в полном сознании, но долго он не протянет.
В сопровождении капитана Хаммилса, судебного стенографа и детектива лейтенанта Салливенса Китинг помчался в больницу.
Дежурная сестра смотрела на Китинга как на убийцу, когда он со своим штабом вошел в палату. Китинг выпроводил медсестру из комнаты и начал допрос.
Антони Хинтц выглядел ужасно. Лишь глаза лихорадочно блестели.
Китинг начал с обычных вопросов о личности: фамилия, дата рождения, адрес. Он должен был задать их, чтобы получить подтверждение, что Хинтц еще находился в полном сознании. Затем он спросил:
— Анди, оставили ли вы всякую надежду выжить?
Антони Хинтц кивнул и прошептал:
— Да, у меня нет больше никакой надежды.
— Анди, вы ведь католик. Пригласили ли вы священника?
— Да, он был здесь сегодня ночью.
— Вы уже приняли соборование?
— Да, сегодня ночью.
«Этого закону будет достаточно», — подумал Китинг.
— Анди, кто стрелял в вас в среду, восьмого января, у дома номер шестьдесят один по Гроув-стрит? Скажите нам теперь, перед лицом смерти, правду.
Находящийся при смерти докер опять заколебался, но потом, наконец, прошептал:
— Это был Джонни Данн. Но защитите мою жену.
— Разумеется, Анди. Мы пошлем ее в деревню, пока Данн не будет осужден. Но вы должны сказать нам больше. Сколько выстрелов произвел в вас Данн?