Искатель. 1964. Выпуск №4 - Страница 44

Это был длинный красивый обелиск, египтяне глубоко вырезали на нем свои иероглифы, и матрос легко цеплялся за них руками и ногами, и когда мы подъехали к матросу, чтобы снять его, он сидел высоко на остром конце обелиска. Конечно, можно пожалеть, что обелиск остался в море, и надо полагать, он стоит там до сих пор, — я что-то не слыхал, чтобы компания пыталась поднять его.

Капитан Бэррис сунул в рот свою трубку и взглянул на капитана Дженкинсона, который вынул трубку и начал:

— Мой рассказ будет про акулу. Мы проходили мимо берегов Ньюфаундленда, время было летнее — в июле, но в море было много льда, и мы попали в самую гущу айсбергов. Невдалеке от нашего судна мы заметили один айсберг, который показался нам таким интересным, что капитан и три матроса подплыли к нему в шлюпке, чтобы получше рассмотреть. Лед был настолько чистый и прозрачный, что можно было видеть насквозь. Прямо посредине этой ледяной глыбы, не больше как в трех футах от линии воды была видна крепко замурованная во льду огромная страшная акула, футов четырнадцати в длину — настоящий пожиратель людей. «Черт возьми! — сказал капитан. — Первый раз в жизни вижу такие чудеса. Непременно надо достать эту акулу!» Тут один из матросов говорит, что ему показалось, будто акула моргнула глазом, но капитан не поверил ему и ответил, что акула эта сама как кусок льда и моргать ни в коем случае не может. Видите ли, капитан этот был неглупый человек, и он знал, что киты — теплокровные животные, они замерзают, если их замуровать в лед, но он забыл, что акула не кит и что она животное с холодной кровью, как лягушка. И бывали случаи, когда лягушка, замурованная в скале, оставалась живой тысячи лет, как бы ни было холодно, и когда скалу разбивали, из нее выпрыгивала лягушка. Но, как я уже сказал, капитан забыл, что акула — животное с холодной кровью Вы, сударыни, как женщины и хозяйки, прекрасно знаете, что если взять иголку и загонять ее в кусок льда, то лед расколется. У капитана была с собой иголка для шитья парусов, и он начал загонять ее в лед, туда, где была акула, и ледяная глыба раскололась. И как только лед треснул, капитан понял, что матрос был прав: акула только взмахнула хвостом и быстрее молнии скрылась в море.

— Вот небось обрадовалась! — воскликнула Дорка, забыв о предыдущем рассказе (настолько сильно она была увлечена).

— Да, — сказал капитан Дженкинсон, — акула-то обрадовалась, да капитану пришлось горько. Акула эта, может быть, голодала уже тысячу лет, и, конечно, она сразу проглотила капитана.

— И правда, с вами, моряками, случается немало удивительных приключений. Самое удивительное в них то, что все они правдивы, — сказала вдова.

— Да, — подтвердила Дорка, — это самое удивительное!

— Но вы вряд ли могли бы подумать, — продолжала вдова Дэккет, переводя взгляд с одной скамейки, на которой сидели моряки, на другую, — что я тоже могу рассказать о приключении на море. И, если хотите, я расскажу.

Капитан Бэрд посмотрел на нее с некоторым удивлением.

— Было бы желательно послушать вас, сударыня, — сказал он. — С удовольствием послушаем.

— Да, да! — сказал капитан Бэррис, а остальные подтвердили это дружным кивком.

— Дело было давно, — начала миссис Дэккет, — когда я еще жила на берегу залива. Мужа моего в ту пору не было дома. Однажды утром моя золовка, которая жила на другом берегу залива, передала мне с одним парнем, проезжавшим мимо моего дома верхом на лошади, просьбу одолжить ей немного керосину для лампы. Эту лампу она всегда ставила на окно, когда ее муж уходил в море ловить рыбу. Она обещала вернуть мне керосин, как только достанет. Парень должен был заехать ко мне на обратном пути, чтобы отвезти керосин золовке, но он так и не заехал, а может быть, совсем и не возвращался назад. Часов в пять вечера я уже начала беспокоиться — я хорошо знала, что если у моей золовки не будет к вечеру керосина для лампы, то к полуночи у нее может не быть мужа. И я сказала себе: «Я во что бы то ни стало должна доставить ей керосин». Конечно, я не знала, что может случиться, но выход был только один: сесть в лодку и отвезти керосин золовке. Обойти по суше залив было невозможно — не хватало времени. Но беда в том, что я так же умела управлять лодкой, как вы, моряки, умеете крахмалить белье. Однако размышлять долго не приходилось. Я налила в жестянку галлон керосину, чтобы ей хватило надолго, пошла на берег залива, отвязала лодку, поставила в нее жестянку, села сама и оттолкнулась от берега. Когда я уже находилась примерно в четверти мили от берега…

— Сударыня, — прервал ее капитан Бэрд, — вам пришлось грести или у вас была парусная лодка?

Вдова с минуту смотрела на капитана.

— Нет, — сказала она. — Я не гребла. Я забыла захватить из дому весла. Да они мне были и не к чему — я не умела грести, и если бы лодка была с парусом, то я тоже не знала бы, что с ним делать. Я просто пользовалась рулем, и лодка шла прекрасно. С рулем я знакома с детства и знаю, как им править. Взявшись за ручку руля, я просто вертела ее из стороны в сторону, и лодка быстро двигалась вперед, и я, знаете…

— Сударыня! — воскликнул капитан Бэрд, и все его товарищи вынули трубки изо рта.

— Да, вот таким способом я плыла в лодке, — продолжала вдова, не останавливаясь ни на минуту. — Большие пароходы двигаются с помощью винта, а я заставила таким же способом работать руль, и все шло как нельзя лучше. Но когда я уже была в четверти мили от берега, внезапно разыгрался страшный шторм. Где-то над морем пронесся тайфун или циклон, и в залив катились волны вышиной с дом; они ударялись о берег и откатывались назад, в море. Встречая по пути новые волны, катившиеся из моря, они с невероятной силой и грохотом сталкивались и разбивались одна о другую. Лодчонку мою носило по волнам, как пушинку ветром; когда она носом налетала на волну, корма повисала в воздухе, и тогда руль вертелся и жужжал, как сепаратор без молока. Гремел гром, сверкала молния, и три морские чайки, напуганные так, что глаза у них вылезали на лоб, спустились на лодку и уселись на ней, забыв в эту страшную минуту даже о том, что человек — их заклятый враг. В кармане у меня было несколько сухариков — я прихватила их на случай, если мне захочется перекусить, когда буду плыть, — и я раскрошила эти сухарики и покормила несчастных птиц. Потом я стала обдумывать, что мне делать дальше, так как положение становилось хуже с каждой минутой, — мою лодчонку так швыряло, кружило и бросало то на один бок, то на другой, то вперед, то назад, что уже давно была бы в воде, если бы не держалась изо всех сил за руль. И тут я вспомнила о жестянке с керосином, но уже, собираясь вытащить пробку, вдруг почувствовала угрызения совести: «Неужели я вылью этот керосин в море и этим погублю мужа моей золовки?» Но потом я утешила себя тем, что весь керосин ей сегодня не потребуется, а на другой день она, быть может, достанет, и вылила примерно стакан керосина в море. Если бы вы, моряки, только видели, какое необыкновенное действие оказал этот керосин! В три секунды — и не больше как в пять — вода вокруг моей лодки, площадью примерно с хороший двор, стала гладкой как стол, прозрачной как стекло и настолько соблазнительной на вид, что три чайки тотчас выпрыгнули из лодки и начали плавать вокруг, чистить свои перышки и глядеться в прозрачные глубины, хотя должна сказать, что одна из них сильно поморщилась, когда окунула клюв в воду и отведала керосину. Теперь я могла спокойно посидеть в лодке и отдохнуть посреди бушующего моря. Это казалось каким-то чудом: вокруг меня ревели и вздымались волны выше крыши вот этого дома; их верхушки, сталкиваясь, закрывали хмурое небо, которое раздирали беспрерывные вспышки молнии, а гром грохотал так, что заглушал рев моря. И не только над головой и вокруг меня творилось такое, что страшно было посмотреть, но и подо мной не лучше. В лодке была дыра шириной в ладонь как раз у меня под ногами, и сквозь эту дыру я смотрела на дно и видела там…

— Сударыня! — воскликнул капитан Бэрд, и его рука, державшая трубку, упала на колени, и тотчас руки остальных трех моряков, державшие трубки, упали на колени.