Искатель. 1964. Выпуск №4 - Страница 43

— Гм! — сказала она. — Это, видно, моряки. Я их сразу узнаю. Моряки всегда правят лошадьми так, как они привыкли управлять судном. Они поворачивают то в одну сторону, то в другую.

— Мистер Дэккет не любил моря? — в трехсотый раз спросила Дорка.

— Нет, не любил, — ответила вдова примерно в двести пятидесятый раз. Бывали случаи, когда она не находила нужным отвечать, считая этот вопрос лишним. — Он ненавидел море и утонул в нем, доверившись моряку, чего я никогда не делала и не сделаю. Но они как будто едут прямо сюда?

— Как пить дать! — сказала Дорка.

Она не ошиблась.

Тележка остановилась перед домом миссис Дэккет. Женщины застыли, положив руки на колени и глядя на мужчину, правившего лошадью.

Это был пожилой мужчина с седеющими волосами и такой же бородой, которая развевалась при легком бризе.

— Здесь живет вдова Дэккет? — спросил он громким, грубым голосом.

— Да, это я, — отвечала вдова и, положив вязанье на скамейку, направилась к воротам.

Дорка, в свою очередь, положила вязанье и тоже прошла к воротам.

— Мне сказали, — начал пожилой мужчина, — что дом вдовы Дэккет — единственное место, где могут покормить. Мы моряки, держим путь с залива до Коппертауна. Это еще около восьми миль отсюда, а мы уже изрядно проголодались.

— Ну, вы попали туда, куда надо, — сказала вдова. — Я могу покормить, когда есть продовольствие в доме и все под рукой.

— А как у вас сегодня? — спросил моряк.

— Сегодня есть все, — отвечала вдова. — Привяжите лошадь и заходите в дом. Вот только лошади нет ничего.

— Неважно. У нас есть с собой кое-что…

Женщины отправились на кухню и тотчас принялись за приготовление обеда, который сулил им доллар наличными.

Моряки, все пожилые, вылезли из тележки.

Они достали ящик поломанных морских галет и поставили его перед лошадью, и та с большим усердием принялась за еду.

После того как моряки вымыли лицо и руки у насоса на заднем дворе и вытерли их двумя полотенцами, принесенными Доркой, они вошли в столовую и уселись за стол. Миссис Дэккет заняла место в одном конце стола с достоинством, свойственным хозяйке дома, а Дорка — в другом конце, с достоинством, свойственным верной «последовательнице» хозяйки. Прислуживать не приходилось — все яства и напитки стояли на столе.

Когда все четыре моряка наелись до отвала, старший из них, капитан Бэрд, отодвинул назад стул, и тотчас отодвинули свои стулья и остальные.

— Сударыня, — сказал капитан Бэрд, — мы покушали вдоволь и весьма вам благодарны, но наша лошаденка еще не успела отдохнуть, а нам ехать еще целых восемь миль, и потому, если вы и эта славная дама не будете возражать, мы не прочь бы провести полчасика вон на той веранде и покурить. Я смотрел на эту веранду, когда входил в дом, и думал, как хорошо было бы посидеть здесь и выкурить трубку!

— Тут уже не раз раскуривали трубки, — сказала вдова, вставая, — можно и еще раз. В доме я курить не позволяю, но на веранде сколько вашей душе угодно.

Итак, четыре капитана вышли на веранду, двое из них уселись на скамейке по одну сторону двери, двое — по другую, и тотчас все четверо задымили трубками.

— Будем убирать со стола и мыть посуду или подождем, пока уедут? — спросила Дорка.

— Подождем, пока уедут, — сказала вдова. — А сейчас мы можем немного с ними поболтать. Когда моряк зажигает трубку, он всегда рад поболтать, но когда он ест, ты не вытянешь из него и слова.

Не считая нужным спрашивать разрешения, так как она была хозяйка дома, вдова Дэккет принесла стул и поставила его в коридоре около двери, а Дорка принесла другой и села рядом с ней.

— Вы все — моряки с залива? — спросила миссис Дэккет, и этим начался разговор; спустя несколько минут он достиг той точки, когда капитан Бэрд счел нужным заметить, что много необычайных приключений случается с моряками, много такого, чего людям, живущим на суше, и во сне не приснится.

— Можете припомнить хоть одно из таких приключений? — спросила вдова, и Дорка тут же сложила руки в ожидании.

При этом вопросе каждый из моряков вынул трубку изо рта и потупил глаза. — Приключений на море пришлось нам испытать немало, — сказал капитан Бэрд. — Об одном из таких приключений я могу рассказать.

— Очень хотелось бы послушать, — сказала вдова.

— Со мной и моими товарищами еще не случалось ничего такого, чего нельзя было бы назвать правдой, — сказал капитан Бэрд. — Сначала я расскажу о том, что случилось со мной. Как-то раз я плыл на китобойном судне, как вдруг на нас налетел громадный кашалот. Как разъяренный бык, ударил он головой о корму и пробил ее насквозь. Голова и туловище наполовину вошли в корпус судна. Трюм почти целиком был загроможден пустыми бочками, и когда эти бочки кашалот превратил в щепы, для него оказалось вполне достаточно места. Сначала мы думали, что наше судно минут через пять наполнится водой и пойдет ко дну и уже приготовились спускать шлюпки, но оказалось, что шлюпки нам совсем не нужны: как только вода поступала в трюм, кашалот ее выпивал и через два дыхала сверху, на голове, фонтаном выпускал ее. И так как над головой у него был открытый люк, то вся вода попадала обратно в море; кашалот работал так день и ночь, откачивая воду, пока мы не бросили якорь у острова Тринидад. И надо сказать, что кашалот помог нам намного быстрее пройти длинный путь, — он все время работал своим мощным хвостом, который, находясь в воде, действовал наподобие винта. Надо полагать, что подобной штуки никогда не случалось ни с одним китобойным судном, — закончил свой рассказ капитан Бэрд.

— Я тоже думаю, что этого ни с кем еще не случалось, — сказала вдова.

Капитан Бэрд посмотрел на капитана Сандерсона. Тот вынул трубку изо рта и сказал, что за все время своих кругосветных путешествий ему никогда не приходилось видеть ничего настолько необычайного, как то, что случилось с одним громадным пароходом, на котором он находился. Пароход этот в густом тумане наскочил на остров. Все на борту думали, что пароход разбился, но у этого парохода были двойные винты, и он шел с такой быстротой, что опрокинул остров вверх дном и проплыл над ним.

— Теперь мне часто приходится слушать, что моряки, плавающие в этих широтах, видят корни деревьев и подвальные этажи домов.

Капитан Сандерсон снова сунул трубку в рот, а капитан Бэррис вынул свою изо рта.

— Однажды я плыл на судне, груженном обелисками, — начал он. — Судно это совершало регулярные рейсы между Египтом и Нью-Йорком. На борту находился громадный обелиск. Обелиски обычно перевозят так: в корме судна пробивают дыру и в нее всовывают обелиск, тупым концом вперед. Обелиск, который мы везли, протянулся почти во всю длину судна, от кормы до носа. Мы уже дней десять находились в плавании, шли при сильном встречном норд-осте, машины работали полным ходом, как вдруг впереди показались буруны. Капитан сразу понял, что мы можем сесть на мель. Если бы на борту не было обелиска, мы, конечно, могли бы проскочить через мель, но судно наше слишком глубоко сидело в море.

Через какие-нибудь пятьдесят пять секунд мы должны были потерпеть кораблекрушение. Но капитан не растерялся: он приказал дать полный ход, и мы врезались в землю. Судно остановилось так внезапно, толчок был так силен, что обелиск бросило вперед, он проскочил через дыру в носу и упал в море. Как только обелиск свалился в воду, пароход стал настолько легким, что всплыл над подводными камнями, и мы легко прошли через мель. Когда пароход врезался в землю, от толчка один матрос свалился в воду. Заметив, что недостает одного человека, мы вернулись назад и быстро нашли его. Дело было так. Когда обелиск свалился в море, его нижний конец, толстый и тяжелый, сразу опустился на дно. Коснувшись дна, он принял стоячее положение, на пять с половиной футов выдаваясь над водой. Свалившийся за борт матрос поплыл на обелиск.