Искатель. 1963. Выпуск №2 - Страница 18

— Гемфри, — вскрикнул Мэтью. — Зачем? Черт, какая глупость!

Йилд лежал, неловко скорчившись, а голос его жил, гремел над мертвым телом: «Выводите из домов детей, больных, стариков…»

А где же Бетти, знает ли она? Трое детей… Как это он не пожалел жену? И почему, с какой стати? Ошибся в расчетах, боялся суда? Значит, катастрофа неизбежна, предотвратить ее нельзя?

На столе что-то белеет… Записка? Мэтью потянулся, решился переступить через тело, схватил бумагу:

«Дорогие друзья, сограждане, соседи! Я ухожу из жизни потому, что мне горько и стыдно, невозможно смотреть вам в глаза. Поверив в проект Александра Грибова, не разобравшись в его расчетах, я стал соучастником великого преступления, виновником ваших бедствий. Ауриция, прости меня! Бетти, прощай! Молись за мою грешную душу. Воспитай детей христианами. Когда они вырастут, расскажи им правду о несчастном отце, пусть не проклинают глупца, который вызвал катастрофу по доверчивости».

Мэтью несколько раз перечитал странное письмо, никак не мог уловить смысла. Йилд считал себя виновником катастрофы. Какой?

И вдруг Мэтью понял все: это не самоубийство! Он стоял ошеломленный. Кому-то нужно землетрясение, кто-то хочет извлечь выгоду из катастрофы. Йилда купили или запугали, уговорили взять на себя вину, ему продиктовали эту записку, обещая покой, безопасность, наверное, и богатство… в далеких странах. А потом обманули, убрали. Сделали это умело — за час или два до катастрофы. Все было принято в расчет: кругом паника, дома опустели, быть под крышей небезопасно. Никому и в голову не придет ломиться в запертый дом. Даже такую деталь учли: после землетрясений бывают пожары от замыкания проводов, и чтобы тело Йилда не сгорело вместе с посмертной запиской, выключили свет. Одного убийцы знать не могли: что Мэтью едет сюда и что у него в машине ключ от дома Йилдов.

… Королевский гамбит был излюбленным началом «уранового короля» Джона Джеллапа.

Гамбит, как известно, заключается в жертве пешки на f4. Пешка отдается для того, чтобы развить атаку.

…Что делать?

Йилд убит, провода оборваны, кто-то готовит катастрофу. Звонить в штаб? Но, может, именно, там, в штабе, сидят преступники, тот же Тичер, бестолковый или притворяющийся бестолковым. Может, он и есть главная пружина? Нарочно приказал не звать себя к телефону, чтобы Мэтью не мог отменить его преступных распоряжений…

В полицию? Но шеф в поле пережидает землетрясение, у телефона в лучшем случае сидит дежурный, не имеющий права решать, не имеющий права отлучаться.

Телеграфировать губернатору? Самому президенту?

Поздно! Поздно!

Тридцать восемь минут осталось. Мэтью заставляет себя не волноваться, подумать как следует.

«Что, собственно, может сделать Тичер вредного? Взорвет снаряды раньше времени? Никакой от этого катастрофы не будет. Взорвет не все снаряды? И так ничего страшного не получится. Взорвет больше, чем надо? Не могли ему дать без счета лишние бомбы! Да, но в записке Йилда написано точно: «вызвал катастрофу». Как можно вызвать катастрофу? Ага, понятно! Тичер взорвет сначала скважины второй очереди, он уничтожит те гранитные массивы («шипы», «зубья», — говорил Грибов), на которых держится сейчас Ауриция. Тичер изменит последовательность взрывов и вместо того, чтобы оттянуть землетрясение, ускорит его. И сделает это на западных скважинах — «Сона», «Сона-бис», «Рэйс», «Седар».

«Сона-бис» в шести милях отсюда. Туда можно успеть!

Тридцать семь минут оставалось.

Мэтью кинулся к машине, дверцу захлопнул уже на ходу. Выскочил на дорогу. Скорее! Асфальтовая лента, шипя, ложилась под колеса. Солнце уже зашло, на небе багровели облака, малиновыми зеркалами блестели пруды, листва была ржавой, трава — ржавой, а тени бордовыми. Но ландшафт уже не казался Мэтью живописным, лиричным и мирным. Все красное, как будто кровью налитое! Кровью Йилда… и многих еще, тех, кто погибнет через…

Тридцать три минуты… тридцать две минуты!

Маленький городок на пути. На улице табором расположились семьи. Детишки снуют на асфальте.

— Куда несешься, проклятый?! С ума сошел? Здесь дети!

Двадцать девять минут! Целых три минуты потеряно в этом столпотворении.

Дамба через болотистую низину — прямая как стрела. Машина рвется вперед, даже спрыгивает с неровностей. Впереди малиновая гладь залива, эстакада, вышка, баки.

Без двадцати пяти минут семь.

И вдруг:

— Стой, кто идет?

У самого въезда на эстакаду ворота. Когда они тут появились? И солдат, сдернув автомат, кричит неистовым голосом:

— Стой! Сдавай назад! Нельзя!

— Эй, слушай, я Мэт, я Мэтью — я главный инженер.

— Не знаю никаких Мэтов. Отойди, стрелять буду!

— Позови мне Джека Торроу!

— Не знаю никаких Джеков.

— Ну, позови офицера!

— Не велено звать никого до семи часов. Отойди, стрелять буду!

Мэтью старается взять себя в руки:

— Слушай, парень, ты пойми: я главный инженер. Я приехал, чтобы предупредить землетрясение. Есть преступники, которые хотят катастрофы, Я не могу ждать до семи, в семь будет уже поздно.

— Отойди, стрелять буду!

Двадцать две минуты осталось. Куда мчаться? Где разыскивать телефон, как связаться с Джеком Торроу?

— Парень, ну пойми ты своей головой, я людей спасти должен. Ты из-за своего упрямства погубишь тысячи. На твоей совести будет.

— Стой, не подходи!

Мэтью пробует кричать, но вышка на островке, длина эстакады метров триста. Если даже крики и доносятся туда, никто не обращает внимания. Мэтью садится в машину, опять выходит, придумывает какие-то убедительные слова:

— Слушай, солдат, позови ты своего начальника, он разберется.

— Не велено до смены. Стой, не подходи! Девятнадцать минут осталось.

Выхода нет. Без восемнадцати минут семь. Мэтью достает большой блокнот, печатными буквами пишет:

Расчет простой. Солдат выстрелит и убьет Мэтью. На выстрел кто-нибудь прибежит, прочтет записку. За четверть часа можно отключить скважины.

— Ну, стреляй!

Выставив блокнот, Мэтью идет на солдата. Тот вскидывает автомат, черная дырочка смотрит в упор. Мэтью видит молодое лицо солдата, веснушчатое и розовое, видит его глаза, страшно испуганные. Парню до смерти не хочется стрелять в живого человека. Но служба есть служба. Палец ложится на спусковой крючок. «Ведь выстрелит», — думает Мэтью и кричит:

— Стреляй же, черт тебя возьми!

Черный кружок становится громадным, заслоняет весь мир. Мэтью уже чувствует, как что-то острое и горячее проходит сквозь живот. Противное ощущение!

Хочется оказаться за тридевять земель отсюда, на Южном полюсе например. Но он делает шаг вперед. Он еще успевает обругать себя за больное воображение. Не придумал ли он сам все преступление? Йилд мог покончить с собой с перепугу. Землетрясение? Что там еще будет! Ведь он может остаться живым.

Но Мэтью делает шаг вперед, и еще, и еще…

— Стой же, стреляю! — голос солдата срывается на визг.

Сейчас выстрелит. Мэтью закрывает глаза.

Удары бича с присвистом. Короткое щелканье. Звон в ушах.

Мэтью останавливается, расслабленно свесив руки. Отдувается, стирает пот. Молодец солдат, сделал что требуется. Дал очередь в воздух.

Придерживая болтающуюся кобуру, бежит к воротам офицер. Мэтью слышит, как солдат оправдывается плачущим голосом:

— Сумасшедший какой-то! Лезет на ворота, обезумел со страху. Никаких предупреждений не слушает.

— Я Мэтью, Патрик Мэтью! Вызовите мне мастера Торроу! Преступление! Угроза катастрофы!

Остается четырнадцать минут, когда Мэтью и Торроу рядом бегут по гулкому настилу эстакады. С Джеком легко. Он все понимает с полуслова.