Искатель. 1963. Выпуск №1 - Страница 24

А на флагманском бриге «Ревель» шло уже совещание всех командиров судов эскадры. Флагман капитан-лейтенант Селиванов бегал по каюте, вцепившись в волосы руками. Какой позор! Его эскадра бригов должна спешить в Средиземное море на соединение с русским флотом. В воздухе пахло порохом, русский флот, возможно, уже сражается с турецким, а его эскадре из-за бунтовщиков приходится стоять в Портсмуте, пропуская попутные ветры. А горше всего, что эта скандальная история происходит на глазах союзников — англичан! Что скажет «гордый Альбион», что скажет Европа?

В каюте флагмана, казалось, воздух раскалился от страстных споров и яростных, беспощадных слов. А на блокшиве было тихо. Сгущались сумерки. Матросы «Усердия» смотрели на огни эскадры. Что им ждать оттуда, какой новой напасти, какой новой лютой муки? И вернутся ли они на родную сторонушку? Ждут их впереди турецкие ядра, а может быть, и петля на ноке. Не шуточное дело затеяли!

Старый матрос, у которого два пальца были оторваны марса-фалом, тяжело вздохнул:

— Нет земли лучше нашей. Есть в чужих краях, к примеру, настоящий гриб? А у нас-то, господи! Белые, подосиновики, подберезовики, рыжики, волнушки. Эх, мать честная!

— А у нас лисичек, скрипиц, ну прямо диво! — взволнованно и радостно засмеялся вдруг молоденький матрос-первогодок. — Ведрами бабы несут! Ей-пра!

— Тихо, ребята! — крикнул кто-то из темноты. — Никак, к нам гребут?

Действительно, в темноте послышались ритмичные всплески весел. Так гребут только военные моряки.

— К нам. Ну, теперь держись, братва! — оттолкнулся от планшира старый матрос.

К блокшиву подвалил щегольской офицерский вельбот. Это сам командующий эскадрой капитан-лейтенант Селиванов приехал уговаривать мятежников. Матросы «Усердия» по команде своих унтер-офицеров выстроились во фронт и на приветствие Селиванова ответили заученным рявканьем: «Здрав… желам… ваш-скродь!..»

— Чем недовольны, ребята? Почему бунтуете, батюшку царя огорчаете? — ласково спросил командующий.

Молчание, Лишь слышно бульканье волны у борта блокшива.

— В молчанку будем играть? — построжел Селиванов.

— Дозвольте, вашскродие, жалобу принести от всей команды, — выступил на шаг из строя старый матрос.

Селиванов окинул его быстрым, внимательным взглядом. По всей повадке виден лихой матрос, отчаянный марсовый, крепивший паруса на ноке, на самом конце реи. Сутулый, мощный, как якорная лапа. «Основательный» матрос, из «баковщины»! Голова его была обмотана тряпицей, пропитанной почерневшей кровью.

— Что у тебя, служба, с головой? Упал, что ли, или снастью стукнуло? — кивнул Селиванов на голову матроса.

— Никак нет! — Брови магроса задрожали от сдерживаемой ярости. — Его высокородие капитан-лейтенант Кадьян стукнули. А в руке у него была трубка зажавши. Когда же конец этому будет?

— Уберите от нас Кадьяна!.. Иначе не вернемся!.. Здесь останемся!.. Довольно измываться!.. — закричали из строя.

Селиванов сорвался, затопал ногами, забрызгал слюной:

— Я вам не Лазарев! Нянчиться с вашим братом не буду! Расстреляем подлецов! Через час всем быть на бриге! А не то!..

Даже в пристрастном своем рапорте № 545 от 15/Х 1827 года Селиванов не объясняет, что он подразумевал под этим «не то», но легко можно вообразить, какой зловещей угрозой прозвучали его слова. И бунтовщики поняли, что их всего лишь кучка безоружных людей против целой эскадры.

Вечером, собравшись в трюме на последний совет, они услышали гребки многочисленных весел, затем раздалась команда: «Крюк!.. Шабаш!..» — и мягко стукнули багры, вонзившись в корму блокшива. Это пришли большие, двадцативесельные баркасы, чтобы перевезти матросов на бриг. И тотчас вспыхнуло кроваво-красное пламя. Это эскадра зажгла фальшфейеры, сигнал к открытию пушечного огня. Думал ли Селиванов действительно обстрелять блокшив — неизвестно, но этот зловещий сигнал отнял у бунтовщиков волю к сопротивлению. Поздно вечером 14 октября матросы «Усердия» поднялись на палубу своего брига. Они были мрачны и подавлены. Со шканцев на них смотрел, злорадно улыбаясь, Кадьян…

А очень скоро команда «Усердия» отличилась в Наваринском сражении. Матросы брига сражались бесстрашно, самоотверженно, с высоким боевым искусством Видимо, поэтому резолюция Николая I на рапорте о бунте команды «Усердия» была «весьма мягкой»: «Надо будет взять строжайшие меры, чтобы подобное сему не повторялось. Дело страмовское, и видно, что начальники поступили, как дураки, не расстреляв подлецов. Определение меры наказания бунтовщикам поручаю командующему Средиземноморской эскадрой адмиралу Гейдену». А тот нашел возможным дело «предать забвению», приписав бунт «невежеству матросов и незнанию ими своих обязанностей».

Но через два месяца новый бунт, вспыхнувший на глазах самого адмирала, доказал ему, что дело не в «незнании матросами своих обязанностей».

Трехдечный стодвадцатипушечный корабль «Александр Невский». Художник вывел его на передний план картины, а кажется, он сам вырвался вперед, слегка накренившись подветренным бортом и развевая усы белой пены под острым носом. От всего облика корабля, от изящных обводов его корпуса, от туго наполненных ветром белоснежных парусов, гротов, бизаней, стакселей, лиселей, бомбрамселей, в четыре яруса поднятых на высоких, чуть подавшихся назад мачтах, веет романтикой моря, поэзией ушедшей эпохи парусного флота.

…20 декабря 1827 года. Валеттский рейд на острове Мальта. На рейде русская эскадра, разгромившая два месяца назад у Наварина турецко-египетский флот.

Глухая ночь. На кораблях пробили две двойные склянки. Два часа пополуночи. Самая трудная и неприятная для моряка «собачья вахта». Эскадра спит, охраняемая вахтенными.

Вдруг между спящими судами несется стрелой легкая шлюпка-двойка. От разгона сердито журчит под носом вода.

Лишь у флагманского линейного корабля «Азов» двойка затормозила, и стала приваливать к левому борту.

— Кто гребет? — встрепенулись вахтенные на флагмане.

— Офицер с корабля «Александр Невский»! К адмиралу! Поднявшись на палубу, прибывший офицер взволнованно доложил вахтенному начальнику:

— Господин лейтенант, я мичман Стуга с «Александра Невского»! У нас на борту бунт. Разбудите адмирала!..

Когда встревоженный, полусонный вице-адмирал Гейден вошел в кают-компанию, там уже расспрашивал Стугу начальник штаба эскадры контр-адмирал Михаил Петрович Лазарев.

— Причина бунта вам известна?

— Никак нет! Казалось бы, должны быть всем довольны. Прекрасно кормим команду, обращение офицеров с нижними чинами тоже… прекрасное.

«Врешь, мичман! — думал Лазарев. — Ни с того ни с сего матросы не взбунтуются».

Ночь связывала адмиралу Гейдену руки. И только рано утром, еще до подъема флага, адмирал со всем своим штабом отправился на «Александр Невский». Мятежный корабль внешне ничем не отличался от других кораблей эскадры. Во всем виден порядок: убранные паруса вытянуты на реях по ниточке, выбрана слабина на вантах, штагах и брасах, не провисает якорная цепь, блестит на солнце надраенная медь. Но что за странные звуки несутся а корабля? Адмирал приказал: «Суши весла!» — и в наступившей тишине тревожно прислушался. На мятежном корабле пели хором. С торжественной медлительностью выводили басы:

Песню подхватили с отчаянной удалью подголоски:-

По знаку адмирала гребцы снова опустили весла в воду. С корабля заметили адмиральский вельбот, и песня оборвалась на полуслове.