Искатель. 1962. Выпуск №4 - Страница 37

Допрос был долгим. Напротив Громова сидел худенький, узкоплечий мальчишка с жидкими бровями на болезненно-бледном лице. Набриолиненная темная голова, тщательно подбритые усики.

— Ну, ты кто? — спросил Громов.

— Как кто?.. — смешался Кочин.

Громов положил на стол фамильный рубль:

— Из членов этой императорской фамилии?

Ромка молчал.

— Хорошо, — сказал Громов. — Тогда скажу я. Если я буду в чем-то неточен, ты поправишь меня. Вы — то есть Редькин — «Император», Виктор Меднов — «Наследник» и ты, так сказать, «Великий князь» — Вэка, объединились в шайку; под руководством Редькина убили сторожа на Смоленском кладбище, украли Мадонну и продали ее бывшему графу Келлеру, который приехал из-за рубежа. Опять молчишь?

— Нет-нет! — вскрикнул Ромка. — Я не молчу! Просто вы же сами сказали, чтобы я поправил вас. Можно?

В эти короткие секунды Громову показалось, что все рушится. Неужели ошибка?

— Понимаете, — заговорил Ромка, — иностранца зовут Эллис. И самое главное — я не убивал. Честное слово, не убивал!

«Врет или правда?» — подумал Громов.

И, словно угадав его мысли, Ромка сказал:

— Правда.

— Хорошо. Где найти Меднова? — спросил Громов.

— Этого я не знаю. Он никогда о себе не говорил. «Наследник» — и все. Он говорил: «Кличка — щит вора». Случайно знаю, что он еще и Витька. Проболтался по пьянке.

— Так… Келлера видел?

— Вы хотите сказать — Эллиса? Того, кто Мадонну купил?

— Да, купил. Но его зовуг Келлер,

— Может быть… Я знал его как Эллиса. Вернее, слышал о нем. От Витьки. Эллис — иностранец. Памятниками интересуется. А Редькин и Витька, считайте, около года этими делами промышляют: иконами спекулируют, ангелов с заброшенных могил тащат. Эх!..

Ромка выругался и, спохватившись, умоляюще посмотрел на Громова.

— Простите, гражданин следователь, накипело. Редькин меня всегда обманывал. Человеком не считал.

Громов смотрел на- Кочина и думал:

«Какой парадокс — Редькин не считает его человеком! Редькин сам — пародия на человека и, надо же, не считает!.. Поймет ли Кочин, как это гнусно? Как объяснить ему?»

И Громов сказал:

— Послушай, Роман… Вот ты про Антона Шелестова книжку читал… Зачем?

— Я… Я совета искал. Разве о таком у людей спросишь? Ведь преступник я… Соучастник или как там… — вздохнул Ромка.

— Ну, и получил ты этот совет? — спросил Громов.

— Получил. Ведь как я жил? Отец все время в плавании. Дома одна бабка. Глухая. А матери нет… Батя другой раз хорошие вещи привозил. Вот я и позарился — во дворе у нас в очко играли… Ну и вышло дело. Проиграл вещи. Отец вот-вот приедет. А помощи-то ждать неоткуда…

— Ну и кто помог?

— Редькин помог… Сижу однажды в сквере. Подсел он. Интеллигентный вроде на вид. «Сохнешь?» — говорит. Излил я ему душу, пропади он пропадом! Ну, пошли. Напоил он меня. Денег подарил. За будущее. С того раза и пошло…

— А товарищи твои? Что ж, у тебя товарищей нет?

— Были, — вздохнул Вэка. — Только все они делом заняты. Кто в техникуме, кто на заводе, а кто уехал на стройку. Прислал мне один письмо. Хорошее такое письмо… Склад у них там загорелся. Три часа из огня не вылезали — спасли. Теперь герои, с медалями. Даже не верится, что в одном дворе жили когда-то! Прочел — и чуть не заплакал: мне бы к ним… Весь этот год, что с Редькиным да Витькой, спокойно заснуть не мог. Соседка постучит, а чудится — пришли, заберут… В парке с девушкой гуляешь, пойдет кто сзади — опять думаешь про то же: за тобой. Так и ждешь, что скажут: «Кочин? Следуйте за нами…»

— Ну что ж, Кочин, — сказал Громов, — вот я и пришел за тобой. Эх, парень, парень!.. А ведь если вглядеться, вокруг — хорошие люди, и жизнь хорошая… Уж теперь это я тебе от души говорю: мы тебя вглядеться заставим!

— Я все расскажу. Все до конца.

— Говори…

— Как украли памятник, я не знаю, хотя на «дело» меня брали. Пока они на кладбище возились, я их в машине ждал. У Редькина прокатная «Волга» была.

— Куда отвезли Мадонну?

— Мы доехали до моего дома… Они меня высадили. Редькин дал тридцатку. «Напейся, — говорит, — и забудь».

— Почему так много?

— Плата за страх, — усмехнулся Кочин, — и за молчание. Больше ничего не знаю про А4адонну…

— А не про Мадонну? — спросил Громов.

— Деньги. Я знаю, где они хранятся. Я хотел их украсть. Назло.

— Разве можно украсть деньги из сберкассы?

— Что вы! Разве стали бы они сдавать в сберкассу! Ведь в случае ареста денежки-то тю-тю! Дайте закурить.

Ромка торопливо втянул в себя дым, закашлялся и, вытирая выступившие на глазах слезы, быстро зашептал:

— Я подкарауливал их каждый день и тихонько шел следом. И накрыл их. От Редькина они вышли с чемоданом, сели в машину и поехали. Я следом. На такси. Поехали к Гатчине. Не доехали самую малость — вижу, остановились, вышли. Я такси отпустил. Рисковал, конечно, а что оставалось делать? На обочину и по кустарнику — к ним. Ну, и увидел. Много! В чемодане.

— Чемодан взял?

— Куда мне с ним!.. Запомнил место — и все.

— Покажешь?

— Да.

…Когда увели Ромку, Громов снял трубку и попросил подготовить к выезду оперативную машину. Через минуту на пороге появились сотрудники оперативной группы. Кто-то сказал:

— Ну и вид у тебя, Громов! Может, домой? А мы уж как-нибудь сами?

— Спасибо, ребята, — улыбнулся Громов. — Только поедем вместе. Слишком долго ждал я этого выезда…

Встал, снял со шкафа небольшой чемодан. Смущенно улыбаясь, сунул в него надувную подушку и свернутое одеяло.

— Вот, санаторий себе тут устроил. На обратном пути подбросите домой. Идет?

Расследование преступления — это борьба, столкновение двух миров. В этом столкновении побеждает тот, кто больше знает, больше умеет, а главное — больше верит. Верит людям, верит в успех, верит в правоту своего дела…

Эти не верили никому — даже самим себе.

Их было двое в маленькой, убогой комнате.

Рябой мужчина в бежевом берете с длинным хвостиком стряхнул пепел с сигареты и зло рассмеялся.

— В такой момент — и вдруг каюк «Императору»…

Горбоносый парень презрительно усмехнулся.

— О себе в третьем лице заговорил, Редькин? Плохой признак…

— Олух ты… Рубль-то наверняка в милиции.

— Ну и что?

Редькин в сердцах топнул ногой.

— Ведь этот рубль редкий, понял? Докопаться могут!

— Ну, а если так… Будет вашему величеству плаха!

— Ну? — удивился Редькин. — А вашему высочеству — через колоду от меня…

Горбоносый слегка побледнел.

— Не-ет… В безвыходные положения я не верю. Слушай… Надо найти другой рубль. В случае чего — отопремся: ничего не знаем — вот он, наш рубль! Кстати, сколько он стоит? Сколько готовить?

Редькин мечтательно завел глаза.

— По дореволюционному каталогу — сто пятьдесят рублей. Пятнадцать золотых десяток. Вот и смекай. Да кто нам его продаст — их же всего четыре штуки в городе…

Вернувшись от Редькина, Виктор долго слонялся по комнате. Пытался читать и не мог, хотел уснуть — тоже не получалось. Заедала тоска… Мучительно потянуло в прошлое. Как и всегда, когда он думал о том, что его ожидает завтра.

…Совестью Витьки-«наследника» было его детство. Далекое, безвозвратно ушедшее, оно не оставило ничего, кроме пачки выцветших фотографий да небольшого кожаного мешочка с монетами. Он лежал на антресолях, в самом углу. И когда мать, перебирая старые вещи, задевала его, тихо звенел, словно жаловался на что-то. Иногда Витька слышал этот звон и подходил к лестнице. Взять и продать? Что-то удерживало его от этого… Но сейчас Витька забрался на антресоли. Достал кожаный мешочек.

Потом заперся в ванной и, сев на пол, высыпал монеты. Взял первую попавшуюся. Испанская пезета…

Задумчиво подбросил на ладони. Как это давно было — Черное море, «Артек», пионерский костер! И песня — торжественная, чуть тревожная: