Искатель, 1962 №2 - Страница 35

С 4 октября «Ленин» стал главной ударной силой в челночной операции в проливе Бориса Вилькицкого.

В полдень над атомоходом появился самолет «ЛИ-2». Это прилетел капитан-наставник ледокольной группы штаба проводки западного сектора Северного морского пути Герман Васильевич Драницын. Атомоход остановился. Сделав несколько кругов, крылатый разведчик промчался низко над кораблем и с точностью снайпера сбросил на капитанский мостик вымпел с картой ледовой обстановки в проливе и в море Лаптевых.

— Корабли ждут вашей помощи! — громко прозвучал по радио голос Драницына. — Желаю удачи!

Судно легко стронулось с места. Нос его чуть-чуть поднялся и сразу осел: белое поле дало трещину.

Капитан перевел ручки телеграфа: «Полный вперед!»

…Я новичок в арктических морях и, скажу честно, поначалу не очень-то интересовался тем, какие бывают льды. К тому же наш атомоход так легко с ними расправлялся. Непонятным только было иной раз, почему это капитан или вахтенные штурманы меняют курс, останавливают ледокол, а порой даже отходят назад: шли бы себе прямо. Однако именно здесь, в проливе Вилькицкого, привелось познакомиться мне с такими странными на первый взгляд терминами, как «водяное небо», «ледовое небо», многое узнать о льдах.

Помню беседы о ледовых плаваниях с Георгием Осиповичем Кононовичем, великим знатоком северных морей. Более двадцати лет провел он в Арктике: плавал, летал, ездил на собаках и оленях. В этот рейс Кононович был назначен капитаном-наставником. Есть на атомоходе такая должность. Наставник — это не учитель или строгий инспектор, а добрый советчик, помощник, если хотите — друг.

Дневную вахту на мостике Георгий Осипович нес обычно с 12.00 до 18.00. В тот раз атомоход проводил караван сквозь восьми-девятибалльный лед. Опять же следует объяснить: балльность определяется не толщиной льда, а тем, насколько покрыта им поверхность моря. Десять баллов — значит, все вокруг сплошь затянуто льдом.

Кононович в бинокль оглядел горизонт и скомандовал матросу:

— Лево руля!

Корабль сделал плавный доворот.

— Так держать!

— Есть так держать!

Теперь нос ледокола смотрел на темное туманное облако, смазывающее черту горизонта.

— Почему вы повернули атомоход именно в эту сторону? — полюбопытствовал я.

Кононович посопел потухшей трубкой и ответил, растягивая слова:

— Знамение северной природы! Глядите, справа горизонт чист — ясное белесое небо, — значит, там сплошные льды, а слева темно — это парят разводья, там вода. Отсюда и понятия: «ледовое небо», «водяное небо». Сама природа помогает нам, капитанам.

— Но ведь если искать воду, значит петлять, удлинять путь?

— На этот вопрос я отвечу вам старым изречением: «Длинный путь по чистой воде всегда короче короткого пути во льдах». И любое судно, даже ледокол, даже такой мощный богатырь, как наш корабль, всегда будет избегать встречи с тяжелым льдом и искать разводья. Мастерство полярного капитана в том и состоит, чтоб точно определять структуру льда и находить среди полей чистую воду.

Уже поздней, в рубке, библиотеке, в каюте капитана, у камина, который очень располагает к беседе, я пополнил свои познания в области льдов.

Коротко об этом.

Морская вода замерзает при температурах ниже нуля. Чем солоней вода, тем ниже температура ее замерзания. Лед начинает образовываться постепенно. Сперва появляются первичные кристаллы, имеющие форму очень тонких шестигранных призм. Они пресные. Скопление таких кристаллов на поверхности воды напоминает пятно жира на остывшем супе, и моряки называют его салом.

При дальнейшем охлаждении сало начинает смерзаться, и, если море спокойно, появляется прозрачная, как стекло, ледяная корка — нилас. Этот лед уже соленый. Если в это время идет снег, образуется мутный, белесоватый, непрозрачный и неровный лед — молодняк. При ветре и волнении нилас и молодняк разламываются на куски, которые, сталкиваясь, обивают друг другу углы. Тогда появляются круглые льдины — блинки. А стало тихо — они смерзнутся и образуют сплошной блинчатый лед.

На отмелях и у берегов лед образуется быстрее. Примерзший к берегу лед — это припай. В тихую и морозную погоду он растет очень быстро, а поднимется волнение — отрывается и уносится в открытое море. Так возникают плавучие льды. Если их площадь более одной морской мили, их называют ледяными полями. Между такими полями быстро образуется лед и в открытом море. Многолетние, толстые поля называются паком.

Атомоход захватил начало арктической зимы, и мне посчастливилось увидеть всю метаморфозу. Лед растет очень быстро и в толщину. Помню результаты замеров. При 25-градусном морозе за сутки лед прибавлял до трех сантиметров. С каждым днем ломать его было труднее.

А порой встречались одиночные толстые льдины, вставшие на дыбы и в таком положении вмерзшие в окружающее поле. Это ропак. Или торосы — ледяные валы, образующиеся при давлении ледяных полей. Иногда торосы достигают высоты в несколько десятков метров и представляют собой серьезное препятствие даже для самых мощных ледоколов.

Как-то под утро над белым горизонтом показался дым.

Это шел дедушка арктического ледокольного флота «Ермак». Сейчас его легко узнают по «чалме». Из всех ледоколов он один работает на угле и чадит. «Ермак» пробивался на запад, ведя за кормой пароход «Механик Бондик». «Механик Бондик» — 63-е судно, которое в эту навигацию тащит «Ермак» через льды пролива Вилькицкого.

Трогательна и символична эта встреча. «Ермак» — первый в мире арктический ледокол — радостно приветствовал гудком своего гиганта внука — первый в мире атомный ледокол.

Сразу вспомнился замечательный русский флотоводец и ученый адмирал С. О. Макаров, создатель «Ермака». Он считал возможным пройти на специальном корабле «к Северному полюсу — напролом!». Макаров верил, что это сделают его соотечественники.

— К полюсу напролом? — капитан атомохода Борис Макарович Соколов улыбнулся, когда я напомнил ему о мечте русского адмирала. — Что ж, это осуществимо. «Ленин» обладает достаточной мощью, чтобы пройти к полюсу.

— Так что ж?

— И пройдем, когда потребуется. Согласитесь, что ломиться к полюсу ради голой сенсации не имеет смысла. Другое дело — выполнить такой рейс с научными целями.

Корабли швартуются. Атомоход дарит «деду» несколько мешков картошки. Перехожу на палубу «Ермака». «Ленин» поведет караван к Карскому морю. Почти день можно погостить на борту ветерана Арктики.

Богатая биография у этого почитаемого всеми ледокола-работяги. Судну 63 года. В уютной кают-компании «Ермака» много картин, рассказывающих о его делах. Рисовали их сами моряки: гидролог Гаврилов, кочегар Самсонов. На одной из переборок — бронзовая грамота. В день пятидесятилетнего юбилея ледокол награжден орденом Ленина. А какие знаменитые арктические капитаны плавали на «Ермаке»: Воронин, Сорокин, Понамарев — тот самый, который стал потом первым командиром атомохода.

О своем родном судне больше всех может рассказать четвертый штурман Вячеслав Владимирович Смирнов. Он здесь с 1936 года, начинал с кочегара… Только один раз моряк надолго покинул борт корабля. Это было в войну, когда «Ермак» стал солдатом и курсировал от Ленинграда к Кронштадту, доставляя на остров снаряжение и боеприпасы. Во время прорыва арктической блокады Смирнов вместе с экипажем ушел на фронт. Лишь тринадцать человек вернулись обратно. После войны вместе с «Ермаком» Вячеслав Владимирович снова оказался в Арктике, которую любит так же беззаветно, как и корабль.