Исчезнувшая Луна (сборник) - Страница 10

Ветер свистел над Запретной Равниной и перекатывал в красном небе солнечные шары, а с вершины Бет Виты спускалась тьма.

На этот раз Сиран не испугался ее. Страх давно умер в его душе. Он вспомнил слова отшельника: «Суд. Идут Великие. Гибель и разрушение, тень через весь мир. Мрак и смерть». В его душе шевельнулось что-то забытое, далекое, но вскоре это ощущение исчезло. Он переступил через страх. Судьба надвигалась на Бет Виту, и он был лишь орудием судьбы.

Обманчивый блеск сланцев сбивал его с пути, камни срывались из-под его ног. Над Запретной Равниной царили ночь, холод и резкий, завывающий ветер. Вдалеке, над горизонтом, по небу растекалось красное сияние — отблеск моря, горевшего собственным огнем.

Сиран поднимался.

Солнечные шары гасли и вспыхивали вновь. Слабая рябь прерывистых лучей освещала пустошь жутким колдовским светом. Это мерцание было еще хуже, чем темнота, потому что напоминало последние биения умирающего сердца. Холод внутри Сирана был сильнее внешнего холода.

«Тень через весь мир, мрак и смерть».

Он поднимался на Бет Виту.

Камень был грубый и растрескавшийся, а Сирану и раньше приходилось лазать по горам. Он полз вверх сквозь холодные сумерки и пронзительный ветер, завывавший и бивший его тем сильнее, чем выше он поднимался.

Этот подъем плохо сохранился в памяти Сирана. Запомнилось ему только то, что очень много времени спустя он добрался до балкона и обессиленный повалился на каменную площадку.

Все тело невыносимо болело, сердце металось в груди, как лошадь в загоне, но это его не тревожило. Балкон был сделан человеческими руками, а за ним открывался путь в глубину горы.

Небеса вновь озарились светом, но не таким как обычно, а слабым и холодным.

Когда Сиран смог встать, он вошел в квадратный проход — прорубленный в живом камне Бет Виты, Горы Жизни.

Туннель вел прямо. Он освещался из невидимого источника мягким опаловым светом.

Затем коридор повернул под прямым углом и продолжился спиральным скатом вниз.

От него отходили новые коридоры, ведущие на разные уровни, но Сиран не обращал на них внимания: они были темные, и пыль веков лежала на их полу.

Все ниже и ниже. Долгий, долгий путь.

Тишина. Глубокое, непотревоженное молчание смерти и вечный камень — темные титаны, которые молча, не радуясь и не проклиная, следили за маленьким, яростным, суетливым муравьем-человечишкой.

Затем склон превратился в широкий с высокими потолками коридор, глубоко уходящий в чрево горы. Он закончился золотой дверью в двенадцать футов высоты. Она была искусно гравирована и инкрустирована символами, о которых Сиран слышал только в легендах: Хан-Йаяхам-Михины — Змея, Круг и Крест, сияющие огнем драгоценных камней.

А вверху, тяжело нависая над обеими створками двери, темнел КРЕСТ АНСАТА, символ вечной жизни, вырезанный из матового черного камня.

Сиран вздрогнул и задохнулся. На долю секунды им овладел давно забытый человеческий страх, и все же он положил обе руки на дверь и распахнул ее.

Он попал в маленькую комнату, увешанную гобеленами и тускло освещенную тем же матовым светом, что и коридор. На гобеленах можно было рассмотреть едва различимые изображения людей, животных, сцены каких-то неведомых сражений. Что-то до боли знакомое чудилось Сирану в этих картинах, знакомое и в то же время пугающе-чуждое.

На полу лежал ковер из шкуры существа, о котором Сиран никогда не слышал, — что-то вроде гигантского темно-желтого кота с темной гривой и большими сверкающими клыками.

Сиран осторожно прошел по этому ковру и отдернул тяжелый занавес, скрывающий половину комнаты.

Сначала он увидел только тьму. Тьма эта не казалась ему безграничной: впереди угадывалась стена, и каким-то шестым чувством Сиран ощутил объем этой темной комнаты. Он очень осторожно шагнул внутрь, и вскоре глаза его различили бледное пятнышко света, похожее на маленькую жемчужину, играющую в чьих-то пальцах.

Цыган и вор, Сиран производил не больше шума, чем тонкая струйка дыма, поднимающаяся над костром. По неразличимым во тьме широким плоским ступеням он поднялся наверх, и жемчужный свет стал сильнее. Перед ним стояла мягко фосфоресцирующая изогнутая стена.

Коснувшись этой стены, он резко остановился и застыл, пытаясь разглядеть, что за этой плотной молочной завесой.

На ложе, укрытом мехами и пестрыми шелковыми шалями, спал мальчик. Свет окутывал его со всех сторон. Он лежал нагой, небрежно раскинувшись. Кожа его была белой, как молоко, чуть окрашенной палевой теплотой света.

Он крепко спал. Можно было подумать, что он мертв, но при дыхании грудь его чуть заметно вздымалась. Голова мальчика была повернута к Сирану, рука подложена под щеку.

Густые кудрявые волосы, черные до синевы, падали ниже плеч на белый мех постели. Ногти на руках были в дюйм длиной.

Лицо казалось совсем мальчишеским, хорошее лицо, пожалуй даже красивое, с мягкими девичьими щеками и длинными темными ресницами.

Он выглядел спокойным, даже счастливым.

Чуть заметная улыбка озаряла его лицо. Мальчик улыбался своим счастливым видениям. И портило эту безмятежную картину что-то, чему Сиран не находил названия.

Тень. Нечто невидимое, неосязаемое, хрупкое, как протяжная нота пастушеского рожка, принесенная бродягой-ветром. Нечто неотвратимое, как смерть, готовая рухнуть скала. Сиран чувствовал это, и его нервы трепетали, как струны арфы.

И тут он увидел, что ложе, на котором спал мальчик, представляет собой КРЕСТ АНСАТА, вырезанный из черного камня.

Его перекладины тянулись из-под плеч спавшего, а виток окружал мальчишескую голову, как громадный нимб.

В ушах Сирана зазвучали отзвуки древних песен, шепот заклинателей, бормотание колдунов.

Бас Бессмертный всегда считался гигантом, под стать той горе, в которой он жил, и старым, поскольку бессмертие подразумевает долгие века жизни. Благоговение и страх проходили через эти легенды. В них чувствовалось детское желание сочинить сказку.

Но была и другая легенда — самая древняя, много древнее этих наивных рассказов.

Сиран, цыган и вор, носивший в себе музыку, как пьяница — вино, слышал ее в черных чащах Гипербореи, куда даже цыгане заходили редко. В этой легенде говорилось о Сияющем Юноше, пришедшем из Неведомого мира, который идет в красоте и силе, никогда не старится и несет в своем сердце такой мрак, какой человек и понять не может.

Сияющий Юноша из Неведомого мира. Спящий мальчик, окруженный живым светом.

Сиран завороженно смотрел на маленькую детскую фигурку. Он мог бы простоять здесь целую вечность, им овладело странное оцепенение, сердце его замерло, грудь тяжело вздымалась.

Наконец ему удалось стряхнуть с себя этот мрак, и он шагнул вперед, в свет.

Прозрачная опаловая стена не пропустила его. Думая о Маус, он сделал новую попытку, потом еще и еще, пока не убедился в тщетности своих усилий. Тогда он закричал.

Крик его разбился о светлую преграду и вернулся к нему гулким эхом, но спящий не шевельнулся, даже дыхание его осталось таким же ровным.

Сиран вновь вспомнил о Маус и в бессильном плаче упал на пол.

Вдруг стена исчезла.

Он не поверил своим глазам, он еще раз протянул руку, и рука его не встретила преграды. Тогда он бросился вперед, в темноту, и с размаху ударился о каменную перекладину креста. Вокруг него снова вспыхнул свет.

Только теперь свет изменился: он тускнел, мигал и переливался, как будто боролся за свою жизнь.

Как солнечные шары. Как небесный свет, несущий жизнь этому миру. Больное и бессильное сердце старика, последний взмах крыльев умирающей птицы..

Ужас охватил Сирана, колючим комком подкатил к его горлу, сдавил грудь, сковал тело мертвенным холодом. Сиран оглянулся..

Свет загорался, пульсировал и из последних сил пытался задушить его в своих объятиях, но время было упущено.

Сиран вновь почувствовал себя орудием судьбы, для которого настал назначенный час. Ему вспомнились слова андроидов: «Если мы закончим вовремя. Если не закончим, ничто не будет иметь значения».