Исчезновение - Страница 8

Или была не в состоянии до него дотянуться.

Куинси отогнал эту мысль. Рэйни никогда ему не верила, но убийство в Астории всерьез его обеспокоило.

— Итак, к чему мы пришли? — спросил Кинкейд. — По вашему собственному признанию, вам не известно, кто бы мог похитить вашу жену.

— Да. Хотя подождите… — Куинси нахмурился. — Во-первых, нельзя сбрасывать со счетов то, что преступление могло быть совершено незнакомцем. И потом, здесь масса других вариантов. Недавно Рэйни начала работать на общественных началах…

— На общественных началах?

— Она хотела стать адвокатом для приемных детей. Представлять их интересы в суде. Существует организация, в которую может вступить любой…

Кинкейд отмахнулся, прерывая его объяснения:

— Да, да, я об этом слышал. Значит, она собиралась помогать детям. В этом есть определенный смысл.

— Она уже начала свое первое расследование. Мальчик по имени Дуглас Джонс — обычно его зовут Дуги — заявил, что приемный отец избивает его. Если верить приемным родителям, Дуги все выдумал, потому что наконец встретил достойного противника — а стиль общения в этой семье и впрямь довольно жесткий. Должен добавить, что у Дуги длинный послужной список: воровство, жестокое обращение с животными, поджог.

— Сколько ему лет?

— Семь.

— Семь? — Кинкейд поднял бровь. — Вы хотите, чтобы я заподозрил в похищении семилетнего ребенка?

— Нет-нет, — запротестовал Куинси, а потом сдержанно добавил: — Хотя, наверное, пройдет немного времени и вы об этом вспомните. Рэйни отправили работать с Дуги. Она должна была раз и навсегда выяснить, говорит ли он правду или лжет, и соответственно представлять его интересы в суде или попытаться добиться улучшения отношений между ним и его приемными родителями. Отца зовут Стэнли Карпентер, ему тридцать шесть лет, работает на сыроваренном заводе. Известен тем, что может в одиночку поднять форму с сыром.

— Какой здоровяк!

— Да уж. Что интересно, на этом он и строит свою защиту. Если такой верзила, как он, ударит маленького мальчика — Дуги… то уже не придется гадать, было ли избиение. Патологоанатом в морге так и запишет.

Кинкейд рассмеялся:

— Самый безумный аргумент из всех, что мне доводилось слышать…

— В нем есть свой смысл.

— Да, есть. — Кинкейд снова повернулся к машине и задумался. Куинси достал телефон и нажал кнопку вызова. Рэйни по-прежнему не отвечала, из лесу не доносилось ни голоса, ни звонка. Это вселило в него слабую надежду.

— Она думает, все так и было? — спросил Кинкейд. — Стэнли бил ребенка?

— У нее имелись определенные сомнения. Но эти сомнения могли привести к официальному возбуждению дела, а для Стэнли…

— …в этом мало хорошего.

— Да.

— Значит, такой громила, — закончил Кинкейд, — вполне мог похитить женщину, пусть даже она и владела навыками самообороны. Если, конечно, у нее не было оружия.

— Если у нее не было пистолета.

— Ладно, — сказал Кинкейд. — Хватит. Здесь от нас никакого проку, пока не подсохнет. Нужно ехать.

— Можно мне с вами?

— Если будете держаться в поле зрения и пообещаете ничего не трогать.

— Я буду паинькой, — заверил Куинси. — Куда мы едем?

— Искать пистолет, разумеется. И если вы позволите, начнем с вашего дома.

Вторник, 07.32

Когда Куинси и Кинкейд сели в машину, солнечные лучи уже начали пробиваться сквозь облака — настолько густые, что утро почти ничем не отличалось от ночи. Весь ноябрь был таким — один бесконечный пасмурный день, изморось, то и дело перемежающаяся с проливным дождем.

Куинси так и не привык к орегонскому климату. Он был родом из Новой Англии, а стало быть, смирился бы с бодрящим морозцем — если бы, конечно, ему сопутствовало яркое зимнее солнце. Если честно, он не понимал, как это жителей Орегона не угнетают дождевые облака, висящие прямо над головой. Рэйни всегда говорила, что в ненастные дни ей хочется свернуться калачиком где-нибудь в уютном уголке. В последнее время Куинси в подобную погоду чувствовал себя так, словно бился головой о стену.

— И когда же вы с Рэйни расстались? — спросил Кинкейд. Судя по всему, он не любил тратить время на обмен любезностями.

— Я ушел из дому неделю назад, — кратко отозвался Куинси.

— Вы или она?

— Официально выражаясь, именно я расторг нашу связь.

— Вы подали документы на развод?

— Надеюсь, что до этого не дойдет.

Кинкейд фыркнул, и в его голосе прозвучал сарказм, когда он спросил:

— Вы это обсуждали?

— Нет.

— Хм… Вы на пенсии?

— Да.

Куинси понял, куда клонит Кинкейд. Как и всякий сотрудник ФБР, прослуживший двадцать лет, Куинси удалился на покой, находясь на полном государственном обеспечении. Подобных пенсионных программ мало. Особенно если учесть, что большинство отставных агентов ФБР еще достаточно молоды и могут продолжить работу в частном секторе. Это называлось «двойной игрой». Видимо, у Куинси она шла вовсю. Отсюда машина, дорогой костюм, собственный дом.

— Развод — дело дорогостоящее, — сказал Куинси.

— Хм…

— Вы спрашиваете не о том, сержант.

— А о чем я должен спросить?

— Люблю ли я ее.

— Любите? Вы ведь ее оставили.

— Да, оставил. Только таким способом, как мне показалось, я мог бы заставить ее бросить пить.

Они остановились на посыпанной гравием дорожке. Кинкейд круто повернул направо, шины заскрипели на камнях, машина заскользила. Подъездная дорожка пришла в полную негодность — сущее наказание в зимнее время. Год за годом Рэйни и Куинси давали себе слово, что непременно ею займутся. Замостят, засыплют щебнем.

Но так ничего и не сделали. Им нравилась их маленькая деревянная крепость, а подъездную дорожку они воспринимали как своего рода бастион. Не всякая машина была способна ее преодолеть. И уж точно никто не мог подъехать к их дому, не будучи услышанным.

Кинкейд включил первую передачу и нажал на газ. Машина взлетела на холм, спугнув оленя, который как раз в эту минуту лизал солонец в садике. Животное бросилось в лес. Кинкейд припарковался рядом с островком мокрых папоротников и выбрался из машины, искоса взглянув на Куинси.

Куинси и Рэйни поселились здесь год назад. В небольшом, построенном по индивидуальному проекту доме было все — и самое лучшее. Высокое венецианское окно, из которого открывался вид на горы. Крыша с башенками и сточными желобками. Широкое парадное крыльцо, два одинаковых кресла-качалки.

Рэйни обожала нештукатуренные балки под потолком и гигантский каменный камин. Куинси нравились огромные окна и обилие стеклянных люков, что восполняло недостаток дневного света в ненастную погоду. Дом стоил немало; пожалуй, больше, чем они могли потратить. Но, всего лишь раз взглянув на него, они увидели свое будущее: как Рэйни устроится с книгой у камина, Куинси уединится в своей комнатке и примется за написание мемуаров. А их будущий ребенок, пока еще неизвестной национальности, будет сидеть в центре огромной гостиной и возиться с игрушками.

Они возлагали на этот дом большие надежды.

Но Куинси не знал, о чем думала Рэйни, глядя на их жилище два года спустя.

Он поднялся по ступенькам, остановился перед входной дверью и позволил Кинкейду потянуть за ручку. Дверь была заперта. Рэйни никогда, ни при каких обстоятельствах не бросала дом открытым.

Куинси беззвучно протянул Кинкейду ключ. Тот открыл замок.

Тяжелая дверь отворилась в полутемный коридор, лучи света медленно поползли по выложенному камнем полу. Слева начиналась деревянная лестница с грубо отесанными перилами. Справа находилась большая комната. Оба увидели обширную гостиную с массивным каменным камином, а еще дальше — столовую и кухню.

Куинси с первого взгляда заметил многое: клетчатое шерстяное одеяло, брошенное перед камином, раскрытую на середине книгу, лежавшую на кушетке корешком вверх. Увидел пустой бокал, кроссовки Рэйни, серый свитер, свисающий со спинки зеленого дивана…