Исагогика. Ветхий Завет - Страница 48
а) Первая заповедь (20,2–3) возвещает о Боге-Спасителе, о Боге, Который не просто желает сохранить Свой народ, но, освободив его из рабства, вести в будущее. Здесь ядро всей библейской эсхатологии и библейского понимания истории. Он — не далекий и безличный, а Живой и Действующий. Он являет Свое присутствие в мире.
Декалог возвещает о Боге-Ревнителе, Который ждет от человека предельной верности. Он не «один из богов», пусть даже высший, а Бог единственный. Израильтяне, по-видимому, верили в существование языческих богов (напр., Суд 11,24), но эти боги рассматривались лишь как тварь. Только у поздних пророков мы находим ясно выраженную мысль, что боги язычников — «ничто» (Ис 41,23–24). Примечательно, что и в первохристианской Церкви не отрицалась реальность богов, которых именовали «демонами» (см. Тертуллиан. Апологетик, 23). Моисеев монотеизм был не философским, а «практическим» (прот. А. Князев). Богом — в подлинном смысле слова — для Моисея был только Ягве. Он стал Богом Израиля, но в то же время не есть бог какой-то одной стихии (или народа), а Владыка всей твари («ибо Моя вся земля»; 19,5). Ни боги язычников, ни земные соблазны не должны стоять между человеком и Творцом.
б) Вторая заповедь (20,4) запрещает изображения Сущего. Делая идолов, люди верили, что в них пребывает сила божества. Тем самым они как бы получали богов в собственное владение. Кумир был магическим талисманом города, страны, народа. Он делал зримым и осязаемым Высшее. Не таков Бог, открывшийся Моисею. Превосходя все земное, Он не может и не должен иметь изображения: связывать Его с чувственным образом значило бы посягать на Него, пытаться умалить Его запредельную тайну и мощь. Насколько твердо держалась ветхозаветная Церковь этого принципа, показывают раскопки. Нигде и никогда археологи не находили в Палестине чего-либо подобного идолу Ягве.
в) Третья заповедь (20,7) касается св. Имени Божия. Имя в библейские времена тесно связывалось с существом, его носящим. Поэтому, если Бог свят, то есть велик и непостижим, благоговение должно распространяться и на Его Имя (ср. евангельское «Да святится имя Твое»). Слово «лашав» (синод. пер. напрасно) имеет широкий смысл, включающий в себя и произнесение ложной клятвы и употребление св. Имени в суеверных целях (для ворожбы и т. д.). Позднее, около III века до Р.Х., благоговение к св. Имени вызвало запрет его произносить: его заменили словом Адонай — Господь.
г) Четвертая заповедь (20,8-11) касается субботнего дня. В этот день должны отдыхать все люди — свободные и рабы, и даже скот. Именно этот отдых от трудов имел в виду Господь Иисус, когда сказал: «Суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк 2,27). В Новом Завете таким днем стал день Воскресный. Пояснение Элохиста к заповеди выводит ее из сказания о Шестодневе (см. §8,9), а Второзаконие связывает ее с исходом из Египта.
I–IV заповеди говорят об отношении человека к Богу. Их объединяет великое завещание Моисея, оставленное им ветхозаветной Церкви незадолго до смерти: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими» (Втор 6,4–5). Христос Спаситель, отвечая на вопрос: «Какая первая из всех заповедей?» — привел именно эту (Мк 12,28–30), но добавил: «Вторая подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Лев 19,18); иной, большей сих, заповеди нет» (Мк 12,31).
д) Апостол Павел поясняет, что эта вторая заповедь обобщает остальную часть Декалога, V-Х заповеди: «Ибо заповеди: «не прелюбодействуй», «не убивай», «не кради», «не лжесвидетельствуй», «не пожелай чужого» и все другие заключаются в одном слове: «люби ближнего твоего, как самого себя» (Рим 13,9).
Таким образом, говоря, что Он пришел не разрушить Закон, а его восполнить, Господь имел в виду прежде всего этический монотеизм — Декалог[19]. Это «восполнение» заключалось в том, что к осуждению греховных поступков Он добавил осуждение греховных движений души и увенчал все новой заповедью о любви самоотверженной (Мф 5,17–28; Ин 13,34). Христос, по слову бл. Феофилакта, «в полном совершенстве начертал то, чего закон представлял одну тень. Подобно как и живописец не заглаживает начального очертания, но проявляет и дополняет его» (Благовестник. Казань, 1855, ч. 1, с.99).
Суть второй половины Декалога не столько в конкретных заповедях, которые нуждались в дополнении и раскрытии, сколько в самой мысли, что милосердие угоднее Богу, чем жертва (ср. Ос 6,6; Мф 9,13).
Декалог был условием Синайского Завета. «Итак, Израиль, чего требует от тебя Господь, Бог твой? Того только, чтобы ты боялся Господа, Бога твоего, ходил всеми путями Его, и любил Его, и служил Господу, Богу твоему, от всего сердца твоего и от всей души твоей, чтобы соблюдал заповеди Господа и постановления Его» (Втор 10,12–13). Когда позднее пример язычников увлекал израильтян на путь обрядоверия, пророки напоминали им об основах Моисеева Завета:
5. Книга Завета (Исх 21–23). Сборник гражданских и церковных законов, именуемый Книгой Завета (24,7) есть расширение и конкретизация Моисеева Декалога применительно к условиям раннего периода оседлой жизни Израиля. Раздел, относящийся к юридической области, содержит отголоски древневосточного права. Отсюда параллели между Кн. Завета и судебниками Хаммурапи, хурритов, хеттов и ассирийцев (см. приложение # 2). Как уже было отмечено, хотя эти правила утратили актуальность, сама идея законности в общественных отношениях сохраняет свое значение.
Три сельскохозяйственных праздника: 1) первого приплода от овец, и опресноков, 2) первинок урожая и 3) жатвы — преобразуются в воспоминания о спасении от рабства и благодеяниях Божиих (Пасха, Пятидесятница и праздник Кущей; 23,14–17).
Книга Завета объявляет всех первенцев человека и скота принадлежащими Богу (22,29–30). За ребенка приносилась «заместительная» символическая жертва. Она должна была напоминать о том, что жизнь даруется Богом и принадлежит Ему. «Принесение Богу первенцев составляло со стороны приносящего нравственный акт подчинения высшему порядку» (Вл. Соловьев).
Свою нынешнюю форму Книга Завета приобрела в то время, когда Израиль был еще со всех сторон окружен соседями-язычниками (23,28). Народу Божию воспрещается поклоняться их богам и заключать с ними союзы, ибо союз требовал религиозной клятвы. Под союзами подразумевались и брачные связи, так как через жен-язычниц в ветхозаветную Церковь легко мог проникнуть соблазн идолопоклонства.
Необычайно важно, что рядом с юридическими и культовыми законами стоят и нравственные заповеди в духе Декалога (Исх 23,1-11). Они предписывают заботу о бедняках и «пришельцах» (иноплеменниках в среде Израиля), воспрещают вершить неправый суд, отдавать деньги в рост и поступать несправедливо с противником.
Уголовное право. Кн. Завета предусматривает защиту непредумышленного убийцы (21,13). Книга смягчает законы о рабстве, повсеместно распространенном в древности. Хозяин невольника-еврея обязан дать ему и его семье свободу на седьмой год (21,1–3).
6. Моисей на горе (24,12–18; 33,1-23; 34,5–8). Свт. Григорий Нисский называл Моисея «первым мистиком». Его вхождение в священный Мрак облака, одевшего Синай, Отцы Церкви толковали как высочайшее созерцание Божества. Молитвенное уединение пророка на вершине Синая открыло ему Ягве как «человеколюбивого и милосердного, долготерпеливого и многомилостивого и истинного». Но Он же — Бог справедливости, не оставляющий вину без возмездия (34,6–7). Слова о воздаянии «до третьего и четвертого рода» связаны с замыслом божественного детоводительства. Люди с неразвитым нравственным сознанием, не знавшие к тому же идеи посмертного воздаяния (см. §19), нуждались в грозных прещениях, которые впоследствии были смягчены («Сын не несет вины за отца своего»; Иез 18,19).