Иприт - Страница 16

ГЛАВА 15

Мы расскажем в этой главе о привычках солдат и об успехах Пашки. Здесь же действие продвинется дальше, и мы увидим — мир не умнеет от времени. МЕЖДУ РЕВОЛЮЦИЯМИ ВРЕМЯ ПРОХОДИТ ИНОГДА ДАРОМ, как каникулы

Словохотов дома был человек порядочный. Правда, на Биржу труда записался он садовником, специалистом по черным тюльпанам, чтобы получать пособие и никогда не получать место, но это он сделал только из-за увлечения Рокамболем.

В Лондоне же наш приятель совсем испортился. Не только он, но и его медведь были нарасхват. Они уже не ездили вместе, а заменяли друг друга и встречались только глубокой ночью. Словохотов замечал, что шерстью Рокамболя почему-то покрыта вся мебель в гостинице, но объяснял это летним временем.

Итак, мы видим снова наших друзей.

Словохотов сидит перед камином в глубоком кресле, на плечах его тигровая шкура, но он гол, и только лаковые ботинки блестят на его ногах.

В открытом чемодане рядом с ним лежит корреспонденция.

На диване стонет Рокамболь — его рвет с перепою в посуду, подставленную почтительным лакеем.

— Письмо от леди Оутон, — процедил Словохотов, — объяснение в любви; письмо леди Форстер — объяснение в любви; письмо от леди Брюмфильд — объяснение в любви; письмо от леди Лессолс… — дальше он не стал читать и продолжал сортировать письма прямо по цвету и запаху.

Но вот одно, Сусанны. В нем только: «За что вы меня позабыли?» За что?

— Не хватает!

Всего в день он получил 617 писем; из них 20 воззваний, 4 предложения от кинематографических контор и остальные — любовные.

А между тем поясница Пашки и так уже болела и, кроме того, имел ли он право так безгранично улучшать кровь гнилой аристократии Англии?

Но вдруг в стеклянный ящик для писем влетела газета.

— Экстренное прибавление, и толстое, вероятно, про меня, — сказал Словохотов и нехотя потянулся: он любил толстые газеты.

Ах, дорогой читатель, дорогой читатель, и никогда-то мы не познакомимся. Где ты? Кто ты? Что думаешь, когда читаешь, как прожил войну и революцию? Заметил ли ты, как спит солдат на войне? Я тебе скажу как, а ты проверь на знакомых.

Солдат спит, закрыв голову шинелью, и эта привычка остается у него на много лет. Солдат может и ноги оставить незакрытыми, а голову покроет непременно.

Почему это — я не знаю. Может быть, он привык спасаться от сора казармы и сырости окопа, или ему нужна духота, чтобы легче заснуть… на войне иногда трудно заснуть… не знаю, но я всегда отличу по способу спать окопного солдата.

Словохотов встал, чтобы взять газету и покрыть ею свое лицо.

Газеты в Англии большие, толстые, тяжелые. И поэтому в номере скоро стало тихо.

Спал, всхлипывая, Рокамболь, и перед огнем камина в лаковых башмаках на могучих ногах и с лицом, покрытым газетой, спал разметавшийся Пашка. У ног его лежали — в лице своих писем — покорные женщины Англии.

Четверть часа в номере было тихо.

Словохотову снилось, что он опять командир на миноноске, гонится он за белым крейсером, а миноноска не идет, сопят двигатели, как Рокамболи, а пару настоящего нет.

— Наддай пару! — И Пашка сам бежит к кочегару, толкает его в твердое, как ручка кресла, лицо и лопатой кидает уголь в топку, ровным слоем.

В топке пламя, в топке ад. Лицо горит. Пожар.

Пылающая на лице его газета разбудила наконец Пашку. Он вскочил и затоптал горящую бумагу. Только брови его обгорели.

Сном, оказывается, было то, что он снова командир красного миноносца.

А то, что он Тарзан, — не сон.

И экстренное прибавление не сон.

Посмотри вниз на обугленный растоптанный комок, один угол не сгорел.

Что такое?

— Рокамболь! — закричал Словохотов. — Братишка, революция в Китае. Желтые — сегодня красные. Полмира. Пой марсельезу, медвежий сын! — И Словохотов включился в городскую сеть радиогазеты.

Комната наполнилась криками манифестантов. На стеноэкране мелькали карты, воззвания, сцены. Действительно, в приморских частях Китая вспыхнуло восстание. Работа на иностранных концессиях была приостановлена. Англичане и французы высланы из страны; в Москву были отправлены делегации и телеграммы о присоединении к Мировому Союзу Советских Республик, со столицей в средней Азии.

Восставшие были плохо вооружены, но их страшная численность и близость к России делали положение грозным.

В Индии население все вышло на улицы. Арсеналы были захвачены. Мусульмане братались на улицах с язычниками, касты были объявлены уничтоженными, что было давно подготовлено глубоким социальным изменением внутри страны.

В три часа было получено извещение:

«СССР принял предложение Китая о Союзе. Восстали Индокитай и остров Ява».

Восстание охватило, казалось, весь мир. Но ультиматум России с приказом разоружиться, заплатить все убытки за неисполнение договоров со времени Ивана Грозного, передать Новую Землю Норвегии, заложить Баку, разрушить Ипатьевск, принять английский гарнизон в Москву и извиниться перед газетой, которая была оскорблена очередной статьей «Известий», — этот ультиматум лежал готовым уже полгода.

Словохотов метался. Он выбегал на улицу в центр. Там его качали и кричали: «Ведь вы тоже враг русских».

Тогда он уходил в рабочие кварталы.

Здесь было тихо. Негритянские полки безмолвно шли черным потоком между невысокими зданиями.

На тротуарах никого. И только в тюрьмах горели окна, как свет на рождественской елке, и тяжелая цепь бронированных автомобилей лилась в открытые ворота. Восточный Лондон молчал. В парках центрального района ревели митинги.

Почитатели Река уже получили телеграмму:

«Война божественна. Мученические венцы заказаны и мною благословлены».

Передавали известия, что Африка верна голосу Благоразумия и богу Реку. В ней происходят чудеса и раздача спиртных напитков.

Доллар на мировой бирже не упал. Но червонец полез вверх, и это очень непатриотично.

Между отдельными митингами под открытым небом рычали огромные, как киты, танки.

Крики «Да здравствует!» сливались с ревом этих чудовищ.

«Мир спятил с ума», — думал Пашка и шел все дальше и дальше через город.

А за ним шел спокойный среди бури человек, в костюме, казавшемся серым. Когда дуговые фонари при проходе освещали его, то костюм оказывался светло-песочным, но лицо не светлело.

Это был негр — негр, который не спит. Солнце уже вставало. Роса сохла на истерзанной танковыми колесами траве Гайд-парка. Красные, исполосованные синими полосами национальные знамена Англии уже были свернуты их флагоносцами. Митинги умолкли.

С невидимыми черными знаменами сходились безработные спать на превращенную танками в зеленый рубчатый войлок траву парка. Они были молчаливее и мрачнее обычного. Словохотов подошел к своей гостинице.

Высокий человек преградил ему дорогу.

— Гражданин Рек-Тарзан-Словохотов, вы арестованы, — сказал он по-русски.

— Это ты, приятель, с «Бунтующего Нила»! — вскричал Пашка, узнав Сарнова.

ГЛАВА 16

В которой толпа снова осаждает дом Пашки, А ИНДИЯ ПОГИБАЕТ, так как не имеет оружия

— Рокотов — большевистский шпион! — кричали пожилые джентльмены, поднимая руки с палками к небу.

— Сволочь, Рокотов — друг китайцев! — кричали клерки с усиками.

— Долой Рокотова, — визжали мальчишки.

Двери гостиницы были заперты. Толпа уже два раза ходила на приступ, но лакеи, подкупленные Словохотовым, отбивали ее струей воды из пожарных шлангов.

— Тарзан! — вдруг закричал кто-то в задних рядах.

— Тарзан! — закричала вся толпа, и воздух потемнел, как будто стая воронов поднялась с поля при выстреле: это взлетали котелки в воздух.