Йошкин дом - Страница 4

— Доктор, я не знаю, зачем мы пришли, — плачет мама, — такое горе, доктор, мы после ее смерти никак оправиться не можем, доктор, уже столько лет прошло, а мы все не…

— Доктор, как она тут? — спрашивает папа.

— Я понимаю, вам очень тяжело, — отвечает Оресто, — и придвигает ей пачку бумажных носовых платков. — Похоронить дочь — такое горе. А если при этом дочь еще и умерла после тяжелой психической болезни, то тем бо… Нормально, — улыбается Оресто папе. — Помаленьку.

— Да мне—то что сделается, — бурчу я из своего угла. Хорош задавать идиотские вопро…

— Машенька, я тебя на хлеб и воду посажу, — привычно угрожает Оресто, и мы с папой улыбаемся. У нас вообще—то неплохие отношения; если бы он еще один приходил, было бы куда ни шло, хотя мне то в принципе, и он особо не нужен. Правда, Оресто убежден, что это не так. Ну, у Оресто вечно его странные лечебные идеи.

Папа встает и подходит ко мне — поговорить. Он не рассказывает мне про дом и сад, я этого не люблю. Но в прошлую пятницу по телевизору шел неплохой фильм, и мы все его тут смотрели, и папа тоже смотрел, у себя. Вот о фильме мы и говорим.

— Ты у меня умница, Машенька, — говорит папа на какую—то мою реплику, и мне это почему—то приятно, хотя я и понимаю, что по большому счету абсолютно неважно умница я или нет.

Мама тем временем рыдает у стола и Оресто старательно обсуждает с ней, насколько это тяжело — потерять ребенка. «Ребенку», когда его потеряли, было почти тридцать лет, но это детали. Мы с папой тем временем закончили про фильм и перешли на футбол. Ага, я и футбол смотрю, почему бы и нет. Мама мутным взглядом смотрит на папу, стоящего в углу, и нервничает:

— Ну чего ты там опять торчишь один? Ты хотя бы подошел поговорил с доктором!

— Я с доктором потом поговорю, — мягко отвечает папа, прекрасно зная, что ни с каким доктором говорить не будет. Доктор это тоже знает. Он беседует с мамой еще какое—то время, успокаивает ее и наконец выпроваживает за дверь. Папа обнимает меня, говорит нам с Оресто «свидимся» и выходит тоже.

В углу все это время сидит Иоганна.

— Ну что, — спрашивает ее Оресто, — поняла? Будешь у нас работать?

— Буду, — отвечает Иоганна и смотрит на меня таким взглядом, будто у меня вместо головы розовый куст. Я ее понимаю: в конце концов это мы тут привыкли, а она—то в первый раз. Она мне нравится, я с ней потом еще поговорю, попозже. Пока что мне не до нее. Я оставляю их с Оресто вдвоем и иду в спальню.

В спальне шумно. Сомар утверждает, что кто—то украл ее ночную рубашку, и в доказательство демонстрирует всем пустой пакет, в котором эта рубашка лежала раньше. Йошка неподвижно сидит на кровати, не реагируя ни на что. Риза опять что—то жует, и к ней лучше не подходить.

— Ком цу мир, майн киндер! — поет со своей кровати Милая Ханна. — Ком цу мир! Ком цу мир, майн киндер, где вы все? Никого нет! Уехали, уехали, совсем уехали! А когда и куда — не сказали, и нет никого. Машенька, куда они все уехали?

— Я не знаю, — отвечаю я Ханне, хотя это неправда: я знаю.

— Мама, — говорит Ханна в никуда.

— Сегодня мы пойдем в зоопарк, — сказала Виолетта. Я поморщился. Я не люблю ходить в зоопарк, точнее я не люблю ходить в зоопарк с Виолеттой и детьми. Как—то оно не так получается.

— Зоопарк, зоопарк! — радостно закричали дети, и Сайм от восторга толкнул Лизу через всю комнату. Лиза плавно спланировала на диван, оценила обстановку, решила, что ныть не стоит, и тихо повторила: «В зоопарк…»

— Ну что уж такого, — Виолетта заметила мое выражение лица, — мы давно там не были, детям это полезно, да и мне не помешает!

Да, они давно там не были. Виолетта соглашается ходить с детьми в зоопарк раз в полгода, а то и реже, хотя дети, пожалуй, хотели бы чаще. Виолетта очень красива. У нее нежная кожа, чудесные темные волосы, 6лестящие глаза и ласковые руки. За это ей многое можно простить, и я прощаю. Но я не люблю ходить с ней в зоопарк.

— Дети вы помните, что надо взять гостинцы? — спросила Виолетта, закалывая волосы в узел на затылке.

Лиза помчалась в комнату и выгребла из—под подушки свои запасы. В ее руках оказались два яблока, леденец на палочке, пакетик ирисок и четыре вафли. Подумав какое—то время (я видел ее через дверной проем), Лиза сунула леденец обратно под подушку, а остальное понесла к нам.

Сайм действовал проще.

— Мама, — сказал он, — дай денег, я сбегаю, куплю Марту орехов. Март любит орехи.

— Милый, а ты уверен, что Март их все еще любит? — нерешительно спросила Виолетта, протягивая руку за кошельком и косясь на меня. — Март ведь очень старенький… — Тут она перешла на шепот, предназначенный мне: — И, говорят, сильно сдал в последнее время.

— Ну и что! — воскликнул Сайм. — Если кто—то любит орехи, он всегда будет их любить!

Сайму семь лет. В этом возрасте еще не очень понятно, что такое «старенький» и что такое «не любить орехи».

— Я увижу Розу, я увижу Розу, — Лиза кружилась по комнате и пела сама для себя. Она была очень привязана к Марту и Розе и каждый раз таскала им сладости. Напрасно мы с Виолеттой убеждали ее как—то ограничить свои подношения, объясняя, что не всем полезны жевательная резинка и зефир в шоколаде, — Лиза была убеждена, что размеры ее привязанности к Марту и Розе измеряются размером приносимых им вкусных вещей. Поэтому после посещения зоопарка у нее слегка болел живот: Март и Роза физически не могли съесть всего того, что им приносила добрая Лиза, поэтому она им честно помогала сама. Конечно, можно было бы отдать подношения обитателям других клеток, но это были Лизины личные накопления, и отдавать их кому—то помимо своих любимцев ей было все—таки жалко.

Тем временем Виолетта собралась и накрасилась, Сайм сбегал и купил орехов, Лиза сложила свои лакомства в пакет и согласилась вымыть руки, а я побрился. Мы вышли из дома и поехали в зоопарк.

В зоопарке, как всегда по выходным, было довольно шумно. К счастью, клетка Марта и Розы, которых мы всегда навещаем в первую очередь, расположена в одной из дальних тупиковых аллеи — там можно спокойно посидеть. Дети побежали по аллее наперегонки и я видел, что Сайм вполне мог бы обогнать Лизу, но явно не спешит этого делать, чтобы не прибежать к Марту и Розе раньше нее. Лиза бежала очень старательно. К клеткам в дальнем углу зоопарка они подбежали одновременно. Сайм, когда хочет, может быть удивительно добрым мальчиком.

— Смотри, смотри, — нежно сказала Виолетта щурясь на солнце, — они нас узнали!

Они действительно нас узнали. Март резко встал из кресла—качалки, а Роза отложила вязанье. Оба замахали руками и радостно заулыбались, и дети, не тормозя, влетели в их протянутые сквозь прутья клеток руки. Зазоры между прутьями были достаточно широки, и Лиза запросто помещалась между большими ладонями Марта.

— Привет, мам, — кивнула Виолетта, подходя следом, — привет, пап.

Март и Роза поздоровались с ней, кивнули и мне, но основным их вниманием завладели дети. Сайм показывал Марту, как он научился плеваться сквозь дырку от зуба, Лиза разгрызала орехи и протягивала Розе ядрышки, освобожденные от скорлупы. Роза гладила Лизину руку и бережно складывала ореховые ядрышки на тумбочку рядом с собой. Ей уже давно нельзя било есть орехи, но мы все никак не могли собраться с духом и объяснить это Лизе.

Стулья и кресла в нашем зоопарке обычно растаскивались по всей территории, и их надо было отыскивать, впрочем, это легко удавалось, потому что стульев было много, а территория не такая большая. Говорят, в других зоопарках рядом с каждой клеткой есть специальные диваны или что—то в этом роде, но и в нашем до таких новшеств еще не дошли. Я принес стул Виолетте и небольшое двухместное креслице для детей, но детям оно было без надобности. Они подпрыгивали от возбуждения и ни секунды не стояли на месте.

— Роза, Роза, — взывала Лиза, — ты видела, какой я тебе принесла календарик?

— Какой календарик, — одергивал ее Сайм, — я рассказываю Розе про экзамен по математике, не перебивай!