Иоланда — дочь Черного корсара - Страница 17

Морган немедленно созвал на «Молниеносный» командиров с других кораблей.

— Хотите получить свободу, вернув добычу и сеньору Иоланду, или будем защищаться? — спросил он их.

За всех ответил Пикардец, которому после Моргана больше всех доверяли флибустьеры.

— Лучше умереть, — сказал он, — чем отдать дочь Черного корсара. Береговые братья никогда не покроют себя позором.

Учтя, однако, превосходящие силы испанского адмирала, они решили снова направить гонцов с обещанием покинуть Маракайбо, не причинять городу вреда, не требовать выкупа с жителей и освободить всех заложников и половину рабов и пленных Гибралтара.

Не получив ответа и полагая, что испанцы стараются выиграть время в ожидании подкрепления, Морган решил немедленно действовать, чтобы застать врасплох противника. Он уже остановил выбор на «Камараде» — одном из самых крупных, но и самом устаревшем корабле эскадры, из которого получился бы прекрасный брандер для запуска против испанских кораблей.

Он велел снять с него все мало-мальски ценное, наполнить трюмы смолой, серой, битумом, жиром, смолистой древесиной, чтобы весь корабль вспыхнул, как большой факел, а на палубе установить чучела в пиратских шляпах и поднять над штурвалом огромный английский стяг, чтобы испанцы подумали, что на них движется флагман пиратского флота. На подготовку спектакля ушло шесть дней. За все это время испанский адмирал, считавший, что корсарам теперь некуда деваться, не подавал признаков жизни.

К вечеру седьмого дня, взяв клятву у моряков, что никто не попросит пощады до последнего дыхания, Морган подал сигнал к выходу в море.

Брандер с горсткой отважных людей шел впереди на всех парусах, чтобы не привлекать внимания к подставным фигурам на палубе. За ним вплотную шел фрегат Моргана, затем в два ряда — остальные.

На душе у всех было неспокойно, никто не сомневался, что в случае неуспеха никому несдобровать.

Перед отплытием Морган на минуту спустился в кают-компанию к Иоланде.

— Сеньора, — сказал он, слегка волнуясь, — мы начинаем отчаянную игру, может, самую опасную, какую я затевал с испанцами. Что бы ни случилось, не покидайте каюту. Если корабль пойдет ко дну, я непременно окажусь рядом с вами.

— Сеньор Морган, — ответила девушка, поднимая на него свои прекрасные глаза, — вы можете не вступать в сражение, которое унесет немало человеческих жизней. Испанцы требуют моей выдачи. Так уступите им. Я женщина, мне они не причинят вреда.

— Ни за что, сеньора! Флибустьеры готовы отдать жизнь за дочь величайшего героя морей. К тому же, сеньора, вы подвергаетесь большей опасности, чем мы.

— Я?.. — удивилась Иоланда. — Испанцам нужны мои владения, а не моя жизнь. Если они добьются своего, я скажу, как отец: у меня в Пьемонте достаточно земель и замков, чтобы обойтись без заморских владений деда.

— Если бы только об этом шла речь, сеньора, — сказал Морган, — я без колебания согласился бы начать переговоры с испанским адмиралом, но вы не все еще знаете. Хотите совет? Остерегайтесь губернатора Маракайбо графа Медину. Этот человек из кожи вылезет, чтобы только вам повредить.

— С какой стати? До прибытия в Америку я его знать не знала.

— Пока это тайна, которую я не могу вам открыть. Прощайте, сеньора. Если ядра меня пощадят, увидимся после сражения. Слышите — выстрел. Молитесь за наше оружие.

С этими словами Морган быстро поднялся по трапу на палубу.

— Приготовиться к абордажу, орлы!.. — крикнул он.

Только когда брандер оказался в тысяче метров от испанских кораблей, те стали сниматься с якоря, готовясь вступить в бой. Это были мощные высокобортные фрегаты с шестьюдесятью пушками на каждом. Пиратские корабли, за исключением фрегата Моргана, выглядели карликами в сравнении с этими великанами. Казалось, однако, что испанцы, уверенные в своих силах, не торопятся открывать огонь или идти в наступление.

Один лишь флагман быстро снялся с якоря и ринулся к брандеру, чтобы преградить ему путь. Никто не верил своим глазам: вместо того чтобы открыть огонь из шестидесяти пушек и шутя потопить «Камараду», от которой, как мы говорили, остался один скелет, испанский фрегат шел на абордаж!

Только этого и желали флибустьеры, не верившие такому везению.

— Гром и молния!.. — вскричал Ван Штиллер, следивший с полуюта «Молниеносного» за ходом брандера. — Совсем спятили!..

— Что ты, кум, наоборот, нам помогают! — сказал стоявший рядом Кармо. — Через минуту погреемся у костра!

Расстояние между брандером и испанским флагманом сокращалось на глазах, но с огромного корабля не раздалось еще ни единого выстрела. Моряки «Камарады», спрятавшись за фальшбортом с факелами в руках, молча ждали.

Внезапно рулевой, наполовину закрытый английским флагом, увидев, что испанский флагман пошел наперерез, резким поворотом руля вогнал ему бушприт в ванты.

— Поджигайте! — заорал он. — Поджигайте!.. Бросайте абордажные крюки!..

Десять-двенадцать человек, находившиеся на «Камараде», бросили горящие факелы в кучи вара, серы, битума, подложенные под смолистую древесину, закинули кошки на испанский фрегат и, пользуясь остолбенением испанцев, бросились в воду, вплавь добрались до шлюпки за кормой и перерезали канат, на котором она была привязана.

Огромное пламя, вспыхнувшее от взрыва нескольких бочек с порохом, уложенных вместе с горючим материалом, охватило «Камараду», опалив паруса и такелаж испанского флагмана и заставив его людей, приготовившихся к отражению опасного вторжения, искать спасения.

Яркий свет залил море и корабли. Брандер горел как огромный костер, одновременно запылал и флагман, мачты которого были охвачены пламенем.

— Вперед, Береговые братья! — прокатился мощный рев флибустьеров. — В атаку!..

Пока малые суда наседали на флагман, осыпая его градом ядер и мешая испанцам бороться с пожаром, Морган устремился к самому крупному фрегату и обрушил на него огонь своих сорока пушек.

Оставленные в резерве два корабля — а они имели лучшее после «Молниеносного» вооружение и большее число буканьеров, метких стрелков, не имевших себе равных в мире, — взяли в клещи последний испанский фрегат.

С одинаковой яростью обе стороны ринулись в бой. Сражение сопровождалось диким гвалтом и оглушительной пальбой — на всех кораблях насчитывалось более трехсот орудий.

Окрыленные первым успехом флибустьеры показывали чудеса отваги. Прежде всего они старались уничтожить командиров, шквальным огнем прочесать верхнюю палубу и затем пойти на абордаж.

Охваченный пламенем флагман был обречен: вместе с брандером, прилепившимся к его борту, он пылал как огромный костер.

Флибустьеры не встретили особого сопротивления — огонь вспыхнул так быстро, что большая часть экипажа, оставшегося на борту, сгорела в начале пожара или задохнулась в густом удушливом дыму, валившем из трюма «Камарады».

Из жалости спасли немногих, в том числе адмирала, который чуть не захлебнулся в море.

И все же победа была пока не полной: два других корабля оказывали сильное сопротивление, подвергая суровому испытанию мужество корсаров. Дважды Морган пытался взять на абордаж один из кораблей, и дважды с большими потерями его отбрасывали.

Более того, шестьдесят пушек испанского флота причинили «Молниеносному» столько вреда, что можно было опасаться, что с минуты на минуту он пойдет ко дну или, по крайней мере, останется без оснастки. И все же от захвата этого фрегата зависела победа: слишком малы были силы флибустьеров, чтобы сражаться сразу с двумя.

Видя, что надежд на победу остается мало и что его эскадра того и гляди окажется рассеянной и отброшенной к Маракайбо, Морган пошел на рискованный шаг.

— Ко мне, смельчаки! — вскричал он, сжимая одной рукой палаш, а другой пистолет. — Сто пиастров каждому, кто взойдет на фрегат!.. Кармо!.. На абордаж!..

Француз, стоявший у руля с Ван Штиллером, резким поворотом руля направил «Молниеносного» на фрегат, а марсовые в то же время старались зацепить его крюками. Но у испанского корабля были такие высокие борта, что «Молниеносный» едва доходил до его пушечных люков.