Йога - сила духа. Книга 1. - Страница 1
Бхагаван Шри Раджниш (Ошо).
Йога — сила духа.
Книга 1.
Беседы по сутрам Патанджали.
обсуждаются 19-34 сутры из Садхана Пады.
Беседы происходили в 1975 г. с 1 по 10 июля.
© Yoga. The alpha and the omega, v.7.
Osho International Foundation 1977.
ЖЕНИХ ЖДЕТ ВАС
САДХАНА ПАДА
2.18
Видимое, составленное из элементов и органов чувств, по сути, представляет собой устойчивость, действие и инертность и служит для обеспечения переживания и, в силу этого, освобождения видящего.
2.19
У трех гун — устойчивости, действия и инертности — есть четыре стадии: определенная, неопределенная, указанная и непроявленная.
2.20
Видящий, если и обладает чистым сознанием, все равно видит через искажения ума.
2.21
Видимое существует лишь для видящего.
2.22
Если видимое и мертво для достигшего освобождения, оно живо для других, потому что является общим для всех.
2.23
Видящий и видимое им объединяются для того, чтобы можно было понять настоящую природу каждой составляющей.
2.24
Причина этого единства — незнание.
Научный ум ранее полагал, что существует возможность бесстрастного знания. На самом деле, таким было точное определение научного подхода. Под «объективными знаниями» подразумевается то, что знающий может оставаться всего лишь наблюдателем. Его участие не нужно. И не только это, но если он принимает участие в известном, то само его участие делает знания ненаучными. Научный человек должен оставаться исследователем, должен оставаться отстраненным; он никоим образом не должен вовлекаться в то, что он знает. Но теперь это уже не проблема.
Сама наука повзрослела. Лишь в последние годы, лет тридцать, сорок назад наука осознала, что ее подход ошибочен. Не существует бесстрастного знания. Сама природа знания лична. Не существует отделенного знания, потому что знать - значит присоединять. Невозможно что-либо узнать просто в качестве зрителя, необходимо присутствовать. Таким образом, в наше время границы уже не так отчетливы.
Поэт говорил, что у него личный путь познания. Когда поэт знает цветок, его знания цветка не заключены в старые научные рамки. Он — не наблюдатель со стороны. В неком глубоком чувстве он становится цветком: он движется внутрь цветка и позволяет цветку двигаться внутрь него; происходит полное слияние. И в этом слиянии познается природа цветка.
В наше время наука также утверждает, что когда вы наблюдаете что-либо, вы участвуете в этом — каким бы маленьким ни было ваше участие, оно все равно есть. Поэт говорил, что когда вы смотрите на цветок, он — уже не тот цветок, что прежде, когда никто не смотрел на него, потому что вы вошли в него, стали частью цветка. Теперь сам ваш взгляд — это часть него; раньше такого не было. Растет цветок в лесу у неведомой тропинки, никто не ходит мимо него — это другой цветок, затем неожиданно приходит какой-то человек, который смотрит на него — и цветок уже не тот, что прежде. Цветок изменяет того, кто смотрит; а взгляд изменяет цветок. Появилось новое качество.
Но для поэтов это было нормально; никто и не ждет от них большой рациональности, научности, но в наше время даже наука признает, что в лабораториях случается такое: когда вы наблюдаете, объект наблюдения перестает быть прежним; наблюдатель принял в нем участие, и качество изменяется. Теперь физика утверждает, что атомы двигаются иначе, когда за ними никто не наблюдает. Когда вы наблюдаете, они тут же изменяют характер движения. То же самое происходит, когда вы принимаете ванну: вы — другой человек, затем вдруг вы понимаете, что кто-то подглядывает за вами в замочную скважину, и вы меняетесь. Когда атом также чувствует, что на него кто-то смотрит, он перестает быть прежним; он двигается иначе.
Таковы были границы, существовавшие как раз между наукой и религией: считалось, что наука абсолютно бесстрастна, и участие ее частично, религия же участвовала в полной мере.
Поэт смотрит на цветок — появляются проблески, при которых поэта больше нет; и цветка больше нет. Но это всего лишь проблески. Контакт длится секунды, а затем они снова разделены, затем они распадаются. А что же происходит, когда мистик, религиозный человек, смотрит на цветок? Участие полно. Оно не частично. Знающий и узнанное растворяются друг в друге; между ними остается лишь вибрирующая энергия. Остается опыт: переживавшего больше не существует, нет и пережитого. Полярности исчезают, объект и субъект исчезают, стираются все границы.
Религия — это полное участие. Поэзия, искусство или живопись — это частичное участие.
Наука раньше вообще не принимала участие, теперь все иначе. Наука должна вернуться ближе к поэзии, ближе к религии. Теперь все границы перепутаны. Всего пятьдесят лет назад каждый человек, обучавшийся в рамках науки, смеялся бы над Патанджали, очень громко смеялся бы над Шанкарой и Ведантой, он бы искренне полагал, что эти люди сошли с ума. В наше время невозможно смеяться над Патанджали. Он доказывает убедительнее.
В то время как наука растет глубже, кажется, йога доказывает более убедительно, более веско, потому что такой всегда была точка зрения йоги: существует лишь единое. Размежевание, разделение границ временно, ведь это происходит из-за незнания. Разделение нужно, это совершенно необходимое обучение. Нужно пройти через это, нужно выстрадать и пережить это — но нужно пройти через это. Это не дом, это всего лишь коридор. Этот мир есть коридор разделения, развода. Если вы проходите через это, и вы начинаете понимать все пережитое, то брак подходит все ближе, и однажды вы неожиданно женаты, женаты на целом — всякое разделение исчезает. И в этом браке заключено блаженство. В разделении есть страдание, ведь разделение фальшиво. Оно существует лишь оттого, что вы не понимаете. Страдание существует в вашем непонимании. Оно похоже на сон.
Вы заснули. Затем вам снятся тысяча и одна вещь, но утром все они исчезают. Вы вдруг начинаете смеяться над собой. Все это кажется столь нелепым. Вы не можете поверить в то, что это произошло. Вы не можете поверить в то, что вы были обмануты сном, будто он был реален. Вы не можете поверить, как же было возможно то, что вы так очаровались образами, плывущими в уме, ничем иным как пузырями мысли, и тем, как эти образы выглядели — такими твердыми, такими материальными, такими реальными. То же самое происходит, когда человек узнает действительность, но действительность должна познаваться через глубокое участие. Если вы не будете принимать участие, вы узнаете действительность извне, как чужой, посторонний. Вы можете подойти к этому дому, вы можете обойти его, и вы узнаете что-то о нем, но вы двигались вовне, на периферии. Вы смотрели на стены со стороны, вы не знаете дом изнутри.
Иногда, словно вор, в ночной тьме вы все же можете войти в дом; поэт — это вор. Ученый остается посторонним. Религиозный человек — это гость; он не приходит во тьме ночи, не крадет в доме. Поскольку можно узнать некоторые вещи, будучи вором, поэт будет лучше человека науки, который бродит все вокруг да около и никогда на входит внутрь. Даже поэт будет знать что-то, что ученый никогда не может знать, потому что поэт был в доме — хотя бы ночью, в темноте, без приглашения, не как гость, не через парадную дверь.
Религиозный человек входит в дом как гость. Он заслуживает это. И он знает что-то не только о доме, но также и о хозяине, потому что он — гость. Он знает не только о существующем материальном доме, но также и о нематериальном хозяине, который настоящий центр дома. Он знает владельца.
Наука знает только материю. В искусстве, порой, случаются проблески нематериального, поскольку вор также может наткнуться на владельца, но тот будет спать. Вор может видеть его лицо, но лишь в темноте, потому что он боится, всегда боится того, что что-то пойдет не так. Он — вор, всегда дрожащий от страха. Но когда вы приходите в дом как гость, приглашенными, вы заслужили это, — хозяин обнимает вас, приветствует от всей души. Тогда вы узнаете самый центр действительности.