Йога - наука души - Страница 74
Третий вопрос:
Как относительно нового саньясина меня немного смущает, что меня окружает множество очень серьезных, обеспокоено выглядящих саньясинов. Не могли бы вы успокоить меня насчет этого?
Да, вы должны понять многое. Первое, религиозные люди всегда серьезны. Я не религиозный человек, но многие религиозные личности, неверно понимающие меня, приходят ко мне. Религиозные люди всегда серьезны; они больны. Они разочарованы в жизни, так сильно разочарованы, потерпели полную неудачу, что утратили качество радости. Они не встречали в жизни ничего, кроме мучения. В своей жизни они никогда не были способными праздновать. Они стали религиозными из-за разочарования в жизни; тогда они посерьезнели, и у них появилось такое отношение, что они делают нечто очень значительное. Они пытаются утешить свои эго, что, возможно, вы потерпели неудачу в жизни, но вы добились успеха в религии; вы, должно быть, потерпели неудачу во внешнем мире, но ваш внутренний мир стал оправданием. В мире вещей вы, возможно, потерпели неудачу, но ваше кундалини поднимается, чакры открываются. И тогда они получают компенсацию: они начинают смотреть на других обвиняющими глазами. "Святее чем ты" — это их подход; все — грешники. Только они будут спасены, все остальные будут брошены в ад. Эти религиозные люди создали ад для других, создали его даже для себя. Они живут жизнью возмещения — не реальной, но вымышленной. Эти люди будут серьезными.
Я не имею ничего общего с этими людьми. Но думая, что я принадлежу к тому же типу религиозных людей, иногда они попадаются мне на крючок. Я принадлежу к совершенно другому типу религиозного человека, если вы вообще можете называть меня религиозным. Для меня, религия это веселье. Для меня, религия это празднование. Для меня, религия это фестиваль. Я называю религию "праздничным измерением". Она не для религиозных людей, не для серьезных людей. Для серьезных людей существует психотерапия; они больны, и они не обманывают никого, кроме себя.
Для меня, религия обладает совершенно другим качеством. Не то, что вы потерпели неудачу в жизни, поэтому пришли к религии, но потому, что стали зрелыми благодаря жизни. Даже ваши неудачи... Это неудачи, но неудачи не из-за жизни; неудачи из-за ваших желаний. Вы стали разочарованными — не потому что жизнь это разочарование, но потому что вы надеялись на столь многое. Жизнь прекрасна; ваш ум создал проблему. Ваши амбиции были слишком большими. Даже эта прекрасная и огромная жизнь не смогла удовлетворить их.
Обычный религиозный человек живет в мире; по-настоящему религиозный человек живет амбициями, живет надеждой, живет воображением. Зная по опыту, что каждая надежда приходит к той точке, где она становится безнадежностью, и каждая мечта приходит к той точке, где она становится кошмаром, и каждое желание приходит к той точке, где в вас не остается ничего, кроме опустошения — зная это по опыту, вы становитесь созревшими, зрелыми. Происходит рост в сознании. Исходя из этого роста вы отбрасываете амбиции, или амбиции отбрасываются сами собой, исходя из этого роста. Тогда личность становится религиозной.
Не то, что вы отреклись от мира, мир прекрасен! Не от чего отрекаться — но вы отреклись от всех ожиданий. А когда нет ожидания, как может существовать разочарование? Когда нет требований, как может существовать неудовлетворенность? Когда нет амбиций, как может существовать кошмар? Вы просто становитесь простыми и естественными. Вы живете в моменте и не беспокоитесь о завтра. Вы живете в моменте, и живете тотально, потому что нет надежды и желания в будущем. Вы привносите все бытие в момент, и тогда вся жизнь трансформирована. Это радость, это веселье, это празднование.
Тогда вы можете танцевать, вы можете смеяться, вы можете петь, и для меня именно таким должно быть религиозное сознание — танцующее сознание, более похожее на сознание ребенка, чем на сознание мертвого трупа. Ваши церкви, ваши храмы, ваши мечети просто похожи на кладбища — слишком серьезны.
Поэтому, конечно, вокруг меня собралось много серьезных людей; они вообще не понимают меня. Они, возможно, проецируют свои представления на меня, они, возможно, интерпретируют все, что я говорю, согласно своим собственным представлениям, но они не поняли меня. Это неправильные люди. Либо они должны будут измениться, либо они должны будут уйти. В конце концов, только те люди будут со мной, которые могут праздновать жизнь тотально, безо всякой жалобы, безо всякого недовольства. Другие уйдут; чем скорее они уйдут, тем лучше. Но вот что происходит: думая, что я религиозный, религиозный человек старого типа, люди тоже иногда приходят ко мне, и если они приходят, они приносят свои собственные представления вместе с собой и пытаются быть серьезными и здесь.
Ко мне пришел один человек, старый человек. Он был очень известным в Индии лидером. Однажды он посетил лагерь, и увидел, что некоторые саньясины играют в карты. Тот част же он пришел ко мне и сказал: "Это уже слишком! Саньясины играют в карты?" Я сказал: "Что в этом плохого? Карты прекрасны, и они не приносят никому никакого вреда — просто наслаждаются игрой в карты". Но этот человек был политиком, и он играет в карты в политике и рискует, но он не может понять. Просто люди, играющие в карты, это всего лишь празднование момента. И этот человек всю свою жизнь играл в карты, в очень опасные карты, карты насилия, наступая на головы людей, делая все, что должны делать политики. Но он считал себя религиозным. А бедные саньясины, просто играющие в карты, он осуждает их. Он сказал: "Я никогда не ожидал". Я сказал, что для меня в этом нет ничего плохого.
Нет ничего плохого, когда вы никому не приносите вреда. Когда вы приносите вред кому-то, тогда это плохо. Иногда то, что считалось плохим, не так уж плохо. Например: вы говорите чепуху человеку и засоряете мусором его голову — а вы можете бросать только мусор; у вас нет ничего другого — это хорошо. Но человек, сидящий в углу и курящий сигарету — это плохо? По крайней мере, он не бросает мусор на чью-либо голову или в чью-либо голову. Он нашел замену для своих губ: он не говорит, он курит.