Инверсия - Страница 86

— Ну? — возмутился Клюев, демонстрируя начальнику отдела науки безнадёжную пустоту их внутренностей. — Где?

— Не понимаю, — побледнел тот. — Кроме меня никто не вправе их изымать.

— Р-р-раз-дол-баи! — с чувством произнёс Макс. — У вас из секретного архива пропадают фотографии, а вы и ухом не ведёте! Может, ещё где-нибудь есть? Думай!

— Только в досье! — Кочергин был на грани паники.

— Проворонили, — вздохнул Клюев. — Пр-р-рофессиналы хреновы. — Он швырнул регистратор на стол и поднялся. — Ничего вам доверить нельзя. И отца угробили, и следов не осталось! Ладно. Будь здоров, полковник. Жди горячей благодарности от начальства.

С этими словами Макс растворился в воздухе. А Кочергин ещё с минуту тупо смотрел на развороченные папки, потом медленно протянул руку, перевернул верхнюю корку, шевеля губами, прочитал надпись на ней и возбуждённо саданул кулаком по клавише селектора.

— Лейтенант! — заорал он. — Живо ко мне!

Молодцеватый Сева вломился чуть ли не через закрытую дверь со скоростью, достойной спринтера. Он застыл у стола, преданно поедая начальство уставным взглядом.

— Что это? — Полковник простёр негодующий перст к валявшимся на столе регистраторам.

— Досье на доктора Реутова, — недоумённо ответил адъютант.

— Откуда оно здесь и почему в таком виде?!

— Вы же сами затребовали, товарищ полковник! — Сева совсем потерялся.

— Я?! — взбеленился Кочергин. — На хера оно мне?!

— Так это… — Адъютант стоял ни жив ни мёртв, — Вы же… с товарищем вот… — Он оглянулся и стал белее бумаги.

Только тут полковник заметил стаканы — возле себя пустой, а на краю стола — полный.

— Кто?! — страшным голосом рявкнул он.

— Не знаю, — прошептал Сева. — Я думал…

— Тебе не положено думать, — роняя слова, словно булыжники, процедил Кочергин. — Думаю тут я. А ты должен исполнять то, что я скажу. Под трибунал захотел? Откуда он тут взялся?

— Товарищ полковник! — Адъютант истово прижал к груди руки. — Вы же меня за досье послали. Я когда вернулся, он уже тут сидел. Вы и чай для него… — За последний аргумент он ухватился, как утопающий за соломинку.

Кочергин обессиленно рухнул в начальственное кресло. Мысли его сейчас неслись вскачь, опережая одна другую. Следовало действовать очень быстро, иначе генерал его уроет вместе с лейтенантом. Досье Реутова — очень опасная вещь, на нём можно запросто шею сломать.

— Живо проверяй, всё ли на месте! — распорядился он. — Не дай бог, что-нибудь пропало. Прямо по описи шпарь!

— Да я уже вижу — фотографий нет, — немедленно сообщил Сева.

Шеф так и взвился с места.

— Отставить проверку! — Он с силой вдавил клавишу селектора. — Вахта! Говорит полковник Кочергин. Посторонних визитёров из здания не выпускать! — И уже к адъютанту: — Ты его хорошо запомнил?

Лейтенант бодро кивнул.

— Дуй к выходу, будешь контролировать. А я подниму всю нашу группу. Пусть прочёсывают здание.

Макс не спеша шагал по коридорам Управления и одновременно смотрел сцену в кабинете главы научного отдела. При последней реплике Кочергина он чуть скривил губы и подумал: «Ну да! Размечтались! Это вам не беззащитного доктора прессовать. Вы у меня этот день хорошо запомните». Всё так же неторопливо он добрался до вестибюля и направился к посту охраны. При его приближении лейтенант Сева, ещё не успевший отдышаться, вытянулся, а вооружённые до зубов спецназовцы взяли под козырёк.

— Значит, так. — Экс-пилот остановился и безмятежно посмотрел на комитет по встрече. — Ты, — он ткнул пальцем в адъютанта, — напишешь генералу подробную докладную о том, как всё происходило на самом деле. А вы, ребята, — взгляд его перекочевал на группу устрашающего вида бойцов, — зафиксируете в журнале, что оказали все почести сыну Александра Наумыча Реутова. Хорошо запомнили? — Ответом ему послужил слаженный наклон голов. — Провожать не надо. — Макс махнул рукой и вышел наружу.

Литейный встретил его шумом машин. Клюев рассеянно огляделся и пошёл к углу улицы Воинова, там он подождал, пока не загорится зелёный сигнал светофора, и двинулся в сторону набережной. Опять не повезло, с досадой размышлял он. Если даже в архиве Управления КГБ не осталось фотографий, выходит, это неспроста. Чувствуется рука неуловимого папы, а не просто помешательство здешних контрразведчиков на запредельной секретности. Но даже у гениев случаются проколы. Не мог же родитель предусмотреть абсолютно всё. Где-то же обязательно должен сохраниться хотя бы один маленький кусочек фотобумаги с изображением отца. Только вот где? О каких документах папа вспомнил бы в последнюю очередь? Макс вызвал из памяти биографию Реутова А. Н. и стал последовательно перебирать этапы его жизни. Детство в Волхове, школа, получение паспорта. Стоп. На паспорте обязательно должна быть фотография, иначе он недействителен. Где хранится бланк до его вручения счастливому обладателю. Правильно, в паспортном столе. Нет, с сожалением ответил Клюев сам себе. Паспорт — слишком серьёзный документ. Наверняка родитель предусмотрел какую-нибудь каверзу. Что ещё остаётся? Поступление в университет. К биографии и анкете обязательно прикладываются две фотографии. Мог отец забыть о таком незначительном эпизоде. Разумеется, мог, хотя не факт. Но зато шанс. Пусть и мизерный.

Макс немного воспрял духом Я прямо с набережной прыгнул в тот день и час, когда папа-конспиратор подал документы на физический факультет. Вернее, он выбрал момент перед сдачей первого экзамена. Анкета без фотографии тоже ведь недействительна. С привычным уже удостоверением КГБ, только выписанным значительно раньше предыдущего, он явился к председателю приёмной комиссии. Сотрудникам органов вопросы задавать не положено. Они сами их задают. Это известно всем.

— Майор Клюев из Управления госбезопасности, — представился он высокому, начавшему седеть мужчине, на столе которого, заваленном кипами абитуриентских надежд, красовалась соответствующая табличка. — Мне надо просмотреть анкеты поступающих на физический факультет.

Мужчина молча оглядел стол и так же молча подвинул Максу внушительную пачку бумаг.

— Изучайте, — спокойно произнёс он. — Раз надо, значит, надо.

Всё верно. К заполненным самыми разными почерками листам канцелярскими скрепками были пришпилены фотографии. Боясь спугнуть удачу, экс-пилот начал осторожно перебирать стопку. Анкеты Реутова в ней не оказалось. Хмурясь и кусая нижнюю губу, Клюев нервно подровнял бумаги и стал смотреть снова, теперь уже откладывая каждый лист в сторону и более внимательно вчитываясь не только в фамилии, но и в имена с отчествами. Женские он, естественно, пропускал. Макс знал, что ошибиться он не мог — в компьютерном файле совершенно точно значился год поступления. Он уже перелопатил большую часть анкет, когда наткнулся на знакомое словосочетание — Александр Наумович, вот только фамилия оказалась другой — Захаров, да канцелярская скрепка ничего не прижимала к исписанному листу. Экс-пилот машинально протянул к ней пальцы, ухватил за гладкий верхний изгиб и почувствовал, что к обратной стороне бумаги всё-таки пришпилен тонкий прямоугольничек. Клюев резко перевернул анкету. Да, это была фотография. Вероятно, секретарша в спешке прицепила её не так, как положено. И одного взгляда на эту фотографию Максу оказалось достаточно, чтобы испытать сильнейшее потрясение.

Интересно, будут ли созревать яблоки на лунной яблоне? Этот в высшей степени философский вопрос одолевал Пономарёва последние двадцать минут, пока Юрка ковырялся в днище бывшего сканера, а Пысин задумчиво рассматривал какую-то фигню, похожую на металлического ежа, которую он вытащил из холщовой сумки. Шурик лежал, подложив под голову руки, и глядел сквозь просветы в ветках на туманный серпик Земли. Яблоня, конечно, даже не подозревала о его мучениях, шелестела себе листьями под слабыми порывами ветерка. «Однако! — удивился он. — А ветер здесь откуда? Неужели опять Алонсо или Эстебан где-нибудь поблизости практикуются?»