Инверсия - Страница 78

Для успешных поисков родителя Клюеву требовалось получить его биоинформационный слепок, или психоматрицу, по определению Олега Варчука. В общем-то, сейчас он делал сразу две полезных вещи — оттачивал новое умение, приобретённое на Чудском озере, и старался нащупать след. Совмещение у него получилось сразу, он вновь пережил своё полубредовое состояние в разрушенном лабораторном корпусе, вышел из транса и стал рассматривать снятую с ауры картинку. Что за ерунда?! Маму он видел очень отчётливо, а вот отца… как бы не в фокусе — размытой казалась его фигура, не до конца проявленной. Бред! Макс же прекрасно помнил, что лицо отца ему тогда показалось знакомым. Добрым и знакомым. Он постарался восстановить образ и с ужасом понял, что не может. Ничего себе! Кто же ты, папа?

Наверное, вид у Клюева был ещё тот, потому что перед ним образовались вдруг двое серьёзного вида мужчин, поинтересовались, что он тут делает, и потребовали предъявить документы. Пришлось отвлечься и придать их мыслям несколько иное направление, после чего парочка удалилась в полной прострации, а Макс вернулся к своим штудиям. Он произвёл ещё несколько неудачных попыток, осознал, что понапрасну теряет время, и всё же нашёл вполне сносный выход. Он снял слепок с образа мамы и с помощью него без особого труда узнал родительский адрес. Дело оставалось за малым. Он позвонил секретарше директора ИПФИ — а попросту говоря, вошёл в телефонную сеть и замкнул нужные группы контактов, — узнал, что доктор Реутов ещё не появлялся, и совсем уж вознамерился навестить маму, благо её декретный отпуск ещё не закончился, и днём она была дома, но вспомнил, что в рабочее время здесь ходить в гости не принято. Пришлось отложить визит до вечера, и Макс отправился болтаться по городу. Разумеется, он мог бы переместиться на несколько часов вперёд, но не захотел этого делать в надежде на внезапное появление папы. Вдруг повезёт. Вдруг где-нибудь проклюнется неуловимый Александр Наумыч. Не мог же тот, в конце концов, знать, что им интересуется адепт второго уровня. Или всё-таки мог? Вопрос требовал серьёзного осмысления.

Бродя по городу, а шёл он в основном по набережным, глядя на воду — так легче думалось, — Клюев всё чаще ловил себя на мысли, что его приёмные родители как бы отодвинулись на второй план, а их место в его душе заняли настоящие, здешние, и он уже не мог представить себе ничего иного. Где-то здесь, на улице Салтыкова-Щедрина, его мама сейчас нянчила крошечного Захарку, его старшего брата, которого он привык называть Никитой, а он, Макс, ещё вообще даже в планах не значился, и пусть это время отстояло от его настоящего на тридцать лет, всё равно для него оно существовало сейчас. Где-то здесь, в дебрях большого города, его папа создавал невообразимую установку с двумя преобразователями, способную порождать взаимодействие седьмого порядка и тем самым менять локальные характеристики реальности. И вполне возможно, уже создал. Поэтому режим секретности вокруг него сгустился до чрезвычайности, и секретарша просто водила Макса за нос, а доктор Реутов на самом деле никуда не уходил и преспокойно трудился у себя в лаборатории. Поэтому адепт второго уровня оказался не в состоянии обнаружить искомого доктора — кто его знает, какие побочные эффекты давала работающая установка. Поэтому вся информация о папе не просматривалась, изменение характеристик реальности — вещь запредельная.

Чем дольше Клюев размышлял, тем больше склонялся к варианту вечернего визита. Не век же отец будет торчать на работе, когда-нибудь и домой потянет, к любимой жене и маленькому сынишке. И всё-таки он не торопил события. Когда ему надоела прогулка по набережным, Макс присоединился к экскурсии и провёл два часа на видавшем виды теплоходике, путешествуя по рекам и каналам и любуясь красотами города уже с воды. Надо сказать, что в таком ракурсе Ленинград выглядел совсем иначе. Будто мелочность и суета повседневной жизни отодвинулись куда-то очень далеко, спрятались и растаяли в туманной дымке, а само петровское творение вернулось к первозданному виду и взирало сверху на любопытствующих людей в торжественном молчании, скрывавшем неведомые тайны. «И почему я не догадался сделать этого раньше? — недоумевал Макс. — Странное возникает ощущение. Странное и завораживающее. Словно оказался на пороге незнакомого мира, а дальше не пустили». Он сошёл с речного трамвайчика в глубокой задумчивости и ещё некоторое время брёл, не разбирая дороги, пока не уткнулся в афишную тумбу. Лишь тогда он встряхнулся, покрутил головой, сообразил, что оказался у Гостиного двора, поднял взгляд к часам на ратуше, показывавшим начало восьмого, и решил, что настал момент навестить маму.

Прямо от Перинной линии Клюев переместился в подъезд дома на Салтыкова-Щедрина, сотворил роскошный букет роз, торт из «Метрополя» и бутылку шампанского, а потом нажал на пуговку звонка. Когда дверь открылась, и молодая красивая женщина окинула его вопросительным взглядом серых глаз, у Макса запершило в горле, и он неловко кашлянул. А кто бы удержался? Во-первых, мама была моложе сына, в такой ситуации и у более закалённых, чем Клюев, людей мог случиться приступ мигрени, а во-вторых, хозяйка квартиры очень походила на Настю Хлопову, просто одно лицо — сейчас он видел его воочию, а не умозрительно, — и это обстоятельство вызвало некую раздвоенность сознания. — Простите, вам кого? — спросила женщина.

— Здравствуйте, — растерянно улыбаясь, выдавил Клюев. — Вы ведь Елена Фёдоровна? — И протянул цветы.

— Ой, спасибо! — Она удивилась, но букет приняла.

— Меня зовут Максим. — Экс-пилот кое-как справился с волнением. — Я коллега Александра Наумыча. Он уже дома?

— Да вы проходите, — облегчённо вздохнув, сказала мама, видимо, незнакомцы не часто посещали этот дом, оно и понятно, госбезопасность старательно ограничивала контакты Реутова. — Что ж мы на пороге-то разговариваем. Саши ещё нет, он так рано не появляется, но вы можете его подождать.

— А я вас не стесню? — Клюев вдруг ощутил непонятную робость.

— Нет-нет. Тем более что гости у нас бывают нечасто.

Больше Макс колебаться не стал. Он сделал решительный шаг и оказался в уютной прихожей, обставленной с несомненным вкусом и достаточно просторной. Переобулся в мягкие тапочки и последовал за хозяйкой в гостиную. Поставив на журнальный столик торт и шампанское, он с интересом огляделся. Вдоль одной из стен высились книжные шкафы, за стеклянными дверцами которых поблёскивали корешками раритетные издания. Названий Клюев прочесть не смог, но по внешнему виду определил, что книги действительно старые, в основном начала века. У второй стены стоял диван с двумя креслами и напольные часы с боем, у третьей — телевизор на подвижной тумбе. Над телевизором висела картина, изображавшая какой-то пейзаж. Окно, выходившее во двор, прикрывала тюлевая занавесь, обрамлённая портьерами в тон обоям. Ни одной фотографии Макс не увидел. Заметив его любопытство, Елена Фёдоровна как-то виновато улыбнулась и развела руками.

— Саша — большой любитель антикварных изданий, — произнесла она. — Мне кажется, все букинисты города знают его в лицо. Кроме работы книги — его единственное увлечение. Всё это, конечно, здорово, но уж очень много от них пыли. А у нас ребёнок маленький. Вы знаете, у ленинградских детей повышенная склонность к аллергии.

— Но вы же как-то с этим справляетесь? — нерешительно спросил Клюев.

— Да, — подтвердила мама. — Я стараюсь, чтобы Захарка в этой комнате не появлялся. В основном он у себя в детской или мы гуляем с ним на улице. Ой, извините, — спохватилась она, — я сейчас чай поставлю. Вы тут посидите пока. Я быстро.

— А может, мы вместе посидим на кухне? — предложил Макс. — Что я тут один буду.

— Ну-у-у, в общем-то, я не возражаю. Если вам так удобнее…

Они прошли на кухню, очень уютную и чистенькую. Пока Елена Фёдоровна хлопотала у плиты, Клюев расположился за столом и всё время украдкой посматривал на неё. Странные он сейчас испытывал ощущения. И совершенно нереальные. Подсознательно он называл эту женщину мамой, потому что в том заключалась святая истина, а вот обратиться к ней так он бы не смог. Ну в самом деле, какая она мама, если моложе его лет на пять? Они принадлежали к разным временам, и совмещению эти времена не поддавались. Считать такую прелестную женщину подругой — ещё куда ни шло, но вот испытывать к ней сыновние чувства — за гранью возможного. И тем не менее в нём сейчас пробудился маленький мальчик, которому ужасно хотелось теплоты и ласки, хотелось забраться на мамины колени, прижаться щекой к мягкому и успокаивающему, закрыть глаза и надеяться, что это будет продолжаться вечно. Да что с ним? Совсем расклеился, испытатель? Клюев мысленно взял себя за шкирку и хорошенько встряхнул. Подействовало.