Интимная Русь. Жизнь без Домостроя, грех, любовь и колдовство - Страница 8

То, что у славян и русов жену по смерти мужа убивали и хоронили вместе с ним, утверждают многие древние авторы. Современные исследователи видят в этом обряде акт соумирания: женщина, поднимаясь на костер умершего мужа, переходит вместе с ним в другой мир, где они продолжают жить в любви и согласии. Но о чем свидетельствуют археологические находки?

О Древней Руси нам может многое рассказать Гнёздовский археологический комплекс — один из наиболее крупных и хорошо изученных археологических памятников того времени. Он расположен у деревни Гнёздово (от которой и получил название), недалеко от Смоленска. В него входят более 4000 курганов, которые датируются Х — началом XI века.

Сейчас в Гнёздове раскопано свыше 700 курганов. Большинство погребений в них — трупосожжения. Одних покойников сжигали на стороне[50], других — на месте. После этого останки ссыпали в большие сосуды и помещали в курган вместе с оружием, орудиями и украшениями. Среди захоронений есть богатые, есть бедные. Богатые мужские сопровождаются дополнительными погребениями. Так, в одном кургане стояли три больших горшка, наполненных жжеными костями; при одном из них были воткнуты в землю меч и копье, в двух других оказались женские украшения. Воин, погребенный с двумя женщинами. Казалось бы, все ясно: воина похоронили с двумя любимыми женами… Вот только большинство мужских погребений никогда не сопровождаются погребениями женщин. Мужчин и женщин, богатых и бедных, хоронили в отдельных могилах. И только в очень богатых погребениях женщины сопровождали мужчин. Проанализировав погребальный обряд, археологи сделали вывод: убивали и сжигали вместе с мужчиной не законных жен, а рабынь — наложниц[51].

Да, рабство у наших предков не просто бытовало, а процветало. С V–VI веков славяне вели беспощадные войны, а это основной источник рабов. «Огромное полчище склавинов, напавшее на Иллирик, — описывает Прокопий Кесарийский один из славянских набегов, — сотворило там неописуемые беды. <…> Проведя в таком разбое значительное время, они заполнили все дороги трупами и, поработив бессчетное множество [людей] и разграбив все, со всей добычей вернулись домой, причем никто им не препятствовал»[52].

К Х веку рабы наравне с воском составляли одну из важнейших экспортных статей. Византийский император Константин Багрянородный (905–959) рассказывает, что русские купцы привозили для продажи в Константинополь закованных в цепи рабов, и среди них были не только «крепкие мужчины и юноши, но и дети, и девушки, и женщины»[53]. В Раффельштеттенском таможенном уставе (903–906) есть упоминание о купцах из русов. Эти купцы платили подати с продажи различных товаров: «…за каждую рабыню (ancilla) [пошлина] — одна тремисса» («столько же — за жеребца»), а «за раба — одна сайга» («столько же за кобылу»)[54]. Тремисс(а) — позднеримская золотая монета, равная 30 каролингским денариям; 1 тремисс соответствует по ценности примерно 17 граммам серебра. Сайга — монета, равная 5 денариям, то есть около 8,5 грамма серебра. Как видите, рабыни ценились в два раза дороже раба-мужчины. Причина такого «неравноправия» очевидна: женщина могла не только работать, но и рожать для хозяина новых рабов.

Подробное описание дали русским работорговцам арабы:

Это опять пишет ибн Фадлан[55].

Древнейшее название раба — челядин, во множественном числе — челядь. С XI века появляется новый термин — холоп. Но интересно, что женщина в рабстве всегда именовалась только «раба» («роба»), и положение ее было своеобразным. Свод законов Русская Правда, начавший действовать на Руси с 1016 года, устанавливает штраф за убийство холопа 5 гривен, а за убийство рабы — 6 гривен. Если же раба выполняла функции кормилицы, то штраф увеличивался до 12 гривен[56]. Кара за увечье рабынь следовала лишь в случае смерти пострадавшей. «Любодеяние со своею рабою» по Русской Правде было ненаказуемо, но в договорах с немцами Новгорода и Смоленска XII–XIII веков оговаривается, что насилие над рабой, как и насилие над публичной женщиной, карается штрафом в одну гривну. А если после изнасилования рабыня оказывалась опозорена, то ей полагалась вольная: «Оже кто робу повержеть насильемь, а не соромить, то за обиду гривна; пакы ли соромить, собе свободна»[57]. Здесь «сором» — позорище. То есть если насилие произошло тайно, без огласки, то штраф гривна, если же с оглаской — если насильник пустил славу о ней, — то рабыне полагалась вольная.

Если свободный женился на рабе, то обязательно должен был быть заключен договор с ее хозяином, в противном случае он становился рабом. Если же свободная девушка выходила замуж за холопа, то она, как и ее дети, оставались свободными. Дети, прижитые свободным от рабыни, не всегда отличались от детей, рожденных от свободной матери. После смерти хозяина его дети от рабы-наложницы не получали наследства, но получали вместе с матерью свободу.

С XIV века положение рабов и рабынь стало ухудшаться. Так, в уставной грамоте Василия Дмитриевича оправдывается убийство рабы «осподарем»: «…и случится смерть, в том… вины не емлють»[58]. Теперь уже брак с холопом превращал свободную женщину в рабыню.

Центр работорговли перемещается в Господин Великий Новгород, который не воспринимал себя как русскую землю. О бойкой торговле женщинами в Новгороде пишет в 1413 году бургундский рыцарь Гильбер де Ланноа (1386–1462): «И обменивают своих женщин одну на другую за слиток или два серебра, как договорятся, чтобы один возместил разницу в цене другому»[59]. Новгородские «лихие людишки» — ушкуйники — на быстроходных ладьях грабили купцов, совершали набеги на мордовские и татарские земли, не брезговали и русскими поселениями. Захваченные полоны отправлялись на невольничьи рынки.

^{Аполлинарий Васнецов. Древний Великий Новгород. 1901. Частная коллекция / Wikimedia Commons}