Интимная Русь. Жизнь без Домостроя, грех, любовь и колдовство - Страница 47
Мыльня — один из старейших свадебных обычаев; описанный древнерусскими летописцами, он сохранялся вплоть до начала XX века. Мыльня — это мытье в бане накануне свадьбы и после нее, которое «выражало чистоту брачнаго ложа и вообще чистоплотность»[441]. После первой ночи «водили молодых в баню и потом угощали в постели кашею»[442]. Нарушение обычая резко осуждалось. Ученые видят в этом отголоски древнейших индоевропейских обрядов, в ходе которых невеста совершает омовение, как та же Гера перед свадьбой с Зевсом.
Еще один важнейший элемент обряда и у простых людей, и у царя — пир с традиционными свадебными угощениями, такими как каравай, перепека, калачи, каша, сыр, соль и курица. Каравай, соль и сыр, на взгляд ряда исследователей, олицетворяли солнце, месяц и благополучие; другие ученые считали, что каравай символизирует сам брак. На свадьбе пели множество обрядовых песен, увы, не дошедших до нас. Вот как описывает свадьбу Самуил Коллинс: «Хор молодых людей, мужчин и девушек, поет между тем эпиталаму и свадебные песни, сладострастные и бесстыдные в высшей степени»[443].
Новобрачных царя и царицу укладывали спать обязательно в пустой нежилой и нетопленой избе, даже если свадьба проходила зимой. Постель была не пуховой, а соломенной, притом покрытой обычным полотном, а не шелками. Все это имело магическое значение. Ржаные снопы вместо постели, по мнению Александра Терещенко, означали «чадородие»[444]; на взгляд же исследователя русской культуры Михаила Забылина, «спанье на снопах — [выражало] прибыток в доме»[445]. У царской первой брачной ночи была и другая экзотическая деталь: в спальне молодых по четырем углам втыкали по стреле и на каждой вешали по сорок соболей. Историки считают, что это служило защитой от колдовства.
«А после того кормили Государя и Государыню кашею…». Из описания торжества бракосочетания царя Михаила Федоровича с Евдокией Стрешневой. Литография А. Прохорова. 1884. Материалы по истории русских одежд и обстановки жизни народной, издаваемые по высочайшему соизволению В. Прохоровым: 1–4 Доисторическое время; 2. Период исторический. Спб., 1883
После брачной ночи молодых обязательно «вскрывали», чтобы определить непорочность («почетность») невесты. По мнению Александра Терещенко, эту традицию русские переняли у восточных народов, где она бытовала до XVII века[446]. На четвертый день проходил обряд дарения. Вот как описывают его летописи:
…в четвертый день после государевой свадьбы, приходил к государю святейшiй Iосиф Патрiарх Московскiй и всеа Русiи со властьми, и государю царю и великому князю Алексею Михайловичу… и государыне царице и великой княгине Марье Ильичне здоровали и дарили[447].
Глава 24. Царская жизнь
Допустим, претендентка победила в смотре невест, выжила, даже пережила свадьбу и стала русской царицей. Неужели теперь она может купаться в бескрайнем море счастья и удовольствий? Нет. На самом деле то, что ждало русских цариц, совсем не походило на сказку: теперь вся их жизнь состояла из многочисленных запретов. Царица не могла практически ничего!
Для начала теперь очень многие желали ей смерти, прежде всего — родственники тех девушек, что не прошли отбор. Поэтому в XVII веке во дворце принимали строгие меры для защиты женщин царской семьи. Царице не разрешалось навещать своих родственников; ей теперь было запрещено показывать лицо незнакомцам и самой видеть простых людей, а простым людям — видеть ее. Поэтому родители и другие близкие родственники царской невесты переезжали во дворец. Выйти за пределы нового дома царица теперь тоже не могла. Исключение — поездка на богомолье в монастырь, да и то в наглухо закрытой карете, безо всякого любования видами из окна.
Царица в своих хоромах. Из описания торжества бракосочетания царя Михаила Федоровича с Евдокией Стрешневой. Литография А. Прохорова. 1884. Материалы по истории русских одежд и обстановки жизни народной, издаваемые по высочайшему соизволению В. Прохоровым: 1–4 Доисторическое время; 2. Период исторический. Спб., 1883
Дипломат и путешественник Сигизмунд Герберштейн, который жил при дворе царя Ивана Грозного, отмечал:
Они (московиты) не верят в честь женщины, если она не живет взаперти дома и не находится под такой охраной, что никуда не выходит. Они отказывают женщине в целомудрии, если она позволяет смотреть на себя посторонним или иностранцам. Заключенные дома, они только прядут и сучат нитки, не имея совершенно никакого голоса и участия в хозяйстве[448].
Быть может, царица развлекалась на постоянных балах и приемах? Вовсе нет. Ни она сама, ни ее дочери не участвовали в официальных церемониях, где присутствовали мужчины. У них был свой церемониальный зал — Золотая царицына палата. Как пишет Григорий Котошихин, хорошо осведомленный о жизни при царском дворе, «видают царицу бояре и ближние люди времянем, а простые люди мало когда видают»[449].
На женской половине все слуги тоже были женского пола. Высших из них называли верховыми боярынями — они, как и слуги царя, отвечали за казну и канцелярию царицы.
Федор Солнцев. Золотая царицына палата. 1849–1853. Древности Российскаго государства, изданныя по высочайшему повелению. Москва: Тип. Александра Семена, 1849–1853
А еще царица имела официальную «работу». Именно ей часто направляли жалобы дворяне: во-первых, у нее и времени было больше, а во-вторых, так повелось, что царице отводили роль заступницы. Впрочем, ей дозволялось иметь хобби; традиционно царице следовало посвящать много времени вышиванию. Вещь, сделанная ее руками, считалась одним из самых ценных подарков, которые иностранный посол или правитель мог получить от русской правящей семьи. Вот и все веселье!
Ну а как же личная жизнь? А никак. По словам того же Котошихина:
И на празники господския, и в воскресные дни, и в посты царь и царица опочивают в своих покоех порознь; а когда случитца быти опичивати им вместе, и в то время царь по царицу посылает, велит быть к себе спать, или сам к ней похочет быть. А которую нощь опочивают вместе, и наутрее ходять в мылню порознь, или водою измыются…[450]
С большим сочувствием описывает он и быт царевен:
…имеяй свои особые ж покои разные, и живуще яко пустынницы, мало зряху людей, и их люди; но всегда в молитве и в посте пребываху и лица свои слезами омываху, понеже удоволство имеяй царственное, не имеяй бо себе удоволства такова, как от Всемогущаго Бога вдано человеком совокуплятися и плод творити[451].