Интересная жизнь. Рассказы - Страница 6

— Эх старик, старик, — сокрушенно пробормотал вслед ему Зайцев. — И ты против меня… Ну и пропадай со всеми, старый хрыч.

«Нет, нет, — через минуту раскаивался он в грубых словах. — Нельзя так. Это я сам во всем виноват, мне и спасать…»

Между тем, несмотря на всевозможные ухищрения Зайцева, мир все более кособочился. Ветер стекал плавным потоком к востоку, солнце все стремительней съезжало куда-то вбок, удлинялись тени.

Дворами и закоулками Зайцев двигался в безопасное место — так во время кораблекрушения люди устремляются к тому борту, что высоко поднялся над водой.

К вечеру он наконец очутился напротив своего дома. Долго стоял в аптеке, прячась за фикусом, настороженно следя из окна за беспечными прохожими. Когда же, после некоторого удивленного перешептывания продавщиц, к нему направилась строгая дама в белом халате, он, стараясь выглядеть спокойным, выступил из-за своего фикуса и, независимо посвистывая, пошел к дверям.

Во дворе переругивались хмельные грузчики, споря о чем-то с заведующей. Зайцева не заметили и не тронули.

К его счастью, лифт стоял на первом этаже. Зайцев шмыгнул в него, грохнул железной дверью и, не целясь, ткнул пальцем в кнопку. Лифт, дико ухая, пополз наверх.

«И здесь перекос», — отметил Зайцев.

До позднего вечера протомился он на кухне, листая газету. Ел и все прислушивался к шумам на лестнице, вздрагивая всякий раз, когда лифт останавливался на его этаже и грохотали железные двери. Ожидание с каждым часом становилось все невыносимее…

В половине двенадцатого в прихожей резанул звонок.

Зайцев вскочил из-за стола, запахнул халат и побежал на цыпочках открывать, дожевывая на ходу холодную треску. Постоял в темной прихожей, дожевал, сглотнул и спросил сдавленным, злым голосом:

— Кто там?

— Это я, — проблеял какой-то мужик. — Отвори, хозяин, есть разговор.

— Кто это? — переспросил Зайцев, встревоженно потирая ледяные руки.

— Это я, хозяин. На минутку… Я и заходить-то не буду, отвори, и всего делов-то… Я один здесь.

— Да свои, Жора, свои, — сипло перебил другой, неприятно знакомый голос. — Он один здесь. Отомкни.

— Кто такой? — пугаясь, огрызнулся Зайцев и отступил от двери.

Он с детства боялся цыган.

Долго никто не отзывался.

— Я не Жора! — крикнул Зайцев, не выдержав тишины.

За дверью зашептались, уронили тяжелую железяку…

— Кто там? — закричал Зайцев.

— Не бойся, хозяин, я один тут, — стал домогаться голос с недоброй лаской. — А хто такой — мясо, значить, собираю… Сборщик… Ты открой дверку-то по-хорошему…

У Зайцева захолонуло сердце и ослабли ноги.

«Зачем я голос подавал, кретин, — ругал он себя, холодея. — Сколько раз зарекался…»

Тут он расслышал скрип и тихое потрескивание. Очевидно, кто-то сильно, но осторожно, чтоб не растревожить соседей, напирал на дверь снаружи. Зайцев кинулся к двери, прижался спиной. Отскочил…

«Тревогу бить, тревогу бить…» — мысленно причитал он, не зная, что предпринять.

Треск внезапно прекратился.

Зайцев замер с открытым ртом, прислушался.

Кто-то тихо возился в замке.

Зайцев зажал ладонью рот, пригнулся и на цыпочках побежал в ванную. Не зажигая света, нащупал под раковиной топорик, которым рубил накануне мерзлую треску из морозильника. Но рука его, сделавшись от испуга дряблой и бессильной, не держала оружия. Зайцев в отчаянии приткнулся к шкапчику и тихо заголосил…

Очнулся он от приглушенной возни. Судя по затекшим его членам, прошло довольно много времени. Двигали стол на кухне.

— И куда подевался, сволочь? — негромко допытывался напряженный тенорок.

— Найдем, зарежем! — отрывисто пообещал сиплый, знакомый.

— Пилой запилим! — злобно уточнил тот же тенорок.

— Где б ему быть? — соображал между тем сиплый. — В ванную, что ли, забрался? От них всегда не знаешь, чего ожидать, такой народишко с гнильцой…

Зашаркали близкие шаги. Чья-то отвратительная лапа нашарила в темноте лицо Зайцева.

Зайцев заверещал и, взбрыкивая, кинулся из ванной. Загремело, загрохотало что-то сзади, обрушиваясь. Зайцев, ударившись коленом о бетонный угол, вырвался наружу из оскверненной квартиры, благо дверь была нараспашку, и, ёкая селезенкой, поскакал по склизким ступенькам…

Вернулся он через полчаса в сопровождении наряда милиции. Дверь была заперта. Пока ее взламывали, Зайцев стоял на лестнице, хоронясь за выступом стены. Трое милиционеров осмотрели квартиру, нашли в ванной окровавленный топорик. Капитан, держа его двумя пальцами, вышел и вопросительно посмотрел на Зайцева.

— Мясо рубим, — сказал Зайцев хмуро.

— Пройдите на кухню, — велел капитан, толкая его в спину. — Ждите там.

Зайцев прошел, сел у плиты, горестно огляделся. На плите стояла пустая сковородка с застывшим жиром. «Кто-то из них съел всю мою треску, — подумал Зайцев с отвращением. — Позор».

И тут в кухню, растопырив руки, вошли три здоровенных санитара. Зайцев мгновенно догадался обо всем и кинулся к окну. Его повалили, связали полотенцем. Спеленатое тело отнесли в машину.

Всю дорогу Зайцев молчал и с презрительным видом глядел в потолок. Машину трясло. Санитары вели себя совершенно доброжелательно, ели на расстеленной газете хлеб и холодные котлеты.

Машина стала петлять, потом остановилась. Санитар открыл ключом дверь и приказал кратко:

— Слазь.

Зайцев спрыгнул на землю, едва не упав при этом, поскольку сильно мешали связанные руки. Огляделся. Асфальтовая узкая дорожка, огороженная высокими кустами, вела к оцинкованной, нехорошей на вид двери.

«Прозекторская?»

Над дверью горела голая лампочка.

Санитары, подхватив его под бока, повлекли по дорожке. Зайцев скакал, путаясь в своих пеленах. Тяжелая дверь бесшумно отворилась при их приближении, и сразу же за ней без всяких прихожих и переходов обнаружился тесный подозрительный кабинетик размером с табачный киоск.

«Эт-то мы уже видали!» — бодрясь, произнес про себя Зайцев, хотя, конечно, ничего подобного в жизни своей не видел.

— Вот, Яков Борисыч, пациент, — доложил один из санитаров сидящему в углу врачу. — Насилу довезли, все зубами скрипел. Не хотел, вишь, ехать-то…

— Разговаривать брезговал с нами, — пожаловался другой. — Молчит, хоть гром греми…

— Опасный, — уверенно прибавил третий.

— Любопытно! Очень любопытно! — обрадовался лупоглазый врач, вскочил и побежал к Зайцеву, сунулся пальцами в лицо…

— Коч! — крикнул Зайцев, отшатываясь.

Врач метнулся к столу, быстро что-то начертил на бумажке, топнул ногой и приказал:

— Увести в экспериментальную палату. Будем опыт делать!

Спеленатого Зайцева потащили по белому коридору, остановились у белой же двери, сверились со схемой.

— Здесь! — определил санитар. — Особо буйная палата.

С Зайцева сняли путы и втолкнули в палату.

При его появлении в помещении произошло оживление — с серой узкой коечки проворно спрыгнул какой-то развеселый толстячок в огромных, почти циркового размера, шлепанцах и подскочил к Зайцеву. Затем, страшно улыбаясь, он обтер руки об пижаму, указательными пальцами оттянул себе нижние веки, мизинцами широко распялил рот и высунул обезьяний язык. Зайцев поднял локоть, защищаясь.

— Что, не узнаешь, сволочь? — взвизгнул тенорком толстячок. — А ты обернись-ка…

Зайцев обернулся. За спиной у него стоял тот, худой, знакомый. В руках его, изуродованных грубой татуировкой, была ножовка.

— Виноват, — сказал Зайцев вежливым, слабым голосом. — Вероятно, тут недоразумение вышло… Я действительно спешил…

— А что виноват, так то всем ясно, — сипло подтвердил худой. — Вишь, харя-то какая румяная, точно у клопа запечного… Насосался кровушки народной. Теперь слушай приговор…

— Это похоже на сон. На дурной сон, — опускаясь на пол, проговорил Зайцев.

— Нет, это никакой тебе не сон, — покачивая головой, опроверг толстячок. — Будем ликвидировать тебя, раз уж ты сам признал себя виновным. Отрежем тебя от жизни, как ноготь. Вынай, Хром, пилу!..