Интеллигенция на пепелище родной страны - Страница 2

Давайте пройдем, шаг за шагом, по основным постулатам нынешней революции, которой присягнула российская интеллигенция.

Сразу заметим: понятия "свобода" и "демократия" были приняты на веру, без изложения их смысла. Интеллигенция отмахнулась от философов, переживших опыт первых революций.

Собственное же понимание демократии и свободы интеллигенцией выглядит поистине жалким. Любая культура есть многомерный мир, каждой своей гранью ограничивающий свободы человека. Поэтому всякое скачкообразное изменение содержания категории свободы вызывает потрясение здания культуры.

Очевидно, что смысл свободы сложен, определяется всем культурным контекстом. Разве все равно, идет ли речь о свободе Степана Разина или Томаса Джефферсона (который умер крупным рабовладельцем), о свободе Достоевского или фон Хайека? Бороться за какую свободу присягали наши м.н.с.? За свободу от чего? Ведь абсолютной свободы не существует, в любом обществе человек ограничен структурами, нормами — просто они в разных культурах различны. Но эти вопросы не вставали — интеллигенция буквально мечтала о свободе червяка, не ограниченного никаким скелетом. В статье "Патология цивилизации и свобода культуры" (1974) Конрад Лоренц писал: "Функция всех структур — сохранять форму и служить опорой — требует, по определению, в известной мере пожертвовать свободой. Можно привести такой пример: червяк может согнуть свое тело в любом месте, где пожелает, в то время как мы, люди, можем совершать движения только в суставах. Но мы можем выпрямиться, встав на ноги — а червяк не может".

Лишь мельком отметим и потом отставим грустную тему: представления нашей интеллигенции о свободе оказались предельно пошлы и глупы. Никаких размышлений о структуре несвободы, о ее фундаментальных и вторичных элементах не было. Ломая советский порядок и создавая хаос, интеллигенция, как кролик, лезла в ловушку самой примитивной и хамской несвободы. Вспомним, что в 1988 г. большая часть интеллигенции посчитала самым важным событием года акт свободы — "снятие лимитов на подписку". Этому мелкому акту было придано эпохальное значение. Что же получил средний интеллигент в итоге?

Напомню молодым: при дешевых ценах в СССР были лимиты на подписку газет и журналов, квоты давались по предприятиям, иногда люди тянули жребий. Для интеллигенции это было символом тоталитарного гнета. Хотя средняя культурная семья выписывала 3-4 газеты и 2-3 толстых журнала.1 Сама "Литературная газета" выходила тиражом в 5 млн. экземпляров! Убив "тоталитаризм", интеллигенция доверила режиму чисто рыночными средствами наложить такие лимиты на подписку, что на 1997 г. ЛГ имеет лишь 30 тыс. подписчиков! Демократические журналы выходят лишь благодаря фонду Сороса, тираж "Нового мира" упал с 2,7 млн. в советское время до 15 тыс. в 1997 г. И никакого гнета в этом интеллигенция не видит.

Из этого мелкого факта видно, что важным истоком культурного кризиса было расщепление сознания интеллигенции, изначально созданное перестройкой: добиваясь свободы на определенном поле ("свободная подписка"), интеллигенция здесь же и моментально "производила" несвободу колоссальных масштабов.

Борцы за свободу быстро сбросили тесную маску антисталинизма. Противником была объявлена несвобода, якобы изначально присущая России — "тысячелетней рабе". Поразительно, как легко внедряется в сознание самая плоская, уже почти пошлая трактовка западной свободы. Историк из эмиграции "второй волны" Н.И.Ульянов пишет о "прогрессивной галерке": "Она всегда полагала, что на Западе и цари либеральнее, и полиция добрее, и реакция — не реакция".

Но разве не буквально то же самое мы читаем сегодня? Вот советник Ельцина философ А.И.Ракитов излагает "особые нормы и стандарты, лежащие в основе российской цивилизации". Здесь весь набор отрицательных "имперских" качеств: "ложь, клевета, преступление и т.д. оправданы и нравственны, если они подчинены сверхзадаче государства, т.е. укреплению военного могущества и расширению территории". Как обычно, поминается Иван Грозный и тираны помельче — и подчеркивается, что их патологическая жестокость была не аномалией, а имманентно присущим России качеством: "Надо говорить не об отсутствии цивилизации, не о бесправии, не об отсутствии правосознания, не о незаконности репрессивного механизма во времена Грозного, Петра, Николая I или Сталина, но о том, что сами законы были репрессивными, что конституции были античеловечными, что нормы, эталоны, правила и стандарты деятельности фундаментально отличались от своих аналогов в других современных европейских цивилизациях".

В какую же сторону отличались эти стандарты? Наша демократическая интеллигенция уверена, что по сравнению с Европой Россия Ивана Грозного была чуть ли не людоедской страной, где кровь лилась рекой. И это убеждение — символ веры, его не поколебать никакими разумными доводами. Если Ракитову сказать, что за 37 лет царствования Грозного было казнено около 3-4 тысяч человек — гораздо меньше, чем за одну только ночь в Париже тех же лет (называют 12 тыс.), он не возразит, но его убеждение нисколько не поколеблется. Нисколько не смутится он, если напомнить, что в тот же период в Нидерландах было казнено около 100 тысяч человек. Все это он знает, но не может отказаться от сугубо религиозной уверенности в том, что Россия — изначальная "империя зла". Все его мироощущение рухнет, если будет поколеблена эта вера.

На симпозиуме в Гарварде видный философ из Москвы вещал: "Над культуpой России цаpила идеологическая власть догматического пpавославия… Все это сопpовождалось pелигиозной нетеpпимостью, цеpковным консеpватизмом и вpаждебностью к pационалистическому Западу… Несколько лидеpов еpеси были сожжены в 1504 г.". И это — в сpавнении с сожжением миллиона "ведьм" в пеpиод Рефоpмации! Да что Реформация. Недалеко от зала, где выступал российский философ, в маленьком городке Сейлем в 1692 году только за два месяца на костер и на виселицу были осуждены 150 женщин ("сейлемские ведьмы"). И судьями были просвещенные профессора из Кэмбриджа. А сейчас потомки тех профессоров сидели в том же Кэмбридже и кивали нашему подонку-интеллектуалу. Да, да, Россия — кровавая православная тирания!

Как не заметила сегодня интеллигенция этой замены импульса к свободе очередной кампанией, призванной заклеймить Россию? Не заметила подмены самого понятия "свобода"? Нет, не заметила, ибо, как и раньше, она нечувствительна к метафизическим, "конечным" вопросам.

А.Н.Яковлев, боясь, как бы интеллигенция на выборах 1996 г. не "качнулась к красным", обвиняет ее в привередливости: "Нам подавай идеологию, придумывай идеалы, как будто существуют еще какие-то идеалы, кроме свободы человека — духовной и экономической".

Умаялся А.Н.Яковлев "придумывать идеалы", при Брежневе и Горбачеве перетрудился. Но главная суть в утверждении, будто идеалов не существует, кроме двух видов свободы ("если Бога нет, то все разрешено").

Ну, насчет духовной свободы, как сказал бы бес Коровьев, "поздравляем вас, гражданин академик, соврамши". Это — не идеал, а свойство человека. Ее нельзя ни дать, ни отнять, она или есть у человека, или нет. Если кто-то говорит: "Ах, Брежнев лишил меня духовной свободы!", то это значит, что у этого свободолюбца просто органа такого нет, он его в детстве у себя вытравил, как добровольный скопец — чтобы жить удобнее было. И если кто поверит А.Н.Яковлеву, будто Ельцин даст интеллигенции духовную свободу, то будет одурачен в очередной раз "архитектором".