Институт сновидений - Страница 7

Бесы нас мучат, это факт. Старый отец Артемон говорил о бесах в проповедях, но никогда не забывал предостеречь народ от лжецелителей. Недавно в Соломбальском районе Архангельской области был обнаружен труп пожилой женщины, скончавшейся от травматического шока ввиду множественных переломов грудной клетки. Некто Лагунова изгоняла из старушки бесов «посредством прыжков на ее груди». Таких шарлатанов много шастает по России, не меньше тех самых бесов, что нас мучат. Но случается, бесы покидают душу мучимого от страха силы, что посильнее их.

Михаил Ефремович Ноздреватых – городской глава, генерал-вертолетчик в отставке, пострадал от московского колдуна-бизнесмена по кличке Генерал. Тот, говорят, шепнул Ноздреватых на ушко заклятье, и герою Афгана парализовало обе ноги.

Произошло это в очень неудобное время – накануне выборов в Законодательное собрание области, куда по партийным спискам от «Единой России» метил наш меценат и миллионер Антон Порфирьевич Несгибайлов. Попасть туда было ему ох как необходимо. Новый губернатор, в отличие от старого, посаженного в тюрьму за истребление леса на территории, равняющейся 1/7 Франции, начал прибирать к рукам своевольных бизнесменов. Так, парней, льющих уникальный чугун, он заставил выпускать дешевую водку «Заединство». Те спаслись от оброка хитростью – стали разливать ее в витые чугунные бутылки, которые из-за цены и неподъемного веса люди покупать отказывались, на чем филиал «Чугунного двора» и обанкротился.

Антон Порфирьевич приехал в Старгород из Полтавы двдцать пять лет назад. Небольшой заводик, куда он попал по распределению из Политеха, производил шанцевый инструмент. Когда разрешили, Несгибайло заводик приватизировал, добавил к фамилии букву «В», показывая, что уезжать в Украину не собирается, и засучил рукава. Сейчас его «Старгородец» выпускает строительные краны и легкие моторные лодки, насосы и гидранты, лопаты и пожарные бочки, иглы, гвозди и мясорубки. И этой железной империи было приказано начать производство туалетной бумаги! Несгибайлов не сказал «нет», но немедленно двинулся в столицу, где покровитель всех пожарных выдал ему билет партии «Единая Россия». Руководитель старгородского штаба «Единой России» городской глава Ноздреватых должен был обеспечить директору победу на выборах. Попади Несгибайлов в Законодательное собрание, губернатор от него бы отступился, но накануне выборов штаб оказался обезглавлен, а точнее, обезножен. Верные помощники донесли, что Михаил Ефремович впал в депрессию, сидит на даче, никого к себе не допускает, в то время как старушка-мать льет ему на голову святую воду, а старый отец Артемон бормочет из угла молитвы, изгоняющие бесов.

– Рехнулся, говоришь, герой Афгана? – вскричал Несгибайлов. – Ну ничё, эт мы поправим, бабка у меня на Сорочинской ярмарке и порчу снимала, и сглаз, и чертяк прогоняла. Запрягайте, хлопцы, кони!

Через пятнадцать минут представительский «мерседес» доставил гендиректора «Старгородца» на дачу к городскому главе. Около большого круглого стола в кожаном кресле сидел парализованный.

– Поверь, Антон, на войне было проще, не могу, я народом избран, а кругом сплошные упыри, – упавшим голосом сказал Михаил Ефремович.

– Какой народ, Миша, война только начинается! Слушай мою команду: вставай и ползи вокруг стола, я не шучу! – ужасным голосом завопил Несгибайлов, вываливая генерала из кресла на пол. – Через три круга ноги почуешь, а не пойдешь – беда будет, я на тебя все силы волшебные, что бабка передала, трачу.

Весь вид его был страшен – маленький, всклокоченный, галстук сбился, глаза горят, руки растопырены. Городской глава попытался ползти, но ноги его не слушались. Кое-как, с охами совершили три круга.

– Не понял? Мне погибель, но и тебе не жить! – полтавский экзорцист выхватил из-за спины малый пожарный топорик и бросился на околдованного. Боевой генерал взвыл, как совершающий маневр вертолет, вскочил на ноги и выпрыгнул в окно. Несгибайлов еле догнал его около калитки.

Двумя неделями позже сидели в «Старинушке», отмечали победу Несгибайлова на выборах в Законодательное собрание области.

– Задал ты мне, Миша, перцу, – сказал Несгибайлов.

– Молчи, до сих пор во сне тебя с топором вижу, – признался городской глава.

Надтреснутый голос из музыкального центра затянул «Беса ме мучо».

– Бесы мучат? – спросил Несгибайлов. – А меня нет. Губернатор сегодня поздравил, но про туалетную бумагу ни слова!

И он с силой припечатал ладонью ожившую коленку товарища по партии.

Набережная нашего города все советские годы медленно умирала. Комплекс зданий – старая гостиница и примыкающие к ней купеческие особняки – напоминали траченные молью кафтаны екатерининских времен на покосившихся манекенах. Некогда гордая линия имела вид неприглядный, словно пережила бомбежку фашистов и годилась только для съемки фильмов про партизан.

С появлением в Старгороде Антона Порфирьевича Несгибайлова, приведшего к процветанию неказистый заводик «Старгородец», ситуация резко изменилась. Приехавший с Полтавы меценат ничего не знал про знаменитого банкира Козимо Медичи, он действовал стихийно. Козимо, попав в середине XV столетия во Флоренцию, тратил на благотворительность сотни тысяч флоринов и, развернув грандиозное церковное строительство, укрепил свои позиции в чужом городе и прославил себя в веках. Правда, степень богобоязненности Медичи несколько принижают многие его дела и поступки, но ведь не согрешив – не покаешься. Козимо как-то заявил, что должен обозначить себя в расходных книгах должником Господа, и, если тот потерпит, воздаст ему сторицей. Думается, Антон Порфирьевич подписался бы под этими словами. Рушащиеся здания на набережной он скупил и отреставрировал. В гостинице появились приличный ресторан и горячая вода, которой там отродясь не было. В прилегающем к ней здании расположился офис «Единой России», остальные дома были подарены сотрудникам завода, городской администрации, и даже архитектору, осуществившему перестройку, выделили мастерскую. Старую линию Несгибайлов продолжил, возведя пять современных коттеджей в «екатерининском» стиле. В одном он поселился с семьей, причем в дом никого не приглашал, для общения хватало гостиницы и «дома приемов» с бильярдом, сауной, баром и VIP-номерами. Строительство удовлетворило взыскательных столичных искусствоведов, квартал сразу попал в учебники, на что обладающий поистине ренессансной жаждой славы Антон Порфирьевич вряд ли рассчитывал.

Окрыленный успехом, он починил крыши и побелил на другой стороне реки два собора – строения знаменитого Барсова. Народ сразу зашептался, что Несгибайлов прикупил прогоревший заводик, на территории которого и стояли два облагороженных храма.

Понятно, что на пятидесятилетие нашего мецената собрался весь областной и районный бомонд. Первый заместитель губернатора отметил вклад Антона Порфирьевича в дело обновления нашего края, товарищи по партии преподнесли пятого резного медведя из лиственницы, главный охотовед положил на гору подарков сорок соболей, а местный банкир припечатал меха золотым самородком, чем воспользовался в своей речи попечитель богоугодных заведений, сравнивший самого Несгибайлова с банкирским подарком. Городской архитектор в своей речи назвал Несгибайлова новым русским Медичи, чем только позлил завистливую публику.

Главный гость мероприятия – думский заседатель Пал Саныч Кошель, бывший зам сидящего в тюрьме прошлого губернатора, отвел юбиляра в сторону.

– Новый Медичи? Поздравляю. Что ж ты, соборы побелил, а кресты не поставил, заводик-то прикупил?

– Пусть кресты епархия ставит, соборы напротив моего окна, вид портят, вот и побелил.

Не ответив на главный вопрос думца, Несгибайлов вышел на улицу.

– Козимо Медичи, – протянул с удовольствием, глядя на чистые здания на другой стороне реки.

Завод он купил неделю назад, но в области об этом еще не знали. Здание заводика, конечно, придется перестраивать под линию, которую уже везут из Испании, но это не беда. Пал Саныч давно точил зубы на завод, но не успел, а он сумел купить и недорого. Действительно, почему он побелил соборы? Потому, что никому кроме него это не по карману? Или потому, что такая забота тронула прежнего владельца, и он скинул цену? Или потому, что про это написала вся областная пресса? Или потому, что рассказывал внучке, как белят мазанки в Полтаве на Пасху, а та взглянула в окно на соборы и спросила: «Почему эти такие грязные, ты их на Пасху будешь белить?» – и он не нашелся, что ей ответить?