Инстинкт? (сборник) - Страница 9

Да, муравьиное сообщество процветает на Земле, потому что маленькие слабые нервные системы сотен тысяч его членов складываются в одну большую мощную благодаря непрерывному обмену химическими сигналами через пищу. Муравьи постоянно облизывают друг друга, делятся содержимым своих желудков, образуя единый организм, способный на такое, что не по плечу ни муравью-одиночке, ни даже в миллион раз превышающему его размером и силами крупному животному. Однако не так ли у людей? Сравнение города с муравейником банально в литературном смысле, но истинно социологически. Каждый из нас, людей, обладает лишь ничтожной долей знаний, умений и сил, чтобы на современном уровне прокормить себя, одеть, построить, отопить и осветить жилище, вылечиться в случае болезни, выучиться, развлечься, создать семью, вырастить детей, добраться за двадцать или миллиард километров до места своей работы и вернуться обратно. Все, и великое и мельчайшее, создано тем же трофаллаксисом, то есть обменом, осуществляемым через многочисленные инфраструктуры связи, транспорта, распространения и хранения информации (даже выращивания ее — компьютер) банковского дела — государственного и частного, — которое только и способно аккумулировать необходимые средства для создания мощного агропромышленного комплекса. Причем речь идет не только о достижениях в сферах науки, производства, искусства, но также политики, дипломатии, осуществивших в конце последнего столетия переход к новому мышлению, что позволило человечеству, кроме всего прочего, выйти к звездам. Короче говоря, человек значим лишь как частица человечества. А раз так, не грозит ли и нам судьба общественных насекомых, застывших после некоего рубежа на месте? Отдельный муравей (в отличие, скажем, от носорога или медведя) пожертвовал индивидуальностью ради нужд многочисленной семьи. Но постоянное усложнение общечеловеческой экономики может в конце концов привести к тому, что личность станет все меньше значить в сравнении с ролью человека как составной части общественного механизма. Тогда остановка, деградация. Станем похожи на иакатов, в свою очередь напоминающих муравьев, чья жизнь скучна и может разнообразиться лишь катастрофами — наводнение, пожар, нападение врагов.

Вообще долгие полеты в одиночестве приучают к размышлениям глобального масштаба. И тут парадокс. Заниматься большими проблемами означает брать на себя риск больших ошибок. Не размышлять — погрязать в невежестве…

Вдали я увидел море, сегодня не буро-зеленое, как обычно (собственно, как вчера), а синее. Оно утеряло облик мелкой спокойной лужи, стало глубиной, простором, величием. На горизонте белела светлая полоса волнения, какую я тут впервые видел.

Прибавил шагу. Мысли опять возвратились к местным странностям.

А машина?! Та, что бормочет, хлюпает в трубах. Кем создана — не этими же вялыми посетителями столовой.

Вступил на пляж. Из-за ветра, может быть, он был совсем пуст. Сел. Смотрю на морской горизонт, так напоминающий Землю.

Сзади быстрые шаги. Вскакиваю, оборачиваюсь.

Учащенно дыша, рядом стоит девушка. Одна.

— Что случилось?… Мы вас обидели?

— Э-э-э… м-м-м… Нет, конечно.

— Но вы сразу ушли. Я с третьего этажа видела вас на улице. Ни минуты не подождали.

Я сказал:

— Давайте выкупаемся. Умеете плавать?

Она с готовностью кивнула.

— Тогда на остров. — Это вырвалось у меня как-то само собой.

— Куда?

— На остров. Этот.

— Какой? Где? — Она быстро оглядела горизонт, как-то при этом промахнув остров. — Вы шутите. Не знаю здесь никакого острова. И никто.

Бог ты мой! Значит, она тоже не видит, на миг даже сам засомневался — вдруг мой индивидуальный мираж.

— Ну просто поплаваем.

— С удовольствием.

Отойдя чуть в сторону и тем заставив меня отвернуться, девушка быстро скинула куртку, туфли, юбку. Когда я глянул на нее — в легком купальнике, — мои масштабные мысли моментально улетучились. Вообще все мысли.

— Поплывем прямо. Одежду возьмем с собой. А то как бы не унесло ветром.

Ремнем я связал в небольшой сверток ее костюм и свои пожитки.

Девушка сначала плыла со мной вровень, потом стала отставать, хотя, действуя одной рукой и ногами, я отнюдь не торопился. Подождал, чтобы нагнала, предложил положить руку мне на плечо. Помедлив, она послушалась. Мы были уже в последней трети пути. Впереди на пляже я уже различал изогнутые параллельные полоски нанесенных морем и высохших водорослей.

Но девушка не видела острова.

Проплыли еще метров сорок. Она с тревогой оглянулась.

— Хватит у нас сил вернуться?

— Конечно. Вы не работайте ногами. Только едва-едва.

До суши было уже рукой подать. Вдвоем одновременно мы коснулись ногами дна. Девушка убрала руку с моего плеча.

— Отмель. Как замечательно. Давайте постоим. — Повернулась к линии города. — Как далеко отплыли. С такого расстояния никогда не смотрела на Иакату. Даже немножко страшно.

Постояли. Я предложил:

— Пойдемте вперед по отмели. Смерим, большая ли.

Сделали еще несколько шагов. Вода была теперь по грудь. Ближний большой валун едва не нависал над нами. Я взял одежду в другую руку, чтобы помочь девушке, если что.

Еще по шагу. Дно стало круто подниматься.

Вдруг побледнев, она остановилась, закрыла лицо руками и с отчаянным криком упала спиной в воду. Я был наготове, тотчас подхватил ее.

— Что со мной? Откуда это?

— Успокойтесь. — Легонько обнял ее за плечи. — Вы увидели остров. Я тоже его вижу. Всегда здесь был и есть. Это какой-то психологический феномен, что вы его не замечали.

— Только не уходите. Побудьте со мной. — Не отпуская рук от лица, прижалась ко мне. — Вдруг я с ума схожу.

— Я бы и подумал, что сошли с ума, если б решили, что я сейчас вас оставлю. Да ни за что! Успокойтесь. Перед вами остров. Вы же сами чувствуете дно под ногами, и оно идет наверх. Откройте глаза. Не надо так дрожать. (Она действительно вся дрожала.) Ну, решайтесь.

Пальцами она скользнула по моей физиономии, по шее, груди.

— Да, вы здесь. Это не бред.

Повернулась к острову, постояла, опустив глаза. Потом длинные ресницы, не знавшие косметики, медленно поднялись. Сначала она смотрела на воду, потом на пляж. Сделала неуверенный шаг, еще два. Ступила на песок, огляделась.

— Как это может быть? Не снится?

Я бросил на берег узел с одеждой, нагнулся, брызнул на девушку водой.

Она отскочила, засмеялась.

— Слушайте, действительно правда. Вот камни, песок. — Подошла к валуну, погладила его шершавую изъеденную поверхность. — Как мы могли его не видеть?

Завертелась на месте, затанцевала, затем, сразу став серьезной, подошла ко мне.

— Это самое сильное переживание в моей жизни. Такого больше не будет.

Потом мы сидели на берегу напротив города. Ветер усилился, проливом пошла небольшая волна. Девушка все пересыпала и пересыпала песок из горсти в горсть — руки с длинными пальцами запомнились, словно кадр фильма. Пошли осматривать открытую нами территорию. Остров оказался больше того, каким Представлялся мне с городского пляжа. Поднялись на небольшое плато, спустились в долину — все камень и камень. Вдали увидели зелень, заторопились. Перед нами рощица деревьев — таких же, что в городе на проспекте. Урожай яблок хоть куда. Между стволами все усыпано паданцами. Но ни одной травинки.

— Жуг, — удивилась девушка. — И какой сильный.

Сорвал с дерева яблочко, откусил.

Она бросилась ко мне.

— Умоляю вас, выплюньте! Это же идет туда.

— Куда?

— Ну, туда. В трубу. Выплюньте. — Задумалась. — Правда, те, которые приходили с края, тоже ели. Но нам нельзя. Обязательно надо вниз. Мы едим только в столовых. Ничего такого, что само растет.

— Отчего так?

— Отчего вы, например, дышите? Оттого что без этого невозможно. Другого объяснения у меня нет.

— Вьюра…

Она перебила меня.

— Понимаю. Вам известно, что сырой жуг можно употреблять в пищу. А я ошибаюсь, как было с островом. Вы вообще обладаете более высоким знанием. Поэтому я должна вас слушать. Рядом с вами открываются возможности. И это важнее, чем опасность, которая может оказаться мнимой. Значит, мне нужно попробовать.