Инстинкт? (сборник) - Страница 18

С открытием усадьбы сам город приобретает другое содержание и значение. То ли он предполагаемая жертва, то ли угроза обитателям здешних особняков. Да как же получилось, что горожане вообще не знают о существовании этой общины? Если б иначе, Вьюра сказала бы, и на заседании СОДа в комнате старика обязательно зашел бы разговор. Не знают. То ли из города никогда не выходят, то ли не могут видеть усадьбу, как не видели острова. Однако она существует. А раз так, получается, что староста и «ясновидящий» Глгл вовсе не злобные одиночки, набросившиеся на чужака, а представители. За ними сила, общественная система. Иными словами, на планете имеются те самые «внутренние дела», вмешиваться в которые строжайше запрещено.

Сложное положение. Насчет зеленого оазиса ни единого слова не смею никому в городе. Ни в коем случае не быть благодетелем для горожан — вот чего должен остерегаться. А я уже успел: остров показал, тем самым встав в позу вершителя судеб. Из-за этого, наверное, Вьюра меня и возненавидела… Ну а если городу грозит опасность, что мне делать? Предоставить его самому себе?

Тропинка шла теперь вдоль пологого склона, давая возможность поразмышлять.

Город, усадьба, машина — как все это связывается? Жители оазиса не эксплуатируют горожан. Это и невозможно, поскольку последние ничего не производят. Но чем тогда живут владельцы дворцов? Теми же хлебцами, что я видел у земледельцев?… А знают ли крестьяне об усадьбе — это хорошо бы установить…

Я и не заметил, как очутился в ущелье. Эоловый город остался позади за стеной камня. Шагалось легко.

В мыслях мелькало то, что набралось за мои четыре дня здесь на Иакате.

Во-первых, горожане. Одни видят все, другие нет. Феномен не биологический, а из области социальной психологии. Во-вторых, заложенная кирпичом библиотека, спрятанные в подвал настоящие произведения искусства — признак того, что когда-то был запрет на информацию. Затем этот райский уголок, со всех сторон окруженный холмами. Но главное — скрытая под землей машина, что кормит горожан, определяя их образ жизни. Такое устройство может быть обязано своим появлением разным причинам. Как некий экстравагантный излишек мощного научно-технологического потенциала, созданный обществом, которое уже не находит, чем заняться. Правда, больше похоже на утрату веры в человека, на попытку предотвратить катастрофу…

Дунул ветер. Из ущелья я ступил в пустыню. Мокрый, с прилипшим к спине вещмешком стою у подножия высокой дюны. Начинаясь возле выхода из ущелья, длинным языком она косо легла до самого блеснувшего впереди моря. Мимо такой я в день прилета не проходил, двигаясь к городу. Значит, корабль должен быть справа.

Лезу наверх.

К западу «Аварийна» нет.

Удивился, потом сообразил, что если, впервые осматриваясь в компании недружелюбных земледельцев, я не увидел на горизонте песчаного вала, то отсюда и корабль не должен просматриваться.

На первый взгляд показалось, с обеих сторон безлюдно. Потом справа у моря заметил темную точку.

Бегом у самого берега по влажному песку. Точка росла, превратилась в старика, сидящего у воды. Поздоровался, спросил, известно ли ему, что лежит за холмами в каменной пустыне. Мой собеседник стал подниматься. Он был очень стар, ослаб. Я поспешил помочь ему, но не сразу смог утвердить дрожащее высохшее тело в стоячем положении. Выгоревшие и вместе с тем по-детски наивные глаза смотрели на меня со страхом.

— За холмами?… Не знаю.

— Нет?

— Нет.

— Ну и хорошо.

Я ему не поверил. Как раз из-за этого испуга. Знает, но боится это признать. Мне уже следовало торопиться, однако нельзя было оставлять его, такого слабого, одного, на ногах. Сказал, что помогу сесть, но старик перехватил мою руку тонкими твердыми пальцами.

— Подождите! Я сяду, сяду… Почему вы спросили, не знаю ли я, что там?

— Просто так. — Я пытался его усадить, но он сопротивлялся.

— Но я-то не знаю.

— Понял.

— Может быть, кто-то вам сказал, что мне что-то известно?

— Никто.

— А почему вы спросили именно меня?

— Больше некого — пусто же кругом. Поэтому и спросил.

Старик огляделся, но не успокоился. Еле-еле удалось его усадить, и я побежал дальше. Получалось, были когда-то здесь на Иакате запретные территории — или даже сейчас есть. Не только приближаться к ним, но даже знать об их существовании считалось преступным.

Справа поля, слева море. Длинными полосами лежали выкинутые на песок водоросли. Пахло гниением, солью. Берег постепенно повышался. Чтобы не терять из виду окружающее, я перешел с прочной кромки подсыхающего песка ближе к посевам анлаха. Там по-прежнему не было людей. Видимо, мужчины проходят военное обучение возле города, женщины с детьми остались по домам.

Местность опять понизилась, берег стал пляжем. Оглянувшись, я уже не увидел дюны.

Потом задело за сердце — что-то важное пропустил. Остановился. Прошел несколько шагов назад.

Так и есть. Двойной, «двуствольный», как я его для себя назвал, песчаный мыс. Две полосы параллельно уходят на глубину, узкий канал между ними, и дальше на воде пятно белой пены — признак близко стоящих у поверхности камней. Видел все это раньше — тогда, в первый день, от гнавшихся за мной крестьян сначала именно сюда прибежал.

Вот он, заброшенный клин, остановивший моих преследователей. Вон с той стороны женщина тогда несла хлебцы и вон туда пошла звать Рхра.

Все, как было.

Только без корабля.

Несколько секунд стоял, выпучив глаза. Тупо шарил взглядом по кустам анлаха и кочкам на клину, будто лишь слабость зрения не позволяла мне увидеть «Аварийца». Сознание отказывалось признать факт.

Здесь я его поставил! Прямо передо мной, где сейчас стою. И нету.

Нечто оскорбительное было в том, что так неторжественно узнаю о его отсутствии. Ни прочувствованных речей, ни оркестра. Нет, и только.

Растерялся. Потом взял себя в руки. Ну-ка подумай. Взлететь корабль не мог. Без меня исключено. Конечно, на Лепестке хранится копия личного электрохимического кода — «музыка». В аварийных случаях копию используют. Однако для этого кому-то надо связаться с базой, как положено. Не крикнешь ведь туда, ручкой не поманишь через черную космическую бездну. Пять недель на долет сигнала, столько же по меньшей мере до появления спасателей. А я здесь всего около ста шестидесяти часов.

Что же могло случиться? Разломали «Аварийна» на куски, взорвали и унесли обломки? Но с местной техникой — той, какую я видел, — его даже не оцарапаешь.

Сквозь землю провалился?… Ближе к истине. Усилиями тех, кто живет в усадьбе, могли выкопать яму рядом с треногой, как-то туда спустить корабль.

Бросился на клин.

Кочки как кочки. Раскидистая желтая трава, на которой третьего дня падал, оскользаясь. Крупный черно-металлический песок, травяной мусор коричневыми соринками. И ни единого следа посадки или взлета. Даже прожога, даже вмятин от лап.

Позвольте, а как же я сюда попал?! Ангелы божьи перенесли с Лепестка?

Потоптался на том месте, где, насколько помнилось, поставил «Аварийна». Отошел. С расстояния шагов в двадцать посмотрел.

Рассмеялся.

Тургора у травы нет. Упругости. Не стоит, поникла.

Все предусмотрели, замаскировали свою работу, а о том, что на жаре без воды трава опустится, не подумали. Много было трудов. Прежде чем рыть глубокую яму, осторожно снимали слой земли с дерном, относили в сторону, чтобы таким же нетронутым после вернуть. А с кочками не получилось. Корни у здешних растений длинные, не выкопаешь. Пообрывали. Сочли, что трава оправится.

Вернулся к месту посадки. Теперь и сверху бросалось в глаза, какая трава потревожена, какая не тронута. Четко выделялось место, где закопали корабль.

Кругом никого. Сел, посидел.

Итак, книга не спрятана, остается пока со мной. Но повезло, что именно сегодня пришел. Через неделю трава окончательно поднялась бы, ищи-свищи тогда… Ну и знакомство с парнем, каменная долина и — самое главное — усадьба.