Инспектор Кадавр - Страница 26
9. Шорох за дверью
Бывает, что какой-нибудь сон, который длился, как нас заверяют, всего несколько секунд, мы помним очень долго, иногда всю жизнь. Вот и сейчас эти трое мужчин, что вошли в гостиную, на какое-то мгновение показались Мегрэ совсем не теми, что были в действительности, или, уж во всяком случае, не такими, какими они представлялись себе сами. Но именно такими они навсегда запечатлелись в памяти Мегрэ. Все они, в том числе и сам Мегрэ, были уже немолоды, но, как это ни странно, при взгляде на них у Мегрэ создалось впечатление, что здесь собрались великовозрастные школьники. У Этьена Но в юности, наверно, намечалось брюшко и была склонность к полноте – добродушный здоровяк, хорошо воспитанный и немного застенчивый. С Кавром Мегрэ познакомился давно, в дни ею молодости, и уже тогда он был таким же желчным и необщительным, как и сейчас. И как он ни старался – а в те времена он следил за собой,платье никогда не выглядело на нем элегантно, как на других. Всегда он казался каким-то невзрачным, дурно одетым. От него веяло тоской. Когда он был ребенком, его мать, должно быть, постоянно твердила: «Жюстен, пойди поиграй с детьми…» И делилась с соседями своими опасениями:
«Знаете, мой сын никогда не шалит, не играет. Боюсь, как бы это не отразилось на его здоровье. Слишком уж он серьезен. Все время о чем-то думает…» Ну, и Альбан, по-видимому, не очень изменился. Наверно, он всегда такой и был: длинные, худые ноги, холеное, продолговатое лицо, узкие белые кисти рук, покрытые рыжеватыми волосами, аристократизм во всем облике… Он, наверно, списывал уроки у товарищей, курил их сигареты и где-нибудь в уголке рассказывал им непристойности… И вот теперь эти трое мужчин оказались втянутыми в историю, которая для одного из них может кончиться пожизненной тюрьмой. А ведь они люди семейные.
Двое детей, живущих где-то на юге, носят имя Гру-Котеля и, возможно, унаследовали и кое-какие его пороки. Жена и дочь Этьена Но находятся сейчас здесь, в этом доме, и они едва ли смогли в эту ночь забыться во сне. Что касается Кавра, то его супруга, должно быть, по обыкновению воспользовалась отсутствием мужа – предвидя это, он был еще мрачнее обычного. Мегрэ сразу заметил, что с Этьеном Но за несколько минут, что он отсутствовал, произошла довольно резкая перемена. Только сейчас он рассказывал Мегрэ о своем преступлении, откровенно, как мужчина мужчине, поверял ему свои душевные муки, и вот, войдя в гостиную вместе с Кавром и Гру-Котелем, еще весь пунцовый от волнения, он, тщетно, правда, пытался принять независимый вид. «А ведь в нем есть что-то детское,подумал Мегрэ, – бедняга краснеет, как мальчишка». И он вдруг почувствовал себя школьным учителем, который только что отчитал ученика Этьена Но за неблаговидный поступок, а теперь пришли его однокашники и выжидающе смотрят на своего товарища, словно спрашивая: «Ну, как ты держался?» А держался он плохо. Не защищался. Плакал. И теперь думал, не остались ли у него на лице следы слез. Но Этьен не сдавался: пусть они считают, будто все прошло великолепно. Он засуетился, достал из буфета рюмки, налил всем арманьяка. В Мегрэ вдруг вселилось какое-то мальчишество: бывают моменты, когда человек не задумывается над своими поступками. Он подождал, пока все рассядутся, а затем вышел на середину гостиной, посмотрел на Ка-вра, на Гру-Котеля и сказал:
– Итак, господа, вы влипли!
И именно в этот момент, впервые за весь день, он сам стал «играть Мегрэ», как говорили в полиции об инспекторах, которые пытались подражать своему знаменитому патрону. С трубкой в зубах, засунув руки в карманы, Мегрэ то становился спиной к камину, то склонялся к нему и ворошил щипцами обуглившиеся поленья, что-то говорил, бурчал себе под нос, тяжелой, медвежьей походкой переходил от одного собеседника к другому, задавал вопрос и вдруг замолкал, сея тревогу.
– Мы с месье Но только что дружески долго беседовали. Я ему сказал, что решил завтра уехать в Париж, но, перед тем как расстаться, нам следует поговорить по душам. И мы поговорили. Месье Гру, почему вы вздрогнули? Кстати, Кавр, извините, что из-за меня вас вытащили чуть ли не из постели. Да, признаюсь, виноват. Ведь когда я позвонил нашему другу месье Альба-ну, я великолепно знал, что у него не хватит мужества прийти одному. Не понимаю, почему он в моем приглашении зайти к нам поболтать часок углядел какую-то опасность и за неимением адвоката привел с собой сыщика, благо тот оказался под рукой… Не так ли, месье Гру-Котель?
– Не я вызвал его из Парижа, – буркнул этот облезлый аристократ.
– Знаю. И не вы убили беднягу Ретайо^ведь в ту ночь вы случайно оказались в Ла-Роше-сюр-Йон… И не вы бросили свою жену, она сама от вас уехала. И не вы… Словом, все не вы… И ничего хорошего вы тоже никогда не сделали…
Гру-Котель, встревоженный тем, что неожиданно оказался в положении обвиняемого, умоляюще взглянул на Кавра, как бы взывая к нему о помощи, но тот, положив портфель на колени, обеспокоенно смотрел на Мегрэ. Кавр достаточно хорошо знал полицию и, в частности, своего бывшего коллегу, чтобы понять: вся эта инсценировка преследует определенную цель, после чего будет сделан вывод. К тому же Этьен Но ни словом не возразил комиссару, когда тот заявил: «Господа, вы влипли!» Так чего же еще он добивается?
А Мегрэ ходил взад и вперед, то останавливаясь перед каким-либо портретом, то подходя к двери в переднюю, то к двери в столовую, не переставая говорить, и Кавр даже подумал было, уж не тянет ли комиссар время в ожидании какого-то события, которое вот-вот должно произойти.
– Итак, господа, завтра я уезжаю, – говорил Мегрэ, – ведь все вы хотели этого… Между прочим, я мог бы упрекнуть вас и особенно Кавра, с которым мы давно знакомы, за такое недоверие ко мне. Вы же знали, черт побери, что я всего-навсего гость, да к тому же гость, принятый в этом доме наилучшим образом… Все, что здесь произошло до моего приезда, в конце концов меня не касается. Но вы, конечно, могли бы со мной посоветоваться… В каком положении сейчас месье Но? Да, он совершил преступление, тяжелое преступление… Но разве кто-нибудь подал на него в суд? Нет! Даже мать юноши заявила, что она, если можно так выразиться, удовлетворена…
Мегрэ нарочно как бы вскользь произнес эту ужасную фразу.
– Мы все здесь люди порядочные, воспитанные. Правда, ходят какие-то слухи, и можно было бы опасаться двух-трех неприятных свидетелей, но благодаря стараниям нашего друга Кавра и деньгам месье Но, а также пристрастию некоторых субъектов к спиртным напиткам эта опасность устранена. Ну, а кепку, которая, впрочем, и не могла служить достаточной уликой, Кавр, как я думаю, из предосторожности уничтожил. Не так ли, Жюстен?
Кавр вздрогнул, услышав свое имя. Все повернулись к нему, но он предпочел промолчать.
– Вот каково наше положение, вернее, положение нашего друга месье Но. Ходят анонимные письма. Их уже получили и прокурор, и жандармерия. Не исключена возможность, что будет проведено следствие. Кавр, что вы посоветовали вашему клиенту?
– Я не адвокат.
– О, вы всегда скромничаете. Если разрешите, я выскажу свое мнение. Нет, это не совет адвоката, поскольку я тоже не являюсь им, просто мои собственные соображения: думаю, что через несколько дней месье Но пожелает отправиться всей семьей попутешествовать. Он достаточно богат, чтобы позволить себе продать свои фермы и перебраться куда-нибудь подальше отсюда, может быть, даже за границу…
При мысли, что ему придется расстаться со всем, что до сих пор составляло смысл его жизни, у Этьена Но вырвался вздох, похожий на рыдание.
– Теперь поговорим о нашем друге месье Альба-не… Месье Гру-Котель, каковы ваши намерения?
– Не отвечайте, – поспешно вмешался Кавр, увидев, что Гру-Котель уже открыл рот.
– Разрешите мне заметить, что мы имеем полное право не отвечать на вопросы комиссара, тем более что это не официальный допрос. Если бы вы знали комиссара так же хорошо, как я, вы бы поняли, что он ломает комедию, или, как это называют в уголовной полиции, берет вас на пушку. Мне неизвестно, месье Но, признались ли вы в чем-либо и каким способом у вас вырвали это признание, но я убежден в одном: мой бывший коллега преследует какую-то цель. Какую, я еще на разгадал, но, какова бы она ни была, я советую вам остерегаться его.