Инспектор и ночь - Страница 50
Я вышел на перрон. В этот момент от пристани медленно отделился пароходик, и, стоя на высокой лестнице, я почувствовал, что у меня захватывает дыхание, потому что я заметил там, среди толпы пассажиров, маленькое розовое пятно.
Перескакивая через ступеньки, я помчался вниз, к пристани. Между мной и пароходиком оставалось каких-нибудь два метра.
— Ева! — крикнул я. — Ты куда, Ева!
Я хорошо видел её. Видел её так, словно она была рядом со мной, как видел её десятки раз там, в тени каюты. Она хотела сделать вид, что не слышит, но не выдержала и обернулась. Её лицо было спокойным, как всегда спокойным, только глаза, горячие, подёрнутые влагой, потемнели.
— Ева, — кричал я, силясь перекрыть шум двигателя. — Скажи, ждать тебя?
А она всё так же стояла, стройная и неподвижная, среди толпы, потом подняла свои маленькие руки и прикоснулась ими к губам, и я почувствовал, как она целует меня через полосу воды, через людские головы, но это был прощальный поцелуй.
Не помню, как я сел на поезд, как доехал до Парижа. Сидел в переполненном купе, и что-то тяжёлое и жестокое пригибало меня к земле, и мне казалось, что это та рука, невидимая и роковая, которая всегда пригибала меня к земле и всегда отнимала всё самое дорогое. Я закрывал лицо руками, словно спал, и никто не мог видеть моих мокрых от слёз глаз. Потому что нелегко терять, когда почти победил и когда ты прав, потому что борешься за двоих.
Колёса дробно стучали, и сквозь их стук я слышал отрывистые фразы:
«Пройдёт. Всё к лучшему в этом лучшем из миров».
«Для вас всё кончается успокоением?»
«Разумеется, всё».
Нет, не всё. Потому что она всё ещё со мной, моя Ева. Не могу оставить её, она прочно вошла в мою жизнь. Когда я еду в метро или слушаю, как ученик сбивчиво отвечает урок, я ловлю себя на том, что мысленно разговариваю с ней и снова убеждаю её, как в то утро в бистро, но теперь привожу куда больше доводов, потому что у меня было достаточно времени на то, чтобы собрать их. Или думаю о том, где она в эту минуту и нашла ли своего принца. Длинными ночами, когда я наконец засыпаю, Ева приходит в мои исполненные кошмаров сны, измученная, измождённая, с погасшими глазами и горестно сжатыми губами. Она бродит по берегу, озарённая холодным призрачным светом, ищет что-то, не находит и снова идёт дальше. А из мрака медленно выплывает Старик, и его тяжёлый взгляд полон ожидания. Я открываю глаза и говорю себе, что бредил, потому что бред не наносит ран.
А потом долго лежу в темноте один и слушаю унылые паровозные гудки.