Инсмутская глина - Страница 3
В этом месте Кори прервал старика, попросив выразиться яснее; однако тот ничего не смог ответить. Что именно так заинтересовало Кори, я понял несколько позже.
Эйкинс продолжил свой рассказ:
— Люди начали шарахаться от Маршей — и от остальных тоже. Просто Марши были самыми странными. И страшными — такими, что иные из дома не выходили, разве что по ночам. Так они и делали — ночью шли к морю и там плавали. Люди говорили, плавали они, как рыбы, — сам я этого не видел, а те, кто много болтал, сразу куда-то исчезали — как те детишки — и больше их никто не видел. Кэп Обид много чего узнал на Понапе от тамошних туземцев, он узнал и о тех, которых называл «глубоководными», и будто живут они в море. Он привез оттуда всякие резные штучки, рыб каких-то странных, которые и на рыб не похожи — один Бог знает, что это такое!
— А что он делал с этими резными штучками? — спросил Кори.
— Те, которые не потребовались Дагону, он продал — за хорошую цену, очень хорошую. Только теперь этих штучек ни одной не осталось, и «Ордена Дагона» больше нет, и Марши куда-то исчезли, когда подорвали их склады. Только их не арестовали, нет, сэр, кто-то видел, как они бежали к морю, а потом все разом бросились в воду и утонули. — Старик хрипло рассмеялся. — Только их тел так и не нашли, ни один утопленник не всплыл, так-то вот…
Когда Эйкинс произносил эти слова, с ним случилось нечто невероятное. Остановив блуждающий взгляд на моем друге, старик внезапно замолчал, а в следующую секунду, с отвисшей челюстью и дрожащими руками, едва не упав на пол, он слез со стула и, спотыкаясь, бросился вон из салуна, где в морозном воздухе прозвучал его отчаянный, полный ужаса вопль.
Сказать, что мы были изумлены, — это не сказать ничего. Внезапный побег Сета Эйкинса был столь неожиданным, что мы с Кори долго смотрели друг на друга в молчании. И только спустя какое-то время я понял, что суеверного Эйкинса, скорее всего, потрясли странные складки на шее моего друга, поскольку во время разговора со стариком Кори приспустил толстый шарф, которым была обмотана его шея, чтобы защитить ее от холодного мартовского воздуха; шарф упал Кори на грудь, обнажив глубокие складки и шершавую кожу — отличительные черты шеи Джеффри Кори, наводящие на мысли о его преждевременном старении.
Так мы и сидели, ничего не понимая. Видя, как расстроен мой друг, и не желая расстраивать его еще больше, я молчал.
— Чушь какая-то! — воскликнул я, как только мы вновь оказались на Вашингтон-стрит.
Кори рассеянно кивнул, но я видел, как сильно подействовала на него выходка старика. Он натянуто улыбался, а на мои дальнейшие замечания отвечал лишь пожиманием плеч, словно не желал обсуждать вещи, которые мы только что услышали от Эйкинса.
Весь вечер Кори молчал, погрузившись в свои мысли; таким я не видел его ни разу. Мой друг явно не желал перекладывать на мои плечи хотя бы часть того тяжкого груза, что лежал у него на сердце, поскольку Кори сам принял это решение; к тому же, как я подозреваю, мысли, засевшие у него в голове, казались ему слишком странными и далекими от реальности, чтобы разделять их с нормальным человеком, не рискуя при этом быть осмеянным. Поэтому, после нескольких бесплодных попыток вызвать друга на откровенность, я перестал заводить разговор о Сете Эйкинсе и легендах Инсмута.
На следующее утро я вернулся в Нью-Йорк.
Еще несколько отрывков из дневника Джеффри Кори:
«18 марта. Утром проснулся с мыслью, что ночь я провел не один. Отпечатки на подушке и на постели. Пол в комнате и постель совершенно мокрые, словно их облили водой. Интуиция подсказывает, что со мной в постели была женщина. Но откуда? В голову закрадывается неприятная мысль о сумасшествии, наследственной болезни всех Маршей. На полу остались чьи-то следы.
19 марта. „Морская богиня“ исчезла! Дверь открыта. Должно быть, ночью кто-то забрался в комнату и унес статую. Это очень странно, поскольку рисковать собой ради этой поделки не стоило. Больше ничего не взято.
20 марта. Всю ночь думал о том, что рассказал Сет Эйкинс. Видел во сне капитана Обида Марша, он плавал под водой! Вид глубокого старца. У него были жабры! Плавал где-то далеко, возле рифа Дьявола. С ним было много мужчин и женщин. У этого Марша такой странный взгляд! О, власть и слава!
21 марта. День весеннего равноденствия. Всю ночь сильно болела шея. Не мог спать. Встал и пошел к океану. Как он тянет меня к себе! Раньше я об этом не задумывался, а теперь вспоминаю, как ребенком представлял себе голоса моря — это я-то, который его и в глаза не видел! — шум волн, плеск воды, свист ветра. На душе тяжело».
Именно в этот день — двадцать первого марта — Кори написал мне последнее письмо. В нем он ничего не сказал о своих снах, упомянул только о сильных болях в шее.
«С горлом у меня все в порядке — это уже ясно. Глотаю я без труда. Болит шея — та часть, где складки и шершавая кожа, или бородавки, если тебе это больше нравится. Описать боль не могу; она совсем не похожа на боль от удара или пореза. Впечатление такое, что из-под кожи что-то лезет наружу; в то же время я не могу отделаться от мысли, что скоро со мной что-то произойдет — что-то такое, чего я и жду, и страшусь, словно во мне начинает говорить память предков, не знаю, как выразиться, — это какое-то наваждение!»
Я немедленно написал ему ответ, в котором советовал сходить к врачу, и обещал приехать в апреле.
Но Кори внезапно исчез.
Говорили, что кто-то видел его на берегу океана, когда он решительно вошел в воду, намереваясь то ли искупаться, то ли покончить с собой. На полосе той странной голубой глины, что появилась в феврале, остались отпечатки его ног, ведущие к воде; обратных следов не было. Прощальной записки Кори не оставил, но среди его документов было найдено письмо, в котором он завещал мне все свое состояние и имущество, — что само по себе говорило о мучивших его тяжелых предчувствиях.
Были предприняты попытки — впрочем, бессистемные — найти погибшего Кори; обыскали весь берег в районе Инсмута, но тела не нашли; в результате коронер вынес окончательный вердикт: смерть по неосторожности.
На том все и закончилось — не было зафиксировано ни единого факта, способного пролить свет на исчезновение Кори, если не считать одного происшествия, случившегося у рифа Дьявола вечером семнадцатого апреля.
Стоял тихий вечер; поверхность океана была гладкой, как стекло; в воздухе не ощущалось ни единого дуновения ветерка. Я уже заканчивал распродажу вещей Кори; в этот вечер мне захотелось немного покататься на лодке. Будучи наслышанным о рифе Дьявола, находящемся на расстоянии мили от Инсмута, я решил осмотреть то, что от него осталось, — несколько острых, торчащих из воды обломков скал, которые были видны во время отлива. Солнце клонилось к закату, на небе играли мягкие краски вечерней зари, и бескрайняя гладь океана приобрела глубокий кобальтово-синий цвет.
Едва я подплыл к рифу, как по воде неожиданно пошли волны, словно кто-то поднимался из глубины на поверхность. Я замер, с удовольствием предвкушая появление дельфинов.
Однако то были не дельфины. Из-под воды всплыли какие-то неведомые морские существа, каких я ни разу в жизни не видел. При свете вечерней зари в волнах мелькали чудища, похожие и на рыб, и на людей. Все они держались подальше от моей лодки — все, кроме одной пары.
Это были женщина весьма необычной окраски — цвета той самой голубой глины — и мужчина; существа подплыли совсем близко к моей лодке. Я сидел не шевелясь, обуреваемый смешанными чувствами, и прежде всего ужасом, который обычно возникает у людей при встрече с чем-то необъяснимым. Существа плескались в волнах, ныряя и появляясь на поверхности, а потом одно из них, приблизившись к лодке, бросило на меня внимательный взгляд и вдруг, с трудом двигая челюстями, гортанно прохрипело: «Кен!» — после чего развернулось и ушло на глубину, оставив меня в полной уверенности, что передо мной только что мелькнуло лицо Джеффри Кори.