Инопланетянка для Марса (СИ) - Страница 26

Просто невероятно, охуительно узкая… только… моя.

Глаза Марты вновь закрыты, она изгибается под моей рукой, стонет. Сходит с ума от желания, в этом невозможно усомниться. Ее тело так дрожит, что мелькает мысль — может все-таки невинна… Возбуждена и испугана одновременно, вот что написано на ее красивом лице. Но полна решимости не останавливаться. Тем лучше. Потому что я уж точно не отпущу…

Хочу ее именно такой: отчаянной, нуждающейся, умоляющей. Влажные волосы, разметавшиеся по подушке… искусанные губы… Кажется, ничего прекраснее никогда не видел. Проникаю пальцем чуть глубже, одновременно лаская горошинку клитора на входе, пока Марта не начинает стонать и извиваться под моей рукой.

Сжимаю член ладонью. направляя в подготовленную пальцами дырочку, все еще охерительно узкую, так что с первого раза войти в нее не получается, едва толкнулся внутрь… и замер.

Марта вскрикивает, глаза широко распахиваются. Лицо искажает гримаса боли.

— Больно? — не хочу спрашивать, не хочу слышать ответ, потому что все равно не остановлюсь.

— Нет… — Марта впивается ногтями в мои плечи. И словно читает мои мысли — Не останавливайся, — всхлип.

Из последних сил борюсь с бешеным желанием войти в нее быстро и глубоко, сразу. Пытаюсь оспабить напряжение ее мышц легкими толчками, заставляя понемногу принимать в себя. Хочется орать от ощущений невероятного кайфа, от того насколько тугая, горячая. Как бешеный оголодавший зверь, завыть готов от яростного желания засадить поглубже. В глазах темнеет, когда Марта вскрикивает и выгибается подо мной. Забыв обо всем вхожу глубоко, до упора, теряя последние капли разума, растворяясь в ней.

Но боль все еще висит стеной между нами, вижу слезы в уголках глаз и губы кровоточат от частых укусов. Наклоняюсь и слизываю с них кровь. Марта снова доверчиво всхлипывает… и подается вперед, насаживаясь сама на член… Меня разрывает на части ее жертвенность. меня ломает, выкручивает от сознания что недостоин этой светлой девочки. Такой искренней и открытой.

Столько раз в жизни причинял боль людям, самую разную, иногда буквально на грани садизма… а сейчас подыхаю одновременно от двух противоположных эмоций: запредельного кайфа и ненависти к себе… Потому что продолжаю двигаться в ней, сходить с ума от наслаждения, от звуков влажных шлепков, от готовых взорваться от напряжения яиц… Каждая секунда ее боли режет по живому меня самого. Марта вытянута подо мной как струна, напряжена, сколько не шепчу, чтобы расслабилась. Понимаю, что не могу не хочу рвать ее вот так, но тело само подается вперед, я его не контролирую. Снова вхожу до упора, а она кричит мне а губы, из глаз слезы брызжут. И я, чертово чудовище, дурею от кайфа, от ее тесноты и горячей влаги, продолжаю толчки, уже не могу медленно, не контролирую темп, тело не слушает, разум разрушен сладкой пыткой… Опускаю руку меж нашими телами и ласкаю клитор, чтоб хоть как-то отвлечь девушку от болезненных ощущений. Потираю, влажные шелковистые складки плоти, ласкаю языком ее рот, издающий всхлип за всхлипом, которые жадно ловлю губами.

И наконец, взрываюсь, изливаюсь в горячее истерзанное лоно, буквально реву от наслаждения.

Марта

Кожа, покрытая бронзовым загаром, кажется очень темной. Задумчиво вожу по ней пальцем, рисуя замысловатые узоры. Разглядываю крупный шрам на боку, длинный, кривой, но почему-то он возбуждает меня, от его вида заходится сердце…

Может потому что это делает Марса настоящим Богом Войны. Уставшим, прошедшим много войн, путником. Как бы я хотела стать для него успокоением, пристанищем… Возможно ли это?

В какой-то момент нашей близости мне показалось, что вот сейчас умру под этим жестоким неумолимым телом, когда оно разрывало меня на части… До сих пор вздрагиваю, вспоминая ту боль… Но в то же время дрожу от воспоминаний как Марс ласкал меня, как нуждался во мне, как целовал с упоением, словно от этого его жизнь зависела. Больше всего потряс момент, когда этот мужчина на колени передо мной опустился. Вспоминаю и снова по телу пробегает электрический разряд наслаждения… Самый дорогой сердцу эпизод… из всей жизни, который, как бы все между нами не закончилось, буду бережно хранить в сердце. Как Марс прижимался лицом к моему животу, дышал со свистом, точно ему больно… Меня трясло и руки сами вцеплялись в мужские плечи, в попытке найти точку опоры, сохранить равновесие. И одновременное желание оттолкнуть, но руки непослушны.

Так и стояла, впечатанная в стену, выгибаясь ему на встречу, безотчетно желая большего, чем просто прикосновение…

Оторвавшись от меня, освободив, наконец, от своего веса, Марс уходит в ванную, и снова меня охватывает страх, мучает неуверенность. Не понимаю, как вести себя дальше… И кто мы теперь друг другу. Понял ли Марс что никого до этого момента не было у меня? Значит ли это для него хоть что-нибудь? Или ему все равно? И если пойму, что ему это безразлично… я ведь разобьюсь… Что от меня останется?

Ни гордости, ни самоуважения, ни надежды… И как сохранить лицо? Не разреветься…

Марс быстро возвращается, и это радует, потому что отвлекает от невеселых мыслей. Он, похоже принял душ, потому что бедра обернул полотенцем, на волосатой груди блестят капельки влаги. Сердце заходится, стучит бешено, не могу оторвать взгляда от его тела. Поджарого, мускулистого. Он невероятно красив, снова мысленно богом его называю. Приближается к постели, и я опускаю ресницы, чтобы не выдать волнение и восхищение. Почему я так беззащитна перед ним? И так уязвима… Почти готова умолять, чтобы не бросал после этой ночи. Снова закусываю губы, которые и так саднят… Он причинил мне боль. Секс не слишком понравился, но близость… ощущение единения до сих пор заставляет дрожать. Это действительно кайф. Невероятно интимный, глубокий. Ради него и боль можно потерпеть. Его прикосновения, ласки… невероятны. Кажется, я краснею. Мысли вразброс, не могу сосредоточиться. Наверное, со стороны ужасно глупо выгляжу…

Марс опускается рядом, берет меня за подбородок и поворачивает к себе. Но я не могу встретиться с ним взглядом. Как завороженная, смотрю на каплю воды, которая стекает с влажных волос по мужской груди, прокладывая путь среди завитков. Протягиваю руку, касаюсь этих завитков, чуть дергаю. слыша в ответ ленивый рык, который заводит меня, внутри все трепещет… Он обнимает меня… крепко… Чего еще желать… Правой рукой нежно сжимает мои груди, лениво играя с каждой по очереди, легонько потирая соски и дразня их большими пальцами. По телу расходились волны тепла, порождая в груди тихие стоны.

— Ты… снова хочешь? — спрашиваю, умирая от стыда. Не зная, как отказать этому мужчине… Но вряд ли смогу снова повторить сейчас… Слишком больно, между ног саднит.

— Знаешь, я захотел тебя сразу, как только увидел. В тот момент, когда ты бросила в меня обувью… — хрипло признается Марс, и я вся трепещу от этих слов. — Хотел догнать тебя и трахнуть. Быстро, жестко. Надо давно было это сделать. Не понимаю почему я тянул.

В сердце вонзается тонкая иголочка. Конечно, Марс сразу предупредил что ласковым не будет. Но мне, как любой девушке, хочется хоть чуточку нежности…

Прекрасно понимаю, что он сразу обо мне забудет. У него много женщин, я это не раз слышала от Рощина, да и от девушек в агентстве. Правда, с моделями Марс никогда не спит, не мешает работу и удовольствие. Сделал для меня исключение…

Я должна отнестись в произошедшему также. Хладнокровно и расчетливо… Так будет легче, я это понимаю. Но мне не остановиться, не смогу, признаюсь себе в собственной слабости. Не под силу выкинуть глупые романтичные мечты… Нео принце, нет. На белом коне и все такое… нет, такой не нужен. Только вот этот колючий, болезненный, опасный, сплошь в шипах мужчина… невесть что переживший, потому что, снова разглядывая его тело, понимаю, что на нем слишком много шрамов…

— Я тебя предупреждал… Говорил, что будет больно… — Марс наклоняет голову. целует мои груди, ласкает языком соски. Постепенно снова погружаюсь в расслабляющую негу. Он заставляет переживать меня невероятные ощущения: с одним соском играет кончиком языка, другой катает между пальцев, ввергая меня в состояние полной беспомощности. Один за одним вырываются стоны, выкручиваюсь под умелыми ласками, забывая о том, что было больно, обо всем на свете, кроме его восхитительных рук.