Инквизитор Светлого Мира - Страница 15

Лысый Хомяк разливался соловьем. Любил он поболтать, да и похвастаться любил, что там скрывать. Был он изрядно похож на сына своего, Трюфеля, только старее лет на сорок (Трюф был младшим из трех его сыновей), и, соответственно, толще в два раза, красномордее раза в три и морщинистее – не могу даже сказать во сколько раз. Вероятно, шевелюра его тоже некогда представляла собой сорочье гнездо, но годы выщипали огромную загорелую плешь посреди волосяного раздолья, так что теперь голова Мартина имела форму гигантской груши с лысой макушкой и закругленным широким основанием, образованным толстыми щеками и сглаженным подбородком. Внешность Лысого Хомяка оправдывала его прозвище.

– Слушай, Мартин, а как же Вальдес? – перебила Хомяка Цзян. – Я знаю, что он регулярно отлавливает демоников и сжигает их на Площади Правосудия. Может быть, у Вальдеса есть какой-то способ чуять демоников? Вынюхивать их на расстоянии?

– Что-то не так с этим Вальдесом, – заявил Хомяк, помрачнев при упоминании имени великого инквизитора. – Демоников-то он ловит частенько, кто бы с этим спорил. И волшебник он тоже взаправдашний, это ежу понятно. Да вот только все равно что-то с этими демониками не так. Слишком уж их много стало. И вот что меня, сталбыть, удивляет: не похожи они на злодеев, чтобы там Вальдес и его прислужники не говорили. Эти самые демоники больше похожи на обычных людей, которые неведомо как очутились в незнакомом месте и никак понять не могут, что с ними такое приключилось и что им теперя делать. Оно, конечно, сразу видно, что они откуда-то из другого мира к нам попали, потому как повадки у них странные донельзя. Только не похожи они на злобных тварей. Я думаю, здесь таится какой-то обман. Вот у нас в деревне Эрих живет, он мужик умный, читать даже умеет. Он вот что придумал: наверное, говорит, где-нибудь дырка между вельтами образовалась. Люди из других вельтов через нее к нам и проваливаются – нечаянно. А здесь уж становятся демониками…

– Папаня! – кулак Трюфеля забарабанил в дверь снаружи. – Выходи скоренько! Там еще два стражника пришли, тебя требуют.

– Тьфу ты! – Хомяк сплюнул на пол. – Да когда ж они угомонятся-то? Взаправду, что ли, чего чуют? Лезьте снова в подпол. И не высовывайтесь, пока не скажу.

И ушел, задвинув дверь снаружи на щеколду и навесив на нее здоровенный замок.

Пока нам везло – сарай этот не обыскивали. Но если бы стражники и пришли сюда, они не увидели бы ничего, кроме ворохов старой соломы на полу. Прятались мы надежно.

Там, за стенами сарая, вечерело. Я мог увидеть это, приложив глаз к щели в стене. Солнце спряталось за кронами садовых деревьев, но еще не сползло окончательно за горизонт, бросало спокойные предсумеречные блики сквозь колышущуюся листву и раскрашивало небо в оранжевый цвет. Я стоял и рассматривал закат Светлого Мира одним глазом. Мне отчаянно хотелось на свободу.

Два дня прошло, а память ко мне так и не вернулась. Я уже начинал беспокоиться по этому поводу. Не то что бы я чувствовал себя ущербным, не имея доступа к собственному прошлому, но мне хотелось верить в то, что там, в своем мире, я был таким же умным, как Цзян. Эта девушка вызывала у меня все большее восхищение. Я надеялся, что там, в прошлом, я был умнее чем здесь. Потому что по сравнению с этой девчушкой я казался себе неотесанным мужланом, а порою – полным дураком.

Но самое главное состояло в том, что, кажется, я влюбился в эту девчонку. Не то чтобы втрескался в нее по самые ушки, но обнаружил, что не могу смотреть на нее спокойно. Была она такая ладненькая, тоненькая, миленькая. Она так красиво двигалась, когда выполняла свою гимнастику. А от ее нежного, мелодичного голоска я просто балдел. Правда, она мало разговаривала со мной. Я, конечно, приставал к ней с вопросами, постоянно надоедал ей – расскажи, мол, что-нибудь про наш мир. Но она отнекивалась.

– Цзян, ну почему ты такая свинка? – Я снова завел свою песенку. – Почему ты ничего не говоришь мне? Я хочу знать, что это за мир, из которого мы пришли?

– Ты вспомнишь все сам. Это должно быть именно так. Сам.

– Ну почему я должен все делать сам?

– Чтобы снова стать самим собой.

– А это хорошо – стать самим собой? – поинтересовался я. – Каким человеком я был? Может быть, я был таким мерзким, что лучше мне и не возвращаться в прежнее состояние? Каким я на был самом деле?

– Ты был просто ужасным. Но для меня ты был самым лучшим. И всегда будешь для меня лучшим. Во всех мирах, которые существуют и будут существовать.

Вот так-то, ничего себе признание. Я стоял и смотрел на Цзян, глупо открыв рот. А она приподнялась на цыпочки, обвила мою немытую шею руками и нежно поцеловала меня. Пожалуй, этот поцелуй нельзя было назвать просто дружеским – все вспыхнуло внутри меня и встрепенулось снаружи – там, где и должно было встрепенуться. Но я не успел ответить так, как хотел. Она отстранилась, провела ладонью по губам, упрямо покачала головой. Слегка помрачнела даже. Наверное, не все в наших прежних отношениях было безоблачно.

– Ты… Ты любила меня там?..

– Да. Я и сейчас тебя люблю. – Она смотрела в пол и выводила тапочкой узоры в пыли.

– Мы… – Я пытался найти слова, звучащие не слишком грубо. – Цзян, мы занимались с тобой любовью?

– Да.

– Да?! – радостное изумление прозвучало в моем голосе.

– Только один раз. Ты всегда избегал этого. Ты не хотел трогать меня, потому что я была еще девочкой. Но один раз это случилось – и это был первый раз в моей жизни. – Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. Язычок ее облизал губы, пересохшие от волнения. – Наверное, это было лучшее, что было в моей жизни. А потом мы расстались. Я думала, что навсегда.

– Цзян, милая… – Я схватил ее за руку, заговорил торопливо, боясь опоздать, упустить волшебный миг, когда души наши уже соприкоснулись, а тела еще не дотянулись друг до друга. – Как это чудесно, что мы снова встретились! Теперь никто не мешает нам…

– Нет. – Она вырвала свою ладошку из моих пальцев. – Нет.

– Почему?! – Наверное, мне нужно было произнести это слово вкрадчиво, нежно, заботливо, как и положено в начале тех уговоров, что заканчиваются постелью. Но я взвыл от боли, как человек, которого угостили хорошим пинком между ног. – Почему, Цзян?! Что ты такое говоришь?! Ты же хочешь меня, я знаю это! Только не ври, не говори "нет"!

– Я хочу тебя. Хочу. – Она снова уставилась в пол. – Я всегда хочу только тебя. Когда я ложусь спать, я представляю, что мы лежим с тобой… и ты целуешь меня… везде… и я глажу себя пальцами там… ну, ты знаешь где… И мне кажется, что ты меня… что мы любим друг друга, и тогда мне становится совсем хорошо. И я засыпаю, обняв вместо тебя подушку. Вчера ночью я тоже делала это, когда ты заснул. Каждую ночь так. Да. Каждую ночь…

"Каждую ночь", – шептала она, и глаза ее наполнялись слезами. А я… Что же я? Я слышал от милой девочки такие интимные подробности, что впору было самому кончить немедленно. И при этом совершенно не представлял, что я могу сказать ей сейчас.

– Цзян… – Я шлепнулся на колени, обхватил ее, уткнулся лицом в ее живот. – Ты пришла, чтобы спасти меня. Спасибо тебе , Цзян. Я люблю тебя…

Я шептал горячо и искренне. Я любил ее всегда, всю жизнь. Я готов был простить ей даже то, что она не хотела спать со мной сейчас. Потому что она была, существовала, и самим существованием своим в этом месте вносила в мою жизнь смысл. Теперь я знал, для чего живу.

– Там, в нашем мире, ты не любил меня, – произнесла она резко, даже зло. – Это я любила тебя. Я бегала за тобой как собачка, а ты удирал от меня и прятался от меня в постелях длинноногих грудастых девок, счастливых тем, что ты их осеменяешь. Ты оправдывался тем, что любишь какую-то девушку, имени которой не знаешь. Ты искал ее. Искал во всех постелях нашего городка!

Ее неожиданные слова падали на меня, как капли ледяного дождя, и кожа моя покрывалась мурашками.