Инквизитор и нимфа - Страница 17

Что это значит, Марк так и не додумал, потому что на дне ямы показалось лицо. Грязное, со слипшимися комками земли в редких волосах, и все же очень знакомое лицо, даже верхняя губа чуть приподнималась, обнажая полоску зубов. Левая половина головы отца Франческо почернела и как-то смялась, но правый глаз был открыт. Под веко насыпался песок. Полз какой-то муравей, поблескивая в свете фонаря – или это блестела склера? Узкий луч фонарика вновь задрожал, запрыгал, потому что дрожала рука. Марка затошнило. Он сел на землю рядом с могилой и с минуту часто и глубоко дышал. Дрожь унималась. Марк протер лицо, оставляя грязную полоску, – и брезгливо отдернул ладонь. И опять вернулось поганое ощущение, что надо почувствовать что-то особенное, чего не выразишь словами. Нет. Не чувствовалось ничего, кроме омерзения и смутного страха перед трупом. Отец Франческо спокойно смотрел в небо, где Ригель А висел неподвижно – гвоздь, вбитый в центр мироздания. Маленькая луна катилась к лесу. Времени рассиживаться не оставалось. Марк подтянул к себе ящик с минилабом и, встав на четвереньки, осветил могилу.

Он почти сразу заметил черное обугленное пятно в том месте, где крест соприкасался с телом. Ван Драавен обрядил мертвого викторианца в серую робу – в знак уважения к чужим обычаям или просто шмотки получше решил раздать дикарям? Роба из серой сделалась бурой, и все же пятно было видно отчетливо, словно труп прижигали клеймом. Молнии, что ли, били в чертову железяку? Зачем вообще ее надо было втыкать прямо в покойника? На ум пришли нехорошие мысли о трупах, встающих из могил. Беспокойных мертвецов протыкают осиновым колом. Только этого не хватало. Еще одно дивное ионнанитское суеверие?

Положив фонарик на край могилы и приподняв мертвеца, Марк обнаружил, что шея покойного неестественно вывернута. Устраивая отца Франческо в могиле, геодец попытался придать ему пристойный вид, а сейчас труп, потревоженный Марком, смотрелся нелепо и жалко. Ворона со сломанной шеей. Разбитый манекен. Мертвый обвис тяжким грузом, торчала левая сломанная рука. Преодолевая отвращение, Марк ощупал череп покойника. Челюстная кость раздроблена. «Так. Допустим, он падал с большой высоты. От удара шею свернуло набок, разбило подбородок, скулу… Похоже». На всякий случай потрогал затылок мертвеца, но никаких повреждений не обнаружил. Что ж, отца Франческо не били сзади тупым тяжелым предметом… Марк нервически хихикнул – это становилось забавным, словно работаешь в анатомическом театре, только, увы, без удобного стола, – включил диагност и выставил нужную программу. Отвел истлевшую робу там, где виднелось пятно ожога. Щуп присосался к животу мертвеца, беря пробы ткани. «Посмотрим, не подсыпали ли нашему этнографу отравы. Что, кстати, полезно знать на случай, если меня самого поят медленным ядом. Знаем мы этот ваш чай… А заодно проверим, не при жизни ли поставили старому викторианцу тавро…»

Салливан с сомнением покосился на лазерный скальпель. В принципе, диагност справится и без вскрытия, его зонды проникнут в тело и так… Но почему-то хотелось попробовать самому. Он натянул перчатки, решительно взял скальпель, установил глубину разреза и интенсивность луча и провел лучом от горла до диафрагмы покойника. Лазер сводил кровотечение к минимуму, но Марк подсознательно ожидал, что из раны хлынет бурая гниль. Вместо этого в свете фонарика и маленького экрана ему на руки вывалился какой-то скользкий комок. Невольно вскрикнув, Марк отпрянул и ткнулся локтем в край могилы. Так выглядела бы разрезанная спинномозговая оболочка – желтоватое переплетение каких-то нитей, серые ганглии… но до позвоночника скальпель не дошел, затронув лишь верхний слой кожи и мышц. Сжав зубы, Марк сделал уже намного менее аккуратный разрез ниже, в районе брюшины, и оттянул кожу. Опять зажелтели нити, цепочки, узлы… словно какой-то гигантский паразит поселился в теле старого викторианца, разросся, вытянул соки… Марк затрясся. Не паниковать. Главное – не паниковать. У него на руках перчатки. Это не заразно. Наверное, не заразно… Сдернув перчатки, он вывел на экран диагноста программу быстрого чтения ДНК… а есть ли вообще в этой штуке нуклеиновая кислота? Диагност, радостно бикнув, вытянул щуп и взял пробу. Марк отодвинулся от ямы и нервно плеснул на руки антисептик. Он тер и тер ладони, словно хотел стереть саму кожу, сквозь тонкий слой перчатки еще ощущавшую прикосновение скользкой мерзости.

Экран вспыхнул, выводя цепочки нуклеотидов. Анализ. Homo Sapiens Sapiens. ДНК в желтой нитяной дряни была человеческой. Нахмурившись, Марк взял пробы с разных участков тела. Все то же. Немного бактериальных генов, но это нормально… Значит, болезнь, а не паразит? Марк переключился на анализ белковых маркеров, и через несколько минут диагност сообщил, что имеет дело с нервной тканью. Очень разросшейся нервной тканью. Непомерно разросшейся нервной тканью с преобладанием сенсорных и глиальных клеток и с недифференцированными скоплениями нейронов в ганглиях. Наверное, это больно, когда сенсорные нейроны прорастают под эпидермис, во все мельчайшие участки… наверное, это как будто с тебя сдирают кожу. Марк похолодел. Уже равнодушно он смотрел на результаты поверхностного скана, подтвердившего, что плотные нейронные сети потеснили мышечную и жировую ткань во всем теле мертвеца. Диагност попищал еще немного и не без сомнения заявил, что предполагает в пациенте злокачественную нейроглиому. А что еще он мог предполагать? Но умер отец Франческо не от глиомы. Умер он от падения с большой высоты и удара о камни… Нелепица. Старый викторианец тоже болел по прилете, недолго, пять дней… «меньше, чем вы, Марк». А потом вскочил, здоровее не бывает, и бродил от скал к поселку еще год, и только потом влез на утес и… бросился вниз? Когда отец Франческо понял, что неизлечимо болен, болен непонятно чем? У него ведь не было с собой диагноста.

Это решение далось Марку тяжелее, чем все предыдущие решения в его жизни. Скальпель весил, казалось, не меньше тонны. И все же Марк выставил его на полусантиметровую глубину разреза и быстро чиркнул по собственному предплечью. Показалось красное. Вместе с красным полезли серые нити… Марк рухнул на колени, раскачиваясь вперед-назад. Сообразив, что он низко и страшно воет, запихнул в рот кулак. Не помогло. Вой прорывался наружу, карабкался к рыжей луне. Так воют оборотни в ночь на Самайн, воют, потому что неведомая сила отделила их навсегда от человеческого рода, отбросила в лес, на пустоши, к голодному и свирепому зверью. Так прокаженные бредут по дорогам, звеня колокольцами… Обо всем этом, конечно, Марк не думал. Не мог думать. Какие, к черту, оборотни, какая проказа? Вцепившись в фонарик, он медленно, с силой выдохнул. Надо успокоиться. Что там сказал диагност? Нейроглиома? Хорошо, пусть будет нейроглиома. Отец Франческо не окочурился сразу, не умрет и он. Надо срочно подать сигнал на Землю. Пусть его заберут, госпитализируют… Скинуть на комм результаты тестов. Шлепнуть коллоид на руку, пока в рану не попала какая-нибудь дрянь. Марк переложил скользкий от пота фонарик в другую руку и потянулся к чемоданчику. Дрожащий свет упал ему на предплечье, и воздух встал в глотке колючим комом. Рана зарастала. Волоски, нежные, дрожащие окончания втягивались внутрь, укрывались мышцами, кожей… Марк взвыл и, выронив фонарик, кинулся прочь от могилы.

Если бы он хоть что-нибудь соображал, то побежал бы к дому или хотя бы к шлюпке. Вместо этого ноги понесли его вперед, к реке. Ботинки зашлепали по воде. Вода. Вода смывает грязь. Следовало помыться. Марк скинул одежду и бросился в реку.

Он плыл быстрыми саженками. Холод вцепился в мышцы, потянул на дно, но Марк привык бороться с ледяными водами Гэллоуэйского залива. В детстве он специально отплывал далеко от берега, давил страх. Марк не боялся воды. Он следовал за красной лунной дорожкой, и вскоре ноги коснулись дна. На мелководье перед ним встал обрывистый скальный берег, и пловец даже успел удивиться – где же лес? Но удивление скатилось водяными каплями с покрытой пупырышками кожи. Луна, побелевшая, словно истекшая кровью, звала. Он знал эти места. Слева, за пустошью, был дом деда. Поверху шла дорога к деревне. В деревне больница. Там люди, они помогут. Марк быстро вскарабкался по камням и, перевалив через кромку, очутился на освещенной луной равнине. Вдалеке мягкими тенями перекатывались холмы. Справа маячил шпиль церкви. Оттуда надо спуститься до древнего каменного креста, а там уже перекресток, станция наземки, дома. Он развернулся и зашагал к церкви, отогреваясь на ходу.