Инквизитор и нимфа - Страница 12

Ван Драавен колдовал над чаем, бросал в кипящую воду какие-то резко пахнущие стебельки, и Марк понял, что разговор предстоит начать ему.

– Я толком и не представился. Марк Салливан. – Он протянул руку.

Геодец, неспешно отряхнув пальцы от травяной шелухи, пожал ладонь Марка. Пожатие было крепкое, но не особенно теплое.

– Мое имя вы знаете.

– Да.

Миссионер легко поднялся и шагнул к полке доставать чашки. Марк подождал, пока он разольет парящий напиток, и даже решился пригубить отвар. Колдовское зелье пахло ромашкой и мятой, а на вкус оказалось горьковато-вяжущим, но приятным. Отставив чашку, землянин сказал:

– Объясните мне одну странность…

– Да?

– Насколько я понимаю, вы довольно много общались с отцом Франческо?

Ван Драавен не спешил подтвердить слова Марка – но не спешил и опровергнуть. Он просто смотрел поверх края своей чашки, и Марк опять пожалел, что священника невозможно прочесть.

– Почему он ни словом не упомянул вас в отчете Комиссии?

Геодец улыбнулся:

– Откуда мне знать?

Марк внимательно наблюдал за выражением его лица. Улыбка не коснулась светлых глаз. Он что-то скрывает или просто характер такой?.. Не понять.

– Это еще не самое интересное, – вкрадчиво проговорил Марк. – Самое интересное состоит в том, что он также ни слова не написал про ваши… нововведения. Я ведь не ошибся? Это ваша идея – устроить тут сельскохозяйственную коммуну?

Говоря это, Марк разорвал упаковку галет и протянул открытую пачку геодцу. Миссионер взял из пачки галету и внимательно на нее уставился, как будто ржаной хлебец представлял для него немалый интерес.

– Моя.

– Что? – В первую секунду Марку показалось, что Ван Драавен говорит о галете, но тот поднял голову и повторил:

– Идея моя. Она вам не нравится?

– Ну почему же?.. Загнать бездельников-туземцев полоть грядки… В этом есть высшая справедливость.

Геодец расхохотался.

– Что, в этом нет высшей справедливости?

– Отец Франческо в вас не ошибался. «Где-то я это уже слышал», – подумал Марк.

– Он говорил обо мне? Что же?

– Что вы, Салливан, та еще змея. Что пальца вам в рот не клади.

В голове Марка одновременно мелькнули несколько мыслей. Первая, и самая важная: «Отец Франческо никогда бы не стал рассуждать о своем ученике с чужаком». В чем в чем, а в этом Марк испытывал железную уверенность. По собственной воле не стал бы. Вторая: «Геодец меня читает». Это было маловероятно, но не исключено. О жителях темной планеты немногое известно. Кто поручится, что эффект «заглушки» – не сильнейший ментальный блок? Может, они все как один телепаты, до которых даже коммодору Висконти как отсюда до Земли? Это было тоже важно, и следовало – раз уж представилась такая возможность – сей вариант прощупать. Третья: «Он знает, зачем я здесь. Он знает и испытывает меня, так же, как я испытываю его. Хорошо же. Поиграем».

Между тем геодец с аппетитом вгрызся в галету. Не забыл он и о консервах. Довольно бесцеремонно вскрыл банку с синтетическим рыбным филе и принялся зачерпывать, как будто на него каждый день с неба валились земляне с мешками еды.

– Да вы не стесняйтесь, – развязно заявил миссионер. – Ешьте. Тут из еды только ячменная каша с тыквой, да и то по большим праздникам.

Марк придвинул консервы и как бы невзначай обронил:

– Это то счастье, ради которого аборигены вкалывают на свежем воздухе? Ячменная каша с тыквой по праздникам?

Геодец прищурился:

– Мне казалось, что викторианцы почитают труд за добродетель…

Прежде чем Салливан успел ответить, священник поднял руку:

– Не будем ссориться в первый же день знакомства. Я сижу здесь несколько дольше, чем вы или даже чем ваш патрон… ныне покойный. Позволю себе предположить, что я лучше знаком с местной обстановкой.

Сообщив это, миссионер водрузил котелок с остатками чая на горячие еще угли. Марк его не торопил. Разлив подогретый напиток по чашкам, геодец отхлебнул и продолжил:

– Племя облюбовало эти скалы больше трехсот лет назад по местному или почти век по стандартному счислению. До этого они, насколько я понимаю, кочевали за крупными ящерами. Проблема в том, что зимы тут суровые, в шалашах особо не спрячешься, а ничего основательней они строить не умели. А здешние края оказались удачными: по реке поднимается на нерест рыба, весной и осенью мигрируют гирки – так утан называют травоядных ящеров, основной их источник мяса. Вот ребята и осели в скалах. Но ледники наступают, пути миграции животных изменяются. Утан бы откочевать к югу, однако скалы им чем-то полюбились. Последние двадцать лет рацион у племени был довольно скудный. Когда я прибыл на Вайолет, племя фактически вымирало. Что мне оставалось? Кормить их всех из полевого синтезатора? Сразиться с вождем за главенство и отвести утан дальше к югу? Вы же понимаете, что это глупо. Пришлось действовать по обстоятельствам. За это меня, конечно, сильно невзлюбили. Люди бегут со скал. Людям хочется есть. Это естественно. Утаме пребывает в ярости, изгнанникам назад ходу нет. В скалах их называют «наиру» – «мертвые» на их языке…

Помолчав, священник добавил:

– Сначала тут было что-то вроде временного лагеря, но потом я велел соорудить эту хижину. Здесь наиру скрываются от холода зимой и от весенних паводков.

Я их размещаю там… – Он махнул в сторону большой комнаты. – Тесно, конечно, и запашок еще тот… но лучше, чем замерзнуть в снегу или заработать копьем в бок от соплеменников. Так что, как видите, «говорить с миром» – это прекрасно, но труда на свежем воздухе не заменяет.

Марк, слушая геодца, почувствовал себя как-то странно. То ли от травяного запаха, то ли от здешнего низкого давления начала кружиться голова. Или сказывались последствия перелета? Или священник и впрямь его опоил… Нет, вряд ли – зачем? Марк провел ладонью по лбу, стирая выступивший пот. Геодец его жест заметил.

– Вам нехорошо? Отец Франческо заболел сразу после прилета, и довольно тяжело. Радости акклиматизации.

– Нет, все в порядке.

Не хватало еще расклеиться перед этим холодноглазым чужаком. Марк нахмурился. Язык ворочался с трудом, и ощутимо подташнивало. Что же он собирался спросить? Ах да…

– Насчет Говорящих…

Но спросить Марк не успел. Снаружи закричали сразу в несколько голосов. Одним слитным движением священник вскочил и метнулся из комнаты. По пути он сделал странный жест – как будто нащупывал что-то за левым плечом. Прежде чем Марк сообразил, что это значило, дверь за геодцем захлопнулась. Землянин с трудом поднялся на ноги – пришлось опереться о лежанку, и икры немедленно прострелило иглами – и тоже выбрался из дома.

С высокого порожка открывался неплохой вид на поселок и скалы. Местность к скалам повышалась, отчетливо был виден ряд белых камней. К камням от пещер двигался человек. Двигался он как-то странно, полупрыжками, подволакивая правую ногу. Снова закричали. Марк приложил руку козырьком ко лбу и прищурился. Солнце мешало, и все же он разглядел ту же черточку на скальном уступе. Утаме. Рядом с ней стоял еще кто-то, пониже ростом. Этот кто-то раскручивал над головой узкую полоску – веревку или кожаный ремень. Марк услышал новый крик, перекрывший свист камня, и увидел, как бегущий от скал человек ткнулся лицом в пыль. Из-под головы упавшего потекло темное. Неподалеку длинно и зло выругался священник – Марк не знал этого языка. Геодский? В глазах землянина тоже почему-то потемнело. «Какого черта», – подумал Марк, а больше ничего подумать не успел. Ноги мягко подкосились, и он стукнулся затылком о бревенчатый бок хижины.

Марк бредил, и в бреду ему впервые явился сон о личинке. Личинка ворочалась внутри, прорастая сквозь плоть всеми усиками, и антеннами, и сочленениями, и это было непереносимо больно. Кожу царапал жесткий хитин. Открывая глаза в редкие моменты просветления, Марк ожидал увидеть залитые кровью простыни, но ни крови, ни простыней не было – только смятый, крошащийся папоротник лежанки и степлившаяся тряпка у него на лбу. Иногда вверху маячило лицо со светлыми глазами и расплывалось, гасло, и снова скреблась, рвалась наружу личинка. Марк пытался цепляться за реальность, жалобно просил геодца: «Не уходите», потому что казалось, что в присутствии светлоглазого чужака личинка ведет себя менее нагло. И геодец не уходил, это Марк проваливался в полусон-полубред.