Иней на пальмах (журн. вариант) - Страница 17

— Очевидно, блуждающая мина, — ответил он на вопрос Фредди, и добавил, пожимая плечами: — Океан не дорожка в парке… Его нельзя было начисто вымести после этой проклятой войны.

Капитан был в радиорубке. Он стоял возле дверей и внимательно следил, как дрожит ключ под рукой судового радиста. Время от времени радист прекращал передачу и, наморщив лоб, вслушивался в отрывочные звуки, которые возникали у него в наушниках.

Сырой непроглядный туман, который казался таким пустынным каждому пассажиру, был полон звуков для радиста, и он с трудом выбирал нужные сигналы из музыкальных нот и радиотелеграмм — деловых, коммерческих, личных и строго секретных дипломатических, которые в это мгновение проносились над океаном.

— Долгота 157 градусов 18 минут, широта — . монотонно докладывал радист.

Капитан приложил масштабную линейку к карте.

— Продолжайте поиски, — спокойно сказал он, — эти не успеют…

— Какое судно, русское? — спросил Фредди волнуясь.

Капитан недружелюбно взглянул на него, но ответил вежливо:

— «Святой Олаф». Норвежский китобоец.

— Ищите как следует, — крикнул Фредди радисту — Мы возле русских островов. Здесь должны быть их пароходы.

Кто-то невидимый в тумане подошел к окошку и сказал взволнованным голосом:

— На левом борту пробоина в носовом отделении, лопнули три шпангоута, у самого форштевня пробита обшивка на уровне ватерлинии. В машинном отделении уже вода.

— Пошлите человека с футштоком мерить воду в лиалах, — сдержанно ответил капитан.

— Есть — уже послал.

— Займитесь пластырем.

— Не можем подвести, там целый водопад.

— Продолжайте подводить пластырь. Поставьте пассажиров на ручные помпы, — ответил капитан. — А сами ведите команду в трюм. Пусть выгружают тюки за борт…

— Грузы за борт? — воскликнул Фредди — Ни в коем случае. Вы ответите перед шефом. Я запрещаю, слышите, капитан!

Капитан поднял голову, и Фредди вздрогнул, увиден холодные глаза человека, которому нечего терять.

— Да, я отвечу, — сказал капитан, не повышая голоса. — Я отвечу акулам. Через два часа «Уиллела» причалит на дно. Вы мешаете мне. Уйдите с мостика.

Радист, морщась, как от зубной боли, прикрыл рукой наушник.

— «Грозный», — оказал он. — Русское судно. На траверсе острова Вулканический Радируют: «Идем на помощь».

Капитан молча приложил линейку к карте и затем крикнул в туман:

— Паркер, распорядитесь давать сирену. Через полтора часа подойдет судно.

«Через полтора часа подойдет судно Приготовьтесь к посадке», — так было объявлено во всех каютах и но всех каютах с надеждой, страхом и нетерпением ожидали русского судна.

Соседи Милли рыдали, ломая руки, и рвали на себе волосы. Раскрыв чемоданы, соседи из кучи дорогого их сердцу тряпья выбирали самое любимое, ежеминутно теряя, путая, забывая и орошая слезами каждую ленточку. Кроме Милли, спокойствие сохраняла только восьмилетняя девочка в зеленом пальтишке. Она смотрела на суматоху круглыми глазами и время от времени спрашивала:

— Мама, мы поедем на необитаемый остров, да? Мама, а там на острове есть такси? Можно мне взять кроватку для куклы Пусои?

— О, моя милая, несчастная детка! — истерически рыдала мать.

Милли сидела на своей койке, поджав ноги, и хмуро смотрела в иллюминатор. Приключение казалось ей все еще ненастоящим, может быть потому что никогда в жизни у нее не было приключений. Подумаешь, беда через час подойдет русский пароход, Милли со своим чемоданчиком перейдет из этой каюты в другую такую же. Может быть, там будет теснее и неудобнее, только и всего.

Но все-таки поглядывать в иллюминатор было страшновато. Прежде, в хорошую погоду, Милли видела за круглым стеклом ярко-синюю поверхность, за которой играли солнечные искры. Если пароход покачивало, синяя поверхность колыхалась, линия горизонта медленно поднималась, заполняя круглое окошко, затем опадала до самого низа. Иногда в сильную волну на стекло попадали брызги пены. Дрожащие радужные пузырьки держались минуту на стекле, а затем лопались, оставляя мокрый след. Сейчас все выглядело иначе — иллюминатор глядел под воду — прямо в темные глубины. Довольно крупная рыба — губастая, с колючей чешуей, приставив нос к стеклу, смотрела в лицо Милли выпученными, ничего не понимающими глазами.

А может быть, мы уже на дне, — думала Милли иногда. Больше всего успокаивал радиоприемник. Голос диктора был таким привычным и будничным и, когда он начинал говорить, все время казалось, что последует обычное объявление:

— Леди и джентльмены, завтрак начинается ровно в 9. 00 Превосходный выбор холодных и горячих блюд. Цены умеренные.

И Милли проснется и крушение окажется сном.

И вот диктор говорит своим подчеркнуто спокойным голосом:

— Леди и джентльмены, сейчас приближается русский пароход Прошу женщин с детьми выходить на шлюпочную палубу. Только женщин с детьми. Остальные — во вторую очередь.

Выйдя на палубу, Милли почувствовала, что пароход гибнет.

«Уиллела» стояла в странном положении, задрав корму кверху и накренившись на один борт. На мокрой палубе было очень скользко. Женщины с неуклюжими узлами падали, сбивая с ног друг друга, теряли детей и кричали в испуге.

Машину остановили и не было привычного гула, содрогающего корпус. Зато тревожно выла сирена, гудки ее были коротки и порывисты, как частые стоны тяжело больного. Казалось, раненный пароход кричит от боли и страшно было слушать горестный вой могучего металлического существа.

Временами, когда сирена замолкала, из тумана доносились отдаленные, еле слышные гудки русского парохода. В тумане терялось направление: гудки слышались то справа, то слева В толпе пассажиров шептались о столкновении.

Между тем началась посадка в спасительные боты. Толкаясь, крича и плача, пассажиры живой кашей заполняли пузатые белые лодки Грузовые подъемные краны тут же подымали шлюпки в воздух Капитан боялся излишнего переполнения. И боты доверху набитые людьми, узлами и чемоданами покачиваясь, висели вдоль борта в ожидании русского парохода.

Силуэт его возник в тумане внезапно — что то темное неопределенное и расплывчатое, не то скала, не то маленькая лодочка. Затем порыв ветра рассеял мглу, и вер пятьсот человек на борту «Уиллелы» увидели небольшой сверкающий белизной пароходик с длинной низкой кормой и одной единственной каютой. Он возник внезапно под самым бортом «Уиллелы», так что можно было разглядеть даже лица русских моряков: капитана с выпуклым лбом и густой черной бородой, расчесанной на две стороны, скуластого механика с узкими китайскими глазами и долговязого юношу лет семнадцати в мешковатом брезентовом комбинезоне и огромных резиновых сапогах.

У Милли хватило юмора, чтобы вспомнить о «тесной и неудобной» каюте. Куда же здесь денутся 500 человек? — подумала она.

Она не знала, что та же самая мысль мелькнула у всех пятисот пассажиров одновременно. И даже капитан сказал в этот момент у себя на мостике:

— Для чего же мы ждали эту пигалицу? Начинайте спускать шлюпки.

Теперь вся надежда на шлюпки — это поняли сразу все пятьсот пассажиров. Слабая цепь матросов, сдерживавшая толпу, прорвалась. Милли оттолкнули в сторону. Она увидела, как сладкоречивый проповедник швырял на головы женщинам свои чемоданы, как висящая шлюпка, облепленная людьми, словно мухами, наклонилась и пассажиры с дикими криками посыпались в воду. Яркие пальто и плащи: голубые, малиновые, песочно-желтые, клетчатые, надуваясь пузырями, запестрели на воде. Милли заметила в стороне под бортом зеленую пелеринку и, не успевши подумать, в ту же секунду бросилась в воду вниз головой.