Инцест [=Страсть] (СИ) - Страница 6

И опять тишина. Он достает сигарету, мундштук, долго возится, вставляет сигарету; чего-то опять ищет по карманам — достает зажигалку, добывает огонь; теперь задача — как прикурить: никак не получается совместить огонек с кончиком сигареты; вдруг, роняет мундштук на пол; слезает с трона, ползает по полу, находит смеющуюся маску младенца; долго разглядывает; надевает. Появляется Наталья. В мокром плаще.

Наталья (с порога кричит). Рэм, Рэм! (Видит разруху, пугается.) Рэм, где вы, откликнитесь, Рэм? (Торопится на кухню.) Я вернулась, вы слышите, я вернулась! (Возвращается, тут замечает застывшего, наподобие скульптуры, старика). Рэм, Рэм! Рэм, зачем? Рэм, ну, что вы, ну, миленький, Рэм… Рэм, вы что, да зачем, как же так, ну, зачем? (Усаживает его на «трон».) Напугали меня — слава Богу… (Смеется.) Ну, так напугали, о, Господи, прямо до ужаса…

Впечатление — будто маска младенца смеется. Она наливает в стакан коньяка, пьет.

Ой, мама, ой… (Смеется.) Ужасно замерзла, промокла, как мокрая курица… Правда, там дождь — там такое… А потрясающе, знаете: гром, дождь с ветром, воды по колено, ручьями… Всего два пролета по лестнице вверх или вниз — а как будто попадаешь из одной жизни в другую… Я уже тут прислушалась к тишине — а там столько звуков: хлопнула дверь, заплакал ребенок, женщина засмеялась, ворона на дереве закричала — ей сразу с других деревьев откликнулись… (Смеется.) Ворона, ребенок, женщина, жизнь!.. Видели бы вы меня: стою возле лужи, слушаю всю эту божественную какафонию, сама себе кажусь инопланетянкой — а, в результате, глядите, как меня окатило… Да, смешно — правда?.. (Поднимает с полу картину.) Я даже совсем не обиделась… на идиотов… чуть не наехали… И даже махала им вслед… Умчались… не видели, как я машу… Что вы тут натворили?

Он молчит.

Рэм… Эй, Рэм, да откликнитесь? Не хотите со мной разговаривать? Рэм, Рэм, Рэм?..

Тишина.

Скажите хотя бы: уйти? Провалиться? Исчезнуть? Эй, ну, ответьте же, наконец?

Нет ответа.

Я вернулась, Рэм, я подумала… В общем, ушла, а потом подумала… Просто скажите: я вам нужна? Ну, говорите же — нужна?

Он молчит.

Знаете, что, Рэм… Если еще не устали… Или, вернее, если еще не надоело… Ну, одним словом, если еще не передумали… Короче, если я вас еще не совсем разочаровала… Ну, вы понимаете, Рэм… Послушайте, может, попробуем еще?

Нет ответа. Она поднимает портрет женщины в черном с красным шарфом.

Не хочу, чтобы вы на меня обижались… Понять не могла: чего от меня хотите? Потом, окатило из лужи, наверно, дошло: от меня лично ничего — так? Рэм, я на кого-то похожа — так? Кого-то напомнила — верно?

Он молчит. Она нерешительно приближается к нему, тянется рукой — впрочем, прикоснуться не решается.

Рэм, вы кричали мне вслед… Что вы такое кричали мне вслед? Мама? Мне не послышалось: мама?.. Я бежала от вас, сломя голову, боялась, догоните — вдруг, чувствую, меня, как волной накрывает… Невероятно, мне, вдруг, почудилось: я уже слышала этот отчаянный зов… Когда-то, очень давно… Кажется, совсем в другой жизни: я выходила из дому, куда-то шла… Мне на пути вырастало одинокое здание с черной дымящей трубой на крыше, с решетками на окнах и почему-то праздничной вывеской: «Детский домик». Обычно не пишут: домик, а пишут — дом… Детский дом — так… Если бы не было вывески — я бы решила: тюрьма… Домик меня напугал, я повернула в другую сторону. Но и дальше, и вообще, куда шла, на пути вырастал тот же странный дом… Вдруг, подумала: не случайно… Пересилила страх и вошла. Я надеялась увидеть детей, услышать их голоса или смех. Но там было тихо, как в склепе. Затаив дыхание, я переходила из комнаты в комнату, разглядывала детские кроватки, тумбочки, столики, стулья, раскиданные по полу игрушки, и никого не встречала… Наконец, в большой зале увидела, словно зависший между потолком и полом, прозрачный шар, внутри которого плавал старый мальчик… Я именно так о нем и подумала: какой еще маленький и какой уже старый мальчик… Все в нем казалось необычным: он был очень худеньким, кожа — голубоватый пергамент; голубым отливали его белоснежные волосы и ресницы, и глаза казались огромными, как два синих озера… Увидев меня, он забился и закричал громко: мама… Он умолял меня, чтобы я помогла ему выбраться из шара… На меня, вдруг, нахлынули: радость, боль, счастье, каких я не знала прежде… Обо всем позабыв, я потянулась к нему — я увидела, что и он потянулся ко мне… Но едва я приблизилась к шару, едва наши руки соединились, младенец легко и без всяких усилий втащил меня внутрь… Я еще, помню, успела подумать: однако, какой сильный мальчик, как внезапно стены странного дома сами собой распались и нас с ним унесло…

Рэм (очень тихо). Куда?

Наталья. Я в этом месте проснулась, но я… (Неловко смеется.) Рэм, я, вдруг, подумала: в нашей с вами ситуации самое дурацкое: вам обидно, что я кусаюсь, а я объяснить толком не умею — почему?.. Ну, правда, сама бы еще понимала… (Приближается к нему.) А если скажу, что дело не в вас и не в ком-то еще?.. И что никакой тут идеи и никакого для нас обоих разумного объяснения?.. Так, один ветер, или, хотите — глупость?..

Она к нему приближается.

Вы ведь позвали меня. Я вам нужна? Ну, скажите — нужна? Потому что, Рэм, если нужна… (Снимает с его лица маску, расстегивает на нем рубашку.) Дуреха, подумала: это — прекрасно, в конце-то концов…

Он сопит и мычит, молча и невпопад отмахивается, она смеется, шутливо бьет его по рукам.

Ну-ну, что такое? Да не деритесь, вы, старый мальчишка… Рэм, ну, серьезно, ну, даже обидно… Теперь уже мне смешно, правда… Кажется, сами хотели?

Рэм (отталкивает ее, восстает). Нет…

Наталья. Нет?

Рэм. Ты не должна — нет…

Наталья (смеется). Это еще почему?

Рэм. Не должна…

Наталья. Что такое?

Рэм. Ты — мать…

Наталья. Ну и что?

Рэм. Ты не можешь…

Наталья (смеется, удерживает его). О, Господи, вы упадете!

Рэм (вяло отталкивает ее). Грех…

Наталья (смеется). Серьезно?

Рэм. Мать, мать…

Наталья (изо всех сил поддерживает старика). Ну, в общем… Можно еще добавить, что женщина… актриса, рабочая лошадь… Рэм, стойте, держитесь… Ищу приключения и нахожу… Они меня, кстати, тоже находят… (Переводит дух.)

Рэм (с трудом артикулирует). Я — твоя плоть…

Наталья. Что, простите?

Рэм. Так нехорошо… (Нетвердо отступает, вдруг, медленно валится на пол, поднимается и опять валится, и опять пытается восстать; впрочем, плохо получается, остается на четвереньках.) Не можешь… Грех… Мы не можем… Вот…

Наталья (терпеливо, мягко, ласково). Не буду… Раз просите — вот… Вот, видите, просто стою… Стою, ничего не делаю… Даже не пошевелюсь — замерла… (Медленно, осторожно к нему подступается — как к хищному зверю.) Вот, даже, видите, руки вверху… Не надо меня бояться… А то у нас с вами, как в жизни: я — вас боюсь, вы — меня боитесь… Миленький Рэм, я очень хочу вам помочь… Вы уж как-нибудь намекните, чтобы понятно: что надо делать? Эй, говорите же, эй…