Иnаче №2 1997 - Страница 16

- Не понял?! - сказал уже кое-что понимая с угрозой отец.

- Нассал в нашем лифте и, самое главное, поймал его хозяин собаки с восьмого. С которым я ругалась. Теперь весь дом будет знать, что мы за семья!

Она хотела еще что-то добавить, но и этого было достаточно.

Отец уже схватил ремень и сына, и с ожесточением стал бить его. Мальчик старался увертываться, но было еще хуже, отец промахивался и попадал ремнем уже куда попало. Ни у отца не было опыта правильно бить, ни у мальчика быть правильно битым. Ему было больно и страшно. Ведь такое было впервые, его так сильно били те, кого он так сильно любил. Он привык думать, что родители всегда делают все правильно и справедливо, и сейчас он их не осуждал. Он винил только себя, просто было очень больно, а то бы он и не увертывался от ударов и не кричал так громко. Отец устал, запыхался, схватил его за руку и почти на весу потащил его на лоджию в маленькой комнате.

- Будешь здесь до ночи и все ночь простоишь здесь. Негодяй! И прекрати хныкать, если ты мужик и сделал гадость, так отвечай как мужик, а не хнычь как девчонка.

При этих словах мальчик вспомнил Веру и перестал плакать. Отец ушел, закрыв дверь на лоджии и в комнате, а он стал вспоминать как они с Верой еще совсем недавно так прекрасно играли, как было хорошо и чем все закончилось. "Бедная Вера," - думал мальчик, - "сколько ей наверное придется ждать меня, и все напрасно". Мало того, что он не сдержал слово, завтра она к тому же узнает, какой он плохой. И он снова заплакал, но уже тихо, ведь папа не велел громко. А он ведь так любил и папу и маму, и всегда делал так, как они хотели, а сейчас он любил их еще больше, потому что чувствовал себя очень виноватым перед ними. Они его не били, почти не ругали, и даже никогда не пугали, как обычно пугают детей, чтобы они были более послушными. Один раз только дедушка, когда рассказывал про Луну, сказал, что она забирает к себе непослушных детей. Сказал ему это как-то вскользь, да и забыл. Зато мальчик запомнил это на всю жизнь. Он стал присматриваться к Луне, и она казалась ему всегда огромным, но слепым глазом. И это пугало его тем, что невидящий глаз мог и ошибиться, а потому забрать к себе и послушного ребенка. Сегодня же после такого поступка, вспомнив о Луне, ему стало особенно страшно. Ведь папа сказал, что оставит его на лоджии на всю ночь. А она даже не застеклена, еще не успели. Если папа с мамой не захотят простить его, хотя бы вечером, то уж дедушка с бабушкой обязательно их уговорят, ведь они его так любят. Но дедушки с бабушкой нет пока, они поехали проведать больную бабушкину сестру, и если она чувствует себя лучше, то привезут ее на юбилей, а заодно и купят деду подарок.

Дедушка приехал раньше с покупками, но один. Бабушка осталась посидеть с больной сестрой, и приедет попозже, так он объяснил своим домашним. Дед уже был под хмельком. Наверное в гараже, где ставил свою машину, друзья поздравили.

- Ну, а где наследник? - спросил наконец дед, ходя по комнатам и не видя внука.

- Он наказан. Стоит в углу на лоджии, - ответил отец.

- Давно стоит?

- Давно.

- Ну, так пусть выходит.

- Ты спроси сначала, за что стоит? - подошла из кухни мама мальчика.

- За что бы ни стоял, я именинник, объявляю всем амнистию!

И он уже хотел было пойти на лоджию выпускать пленника, но замешкался, не зная с какой начать, ведь их было в четырехкомнатной квартире целых четыре. Вообще на деда все молились и слушались его. Он был, как говорят "пробивной". И эту новую квартиру улучшенной планировки в престижном районе добился, и сам машину имел, и сыну купил, и дом в деревне собирался купить, чтобы уехать с бабушкой туда, а квартиру оставить детям. Молодые же с нетерпением, но не показывая, конечно, вида, очень ждали этого момента. А пока, чтоб не спугнуть эти его планы, они полностью во всем подчинялись его воле. И вся мебель и вся техника в доме, все было куплено благодаря ему. Дед цену себе знал и любил показать себя хозяином и даже с чужими вел себя несколько высокомерно. В разговоре слышал только себя и очень не любил, когда с ним спорят или осуждают его в глаза или за глаза. Кроме себя больше всех он любил только внука, ибо чувствовал, что только тот действительно любит и уважает его.

- Так вот, папа, не спеши с амнистией, - начала мама мальчика, теребя фартук. - Даже не знаю с чего начать, короче, наш сын, а твой внук, подложил нам всем такую свинью, что я и не знаю, как нам жить теперь в этом доме.

- Что-что-что-что? - скороговоркой забормотал дед. - Это что же он такое натворил?

- Он, он.., - тянула мама.

- Короче, он обоссал лифт, - отрубил отец, - и теперь весь дом наверное только об этом и говорит.

Дед немного помолчал, тупо уставившись на фартук, потом вдруг побледнел и со злостью процедил:

- То-то я заметил, что бабы у подъезда, как меня завидели, захихикали. Это ведь не дом, а сплошной "содом", ведь одна "блатата" в него заехала и так на меня сверху смотрели, а теперь, вообще как на негров глядеть будут. Ну ладно, я ему покажу.

Он бросился в большую комнату, схватил стоявший на видном месте, подаренный мальчиком рисунок и закричал в бешенстве:

- Где он?

- Да на лоджии, в маленькой комнате.

Дед бросился на лоджию, остальные за ним. Он бешеный, растрепанный вбежал на лоджию.

Мальчик никогда не видел деда таким страшным. Дед что-то орал, и как-то очень обидно, матом обозвал мальчика, так кричал со злостью, что брызгала слюна, а мальчик ничего не понимая, только вздрагивал от каждого резкого движения деда и все время ожидал удара, но дед так и не ударил его. Мальчик запомнил только последнюю фразу, когда дед разорвал в клочья его рисунок и швырнул в него обрывки.

Он крикнул мальчику:

- Забери свой подарок, поганец, неделю не вылезешь отсюда! И выскочил с лоджии, громко хлопнув дверью.

А мать и отец даже не заглянули к нему. Мальчик посмотрел на пол и, видя свой растерзанный рисунок, снова заплакал, ведь он так старался, так хотел дедушке сделать приятное, и вот - не получилось. На лицо мальчика упало несколько холодных капель. Это налетевший ветер занес на лоджию капли дождя. На улице потемнело, стало свежеть, закачались кроны деревьев, начал накрапывать дождь. Со стороны крыши дома мальчика выползли темные, мясистые тучи. Теперь ветер дул только в одном направлении. Наверное где-то сверкнула молния. Мальчик не видел ее, но ударил гром, а он знал, что гром бывает только после молнии. Дождь стал сильнее.

Люди внизу забегали, засуетились, стали раскрываться зонтики. Теперь уже полыхнула молния во все небо, и ее нельзя было не заметить, и тут же без всякой паузы ударил такой гром, что и мальчик, и все люди внизу, и казалось даже машины, вдруг присели от резкого звука, дождь полил как из ведра. Стало холодно и буквально через несколько минут по асфальту потекли реки. Люди, выпрыгивая из трамвая, сразу оказывались по щиколку в воде. Смешно скакали по лужам, наивно надеясь не промочить ноги, но это было невозможно. В другое время это показалось бы мальчику смешным, но не сейчас.

- Где же бабушка? - думал мальчик, глядя на трамваи. - Почему она так долго не едет выручать меня? Ведь она осталась одна, как соломинка для утопающего, она была его последней надеждой.

Начали собираться гости, может быть дождь их подхлестнул, но они приехали все как-то разом, друг за другом. Звонок почти не замолкал, и мальчику было видно в окно, как под дверью маленькой комнаты то и дело загорался свет. Это открывали коридорную дверь для гостей. Наконец все собрались. Мальчик слышал, как в большой комнате двигают мебель, звенит посуда, слышны веселые голоса, но громче всех был слышен голос деда. Сейчас, думал мальчик, они сядут все кушать вкусное. И он вспомнил, что сегодня он даже не обедал.

- А может быть, - думал он, - прежде, чем начать застолье, дедушка встанет и расскажет всем гостям, которым он раньше только хвалил его, все, что сегодня он натворил, и они прибегут все и будут все ругать его и стыдить.