In Telega (сборник статей) - Страница 12

В безъязычье выручает еще и заклинание. Им пользуется поэзия рефлексивная, в расхожем виде именуемая гражданской, а в совсем приземленном варианте - сортирным стихом и политическими или рекламными рифмами. Например: "У меня большое горе./ Может быть, повешусь вскоре./ Однако, тем не менее,/ Охотно ем пельмени я!" (текст и курсив мой. - А. Э.). Заклятью не возразишь, противопоставить ему нечего. Одна барышня когда-то меня здорово поставила на место, сказав: "А моя подруга была в одной компании с Аркановым!" Мог ли я после такого отдуплиться своим приятельством с великим Аркановым, однажды даже занявшим у меня в буфете рубль (потом, ясное дело, отдавшим)?.. Конечно, не мог, ибо моя знакомая владела мантрой, а я фактом. Да чего там! Возьмем "я тебя люблю!" - древнейшее из уверений, покрывающее любое лукавство и вранье, и настолько убедительное, что непроизнесение его лихорадит даже самую нежную и долгую связь, а произнесение имеет силу нотариального акта.

Но при чем тут единственно точное слово, если сочиняющему плевать на подсознание, а стихи, - как говорил муж одной поэтессы, - у Светланы полились, а рука у стихотворцев набита, а мы с вами - всего лишь любители поэзии! У сочинителей же - слог, намеки, образы, парафразы, параллели. У кое-кого - угол зрения. У совсем кое-кого - даже точка зрения.

Как тут быть нам?

Мы же растеряны, нам ведь никак не разобраться в завораживающей этой белиберде?

Поэтому предлагаю простейший тест. Помните: "и празднословный, и лукавый"? Помните - о Ленском: "так он писал темно и вяло"? Вот и действуйте по схеме: празднословно? лукаво? темно? вяло? Потом спасибо скажете.

Но если поэт читает вслух и экспертизу провести не поспеваешь, тогда вообразите, что к нему явилась Муза. Буквально. В прозрачных одеждах, с персями и ланитами.

Как он себя поведет? Предложит вина? Пива с воблой? Поставит пельмени или музыку (Вивальди? Шуфутинского?), оробеет или станет валить гостью на не застилавшуюся с 8-го Марта постель?

Словом, как вообразите, так и судите.

И это - наша с вами простенькая метафора для уяснения прав Бубнящего С Эстрады потрясать нашу душу или сотрясать воздух вообще.

ОНА - ПОПРОСТУ СОВЕРШЕННАЯ

"Случиться могло./ Случиться должно было./ Случилось раньше. Позже./ Ближе. Дальше./ Случилось - да не с тобой". Это из стихотворения Виславы Шимборской "Всякий случай" и - конечно - не о Нобелевской премии.

И однако - случилось! Краковская Поэтесса в нобелевских лаврах потрясающая новость!

Лет сорок пять назад Ахматова переложила три ее стихотворения*, и хотя слава молодой сочинительницы была еще впереди, Ахматова знала, что делала. Знал, что делаю, и я, всю свою литературную жизнь переводя Шимборскую.

В сопредельных поэзиях - польской и русской - схожие дарования обнаружить легко, но есть голоса одинокие. Шимборская - из них. Никого созвучного ей у нас нет.

Начав публиковаться в конце сороковых, первыми книжками она читателей не поразила. Но потом что ни сборник - шедевр и событие. Увы, в СССР печатать ее не торопились. Не советовали "польские друзья" - стая холуев, евших с руки в советском посольстве. Да и поэтесса вела себя в ПНР строптиво, так что кураторы из ЦК, взвинченные "друзьями", при ее имени багровели, а журнал "Иностранная литература", публикуя смутьянку, совершал почти подвиг.

Она же о себе говорила: "Биология трактует человека как творение неспециализированное, видя в этом залог дальнейшего развития. Позволь мне, друг-читатель, думать, что и я поэтесса неспециализированная, не очень склонная к какой-то одной теме и одному способу выражения того, что для меня важно".

В том, что она "неспециализированная", сходилось и сходится большинство ее польских коллег. Литературовед Ежи Квятковский, общепризнанный дока: "...Пять маленьких томиков... Около ста стихотворений. И при этом - одно из важнейших явлений в современной польской поэзии ... один из поэтических миров с интереснейшими формами бытия..." Артур Сандауэр, авторитет хотя и не общепризнанный, но умевший как никто толком рассудить: "Она не традиционно-морализаторская, не авангардистско-пластическая, она - попросту совершенная..."

Мы с ним согласны и вынесли эти слова в заголовок. Мы тоже изумлены поразительным поэтическим мышлением, интеллектуальностью и редко наблюдаемой у поэтов высокой ученостью (не напрасно штудировала пани Вислава в Ягеллонском университете филологию и социологию) плюс особой тягой к истории, археологии и естественным наукам. В этом вся Шимборская, и рука ее безошибочно узнаваема, ибо она хозяйка единственной в своем роде интонации между авторским "так ли это?" и читательским "это так!" время не успевает опустить свой пыльный занавес. И всегда ей хватает надежных слов для сложнейших поэтических идей, и этот сплав намерений и осуществлений поразителен, а поэтического материала, расходуемого на несколько строк, другому поэту хватило бы на несколько добротных стихотворений (Ежи Квятковский утверждает, что - на тома).

Скульпторы и художники часто разглядывают свой труд отраженным в зеркале и поменявшим правую с левой стороны в пространстве стеклянного вакуума. Шимборская озирает свои творения в зеркале Зазеркалья, то есть удесятеряет возможности, позволяет смыслам и образам многократно сменить знак в парадоксах иной логики, возводит их в непривычный аспект, где смещения создают новую шкалу метафор - когда метафора не финал сочинительства, а его стимул. Казалось бы, метода эта должна стих перенапрячь - но нет! Текст Шимборской совершенно доступен, а стихи ее интересно читать, ибо в их основе счастливая и редкостная мысль. Несостоявшаяся встреча ("Вокзал") оборачивается состоявшейся невстречей (состоявшейся встречей? несостоявшейся невстречей? - координаты приема прихотливы): "Мое неприбытие в город Н./ прошло по расписанию./ Ты был предупрежден/ не отправленной телеграммой./ Успел не явиться/ в назначенное время..."

Решая загадки Сфинкса и трехходовки бытия, Шимборская не церемонится с разрушительной спесью homo sapiens: "Счастья ему захотелось,/ правды ему захотелось,/ вечности захотелось,/ вот ведь!". Однако ее моральный максимализм не инвектива, а добрая весть. Ирония же - не цинична, а усмешка - не ухмылка.

И еще вот о чем. Наши поэтессы, начиная с рано овдовевшей, рано умершей Надежды Тепловой, с небрегаемой друзьями Ростопчиной или стареющей в нужде Каролины Павловой, не говоря уже о великомученицах Серебряного века, непредставимы вне мрачных картин судьбы, надрыва, надсады или хотя бы постахматовской челки, а тут - обаятельнейшая женщина с превосходными манерами, и хотя, конечно, грустная, но на удивление свойская и добрая...

...Вот мы встретились в какую-то нищую пору польской истории. Мяса в стране не достать, но пани Вислава добыла где-то драгоценные антрекоты. По стенам на красивых досках лакированные щучьи головы - рыбацкие трофеи замечательного писателя Корнеля Филиповича, который в данный момент пытается антрекоты съедобно зажарить. Оба, пан Корнель и пани Вислава сокрушаются, что люди, мол, ладно, а вот каково без мяса тем, у кого большая собака?.. Я рассказываю какой-то еврейский анекдот. Хозяева грустно смеются, сетуя, что в Польше "шмонцес" перевелся - улетучился с дымом крематориев, и мне вдруг начинает казаться, что души обоих устремляются к проклятому времени, когда их друзья, сверстники и сограждане "шли гуськом по не закрашенному обороту", а они не могли им ничем помочь...

"И нетопыри с волос слетели наших..."

Поздравимте же пани Виславу с премией, придуманной почтенным фабрикантом динамита Альфредом Нобелем, словно бы специально для нее.

_____________

* Говорят, Анна Андреевна поставила свою подпись, выручая опального молодого поэта.

ПЕРЕВОЗЧИКИ-ВОДОХЛЕБЩИКИ

Великая Империя разрушается не сразу.

Одним из первых канул в тартарары перевод советских национальных литератур - вдохновенная панама подстрочников, художнический ганг, идеологический хеппенинг, где не ночевала муза, но имели место и подвиг, и заработки на хлеб, и удачи, и высосанная из указующего идеологического перста чушь, и коньячные пиры челомкающихся на берегах Арагвы и Куры сочинителей. И все было теоретически обосновано, издательски планируемо, многомиллионно печатаемо, возведено в ангельский чин, хотя по сути своей кощунственно.