Имя Руси - Страница 9

Поэтому открытие пути «из варяг в греки» по Днепру нужно относить к очень давнему времени, ибо в VI веке по всем признакам он, несомненно, уже существовал. Отсюда становится очень понятной необыкновенно тесная связь Новгорода с Киевом, которой прямо открывается наша история еще при Рюрике. Отстранив ученые предрассудки о том, что не только торговле, но и всему нас научили варяги-скандинавы, мы на основании разнородных свидетельств древности легко можем сообразить, что этот путь впервые был проложен и проторен, как привычная тропа, никем другим, как самими же славянами, жившими по сторонам этого пути. Они первые повезли и свои, и греческие, и восточные товары на потребу бедному скандинавскому северу и, конечно, первые рассказали варягам-норманнам, сюда явившимся, что пройти здесь можно, и очень легко.

Греческий путь по Нижнему Днепру известен был еще Геродоту, писавшему свою историю за 450 лет до Р.Х. Можем полагать, что и тогда уже существовало на Днепре, в Киевской стороне, какое-либо средоточие для обмена греческих произведений на туземные товары, так как Геродот прямо и точно говорит, что здешние туземцы торговали хлебом. Был ли то Киев или другой какой город, это все равно. Но Киев, находясь, так сказать, на устье множества рек, впадающих перед ним в Днепр, составляя узел для всего днепровского семейства рек, должен был возникнуть сам собой, по одним естественным причинам, как складочное место для Днепровского севера, смотревшего отсюда прямо на греческий юг, ибо здесь Днепр делился как бы пополам между севером и югом. Киев, таким образом, был создан потребностями и нуждами северной стороны, которая, кроме других предметов, прежде всего нуждалась в хлебе, так как в хлебе же нуждались и греческие черноморские города. Киев зародился на границе леса и поля и потому всегда служил сердцем для отношений славянского севера и греческого юга. Когда в этом сердце затрепетала народная жизнь, то, естественно, что к нему потянулся и Ильменский край, и дорога из Черного моря в Балтийское проложилась сама собой, без всякой указки со стороны какого бы то ни было чужого народа. Прямее всего дорога лежала по Западной Двине в Березину, а также и по Неману через Вилию в ту же Березину и оттуда уже в Днепр. Так и было в самом начале, когда Березина почиталась Верхним Днепром и давала всему Днепру имя Борисфена. Это было во времена Геродота. Но во времена Птолемея, в середине II века по Р.Х., то есть спустя 600 лет после Геродота, открывается и настоящий Днепр, текущий с Волжской возвышенности. Это означало, что по крайней мере с этого уже времени открылся и сам путь «из варяг в греки», то есть путь от Ильменской стороны, который после, несмотря на кривизну и дальний обход, перед Березинским путем получает преобладающее значение. А это, со своей стороны, может свидетельствовать, что Ильменская страна была способнее вести мирное дело торговых оборотов – по той, конечно, причине, что ее стал населять промышленный славянский народ, пришедший на озера и в непроходимые болота не столько для земледелия, сколько для торгового и всякого другого промысла. Этот народ мог двигаться сюда не иначе как с Днепровских притоков, но, судя по имени славян, он мог получить значительное приращение, как мы сказали, и из-за моря, со славянского Поморья между Лабой, Одером и Вислой.

Новгород, подобно Киеву, также стоит на устье многих рек и является таким же узлом для этих рек, текущих от Днепровской стороны к северу. Эти две речные области отделяются друг от друга только Волоковским лесом, Алаунской возвышенностью, на которой и господствовало от древнейших времен наше северное славянство.

Отсюда ему открывалась новая дорога прямо на восток, по руслу Волги. Естественно, что и по этой дороге русское славянство начало свои пути тоже в очень отдаленное время. Оно двигалось по этому пути и сверху, из леса Волхов, или Волоков, и с южного бока – от Днепровской Десны прямо по Оке, стало быть, прямо к Средней Волге. Течение Оки до ее впадения в Волгу равняется течению до того же места самой Волги. В этом углу между двумя потоками Оки и Волги очень рано образовалась область Ростовская, которая своим именем Ростов показывает, однако, большое родство с днепровской Росью и ее притоком Ростовицей, по чему можно заключить, что и само имя рось, росса в древнее время тоже произносилось как рост. Можно гадать, что Ростов приволжский получил начало еще в то время, когда по всей нашей стране господствовало имя роксолан, которые если хаживали на самих римлян за Дунай, то также могли ходить и на север к ростовской Волге.

Как бы ни было, но русло Волги и русло Оки с незапамятных времен сделались поприщем для славянской предприимчивости, пробивавшейся по этой широкой дороге дальше к востоку. В начале нашей истории руссы были уже свои люди в Волжской Болгарии, близ устья Камы, были свои люди и в далекой Астрахани, в устьях Волги, на Каспийском море.

Есть соображение, что дорога в Каспийское море с глубокого севера существовала еще при Александре Македонском. Тогда было известно, что из Каспийского моря можно проплыть узким проливом в Северный океан, который по тогдашним понятиям начинался от Балтийского побережья. Это была географическая ошибка, возникшая, однако, не без причины, а именно потому, что таким путем по Волге-Каме, по всей вероятности, на самом деле проходили в северные моря.

Стоит только побывать на Волге, чтобы увидеть, что промышленные силы народа нигде не могли найти лучшего и способнейшего места для своих действий. Природа здесь хотя и не столько благодатная, как на Днестровском, Днепровском и Донском юге, но вполне обеспечивающая всякий труд, частью даже земледельческий и особенно промысловый. Естественные богатства всего края – самые разнообразные, начиная от лыка и оканчивая железом, а при этом открытые во все стороны пути сообщения по бесчисленным речным системам, доставлявшие скорую возможность сбыта, ожидали только рабочих и сметливых рук, которые и явились со стороны Оки и со стороны Верхней Волги.

Таким образом, в очень давнюю пору здесь произошло смешение племен русского славянства самих по себе, а также с финскими племенами веси, мери, муромы, мещеры в одно новое племя, которое впоследствии стало именоваться великорусским. Пришедшие сюда вятичи с Оки и радимичи от Сожа, кривичи с Верхнего Днепра и славяне-новгородцы от Ильменской стороны слились в один народ, превративший мало-помалу все финское население страны в чистое славянство. Они пришли сюда кормиться работой. А так как и в здешних местах на земледелие надежда была невелика, не то что на юге, в поле, то весь их смысл устремился на различную обработку всяких других земных даров и всего того, что только было необходимо населению близкого и далекого Поволжья. По этой причине с незапамятного времени здесь явились целыми деревнями и даже целыми городами плотники, каменщики, кузнецы, кожевники, ткачи, лапотники, сапожники, мельники, коробейники или сундучники, огородники, садовники и т. д. Словом сказать, здесь для русского славянства образовалась сама собой как бы особая ремесленная и промышленная школа, где были бы способные руки, а выучиться было можно всему на свете. Естественно, что накопленный товар, как и накопленное знание всякого мастерства и ремесла, требовал разноски и распространения их по всем местам, где что понадобилось. Отсюда сама собой возникала торговая предприимчивость и странствование за работой рабочих артелей и за товаром, и с товаром купецких артелей, так что население становилось по необходимости кочевым, по крайней мере в смысле постоянного ухода на промысел, на торг, на работу.

Особая подвижность и предприимчивость жизни на мирном поприще промысла и работы развивала в здешнем народе не только особую ловкость и сметливость во всяких делах, но и особую потребность в житейском порядке и в правильном устройстве хозяйства, без чего и на самом деле ни торг, ни промысел и никакая работа идти не могли.

Вот по каким причинам далекая Суздальская сторона в нашей земле и в нашей истории очень рано безо всяких воинственных походов и завоеваний становится очень сильной, господствует над остальными княжествами, а потом втягивает в свое русло и всю историю Русской страны. Сила Суздальской земли была силой промысла и работы, а стало быть, и силой устроенного хозяйства. Ее победы над остальными силами земли были победами рабочего, промышленного и торгового плеча над владычеством исключительно военно-дружинных порядков, установленных больше всего силой одного меча и мало заботившихся об устройстве прочного хозяйства не для себя только, но и для всего народа.