Имя мне - Смерть (ЛП) - Страница 9

Я поглядела вверх, на лестницу. Копна рыжих волос исчезла за перилами.

Спасибо, что сдал меня, предатель.

— Я просила его позвонить мне на телефон, если будут проблемы. Я не говорила обязательно звонить тебе, — черт, я не могла остановиться, даже чувствуя, что зарываюсь все глубже и глубже с каждым словом.

— Видимо, у тебя был надежный план, не так ли? Кроме того, твой телефон был отключен.

— Что? — Я вытащила чехол с телефоном и открыла его. Она была права. Батарея села. — Я не знала.

— Разумеется. Так, где же ты была? Макс сказал, ты вела себя очень уж странно сегодня, — выражение ее лица сменилось от серьезного до сосредоточенного. — Ты принимаешь наркотики?

— Нет! — Я не могла поверить, что она могла о таком подумать. За кого она меня принимает? — Гуляла с другом.

— И это все? — Она скрестила руки на груди. — Какой друг? Потому, что ты не была с близнецами, я звонила Деннисам и слышала Кайла и Хейли на заднем фоне.

— Знаешь ли, у меня есть и другие друзья, — это не правда, и она знала это.

Конечно, я общалась с другими детьми в школе — я не полная идиотка — но никто из них не был действительно другом. Знакомые, возможно, но не друзья. Я засунула руки в карманы. Пальцами нащупала цветок оригами Аарона, и у меня появилась идея. — Вообще-то я была на свидании.

— Свидание? — Часть ее волос встала дыбом от этих слов. — Ты оставила своего восьмилетнего брата одного в доме, чтобы пойти на свидание с каким-то парнем? Ты в своем уме?

— Нет, это было не свидание, и я ненадолго. Макс в порядке.

— Неважно. Ты не можешь так делать, Либби! Что, если бы с ним что-то случилось? Он полностью на тебе, ты отвечаешь за него, когда меня здесь нет.

— Макс всегда на моих плечах, — мое лицо загорелось, руки сжались в кулаки. — Тебя никогда нет.

Ее щеки запылали, она стояла, глядя на меня с открытым ртом:

— Ты же знаешь, э я не могу ничего сделать с этим, — прошептала она. — Мне нужно работать.

— Что ж, если хочешь знать, у меня есть друзья, но я не вижусь с ними, когда я не в школе, потому что Всегда. Слежу. За. Максом, — я сморгнула злые слезы, которые появились на глазах. — И только то, что ты не можешь договориться с отцом насчет даты, не означает, что я не могу пойти на свидание. У меня есть своя жизнь.

Мама открыла рот, чтобы что-то выразить, но так и не сделала этого. Вена на ее виске пульсировала, когда она глядела на меня сузившимися глазами. Она показала пальцем в сторону лестницы.

— Иди в свою комнату, — проговорила она. — Я не хочу тебя сейчас видеть.

— Отлично! — Я вихрем поднялась по ступенькам и взглянула на Макса, проходя мимо него по коридору.

— Большое спасибо, идиот.

— Извини, — его щеки запылали, выделяя веснушки. — Я волновался за тебя.

— Хватит! — Я толкнула дверь в свою комнату.

Доски пола застонали, когда я рухнула на постель. Это моя вина — я знала это. Я не должна была оставлять Макса одного, как бы сильно не болела голова. И мама всего лишь беспокоилась обо мне, но я все еще была раздражена. То, что я сказала, было правдой, даже если немного задела маму этим. Я всегда сижу с Максом. Я люблю его, но он мое маленькое рыжеволосое бремя. Это нечестно.

Кайл и Хэйли чем-то занимаются после школы. У Кайла есть Рэд Мотив, а у Хэйли студенческий совет и команда дебатов.

У них даже нет комендантских часов, да и Хэйли это не нужно. Она всегда рано возвращается домой. А я? У меня тоже их нет, потому что никуда не хожу.

Красные цифры на будильнике у тумбочки показывали пять минут десятого. Я подползла к краю кровати, спустила ноги и прислушалась к дому. Макс что-то бросал — возможно теннисный мячик — об стенку, которая была между нами. Мой постер Метрика дрожал от каждого планк, планк, планк.

Звук маминого голоса доносился из кухни. Она висела на телефоне, разговаривая с отцом. Вместе они были кошмаром, но она не могла удержаться от звонков ему, когда мы ругались.

Я посмотрела в зеркало над шкафом. Мои глаза покраснели, что придало им неестественный яркий зеленый цвет. Добавить к этому розовые щеки и взъерошенные волосы, и невозможно решить, выглядела ли я напуганной или пугающей. Все что знала, я выгляжу как дерьмо. Я коснулась руками влажных щек и чуть пригладила волосы.

Схватив свой блокнот, открыла его на пустой странице. Белая бумага смотрела на меня, манила э. После провала экзамена по истории, ссоры с Хэйли, жуткого Аарона, этого прислужника смерти, и скандала с мамой я хотела закрасить страницу черным. Я хотела покрыть каждый ее дюйм сердитыми закорючками.

Карандаш заскользил по бумаге, и я позволила знакомым эмоциям унести прочь. Эскиз, оттенок, линии. Рисунок рождался почти сам собой, и мягкие линии, которые я создавала, успокаивали кипящую кровь внутри меня.

Рисование всегда так на меня действовал. Возможно, именно поэтому я это так любила. Как будто мои эмоции жили на кончиках карандашей, и когда выводила линию за линией, они были проводниками моих чувств — не важно, насколько ужасных — и создавали нечто прекрасное.

Законченный набросок не был ужасным круговоротом черных линий, как я ожидала. Как и всегда, э карандаши взяли весь контроль на себя. Я смотрела в красивые, тщательно прорисованные, пронзительные глаза Аарона.

«Я хочу спасти твою жизнь — сказал он — и поверь мне, Либби, спасение жизней не то, чем я занимаюсь постоянно».

С тех пор, как Аарон стал Жрецом Смерти, я полагала, не имеет значения, что он не часто спасает жизни. Но почему я? Что во мне особенного?

Планк, планк, планк.

Я встала с кровати, обернула свою черную толстовку вокруг пояса и повесила сумку на плечо. Я не могла больше слышать, как Макс бросает свой мяч в стену, а мама жалуется на меня папе. Мне необходимо уйти отсюда как можно дальше.

Окно заскрипело, когда я его открыла. Звуки, которые оно издало, были похожи на грузовой поезд, так что я застыла, часто и едва слышно дыша.

Планк, планк, планк продолжало доносится из комнаты Макса.

Бла, бла, бла — из кухни.

Я поднатужилась и открыла окно на всю.

Холодный ветер раззадорил занавески и коснулся моих щек и волос. Воздух принес облегчение. Дом был душным и давящим. Я перегнулась через раму и поискала, куда бы поставить ногу на крыше. Когда нашла подходящее место, перекинула другую ногу через подоконник и прыгнула на крышу. Закрыв окно, прошлась до самого конца крыши.

Шесть замысловатых, кованых железных столбов удерживали навес над крыльцом, словно шесть черных стражей. В теплые летние дни я сидела на крыльце и беспокоилась о том, как легко убийца-психопат может забраться по ним и попасть в дом. Мне никогда не приходило в голову, что я использую их для того, чтобы сбежать.

Ветер стонал во дворе, когда я лезла вниз по ближайшему столбу, спускалась по крыльцу, крадясь на цыпочках мимо входной двери, едва сдерживая себя в руках.

Я видела маму за занавеской. Она закончила телефонный разговор и сидела за кухонным столом, подперев одной рукой голову. Кончики волос она вертела в руках. Уголки ее глаз покраснели, и даже появились легкие морщинки — гусиные лапки — и выглядели глубже.

Хотя у меня были папины темные, курчавые волосы, но зеленые глаза и круглое лицо достались от мамы. Незнакомцы иногда спрашивали нас, не сестры ли мы, но не уверена, что у них возникли бы трудности с определением отношений между нами сейчас. Она совершенно точно была моей вечно беспокоящейся матерью, а я — непослушной дочерью.

Отчасти хотелось вернуться назад, положить руку на ее плечо и сказать, что все будет хорошо. Я даже сделала шаг вперед к входной двери, но не вошла. Если зайду, и она снова пошлет меня в комнату, можно говорить прощай своей костлявой заднице.

Я могла бы забраться по столбу назад в комнату, но мысль дышать душным воздухом и слушать, как Макс колотит мячом о стену, пока я не усну, заставил желудок сжаться.

Вместо этого я отвернулась от двери, от мамы и посмотрела в сторону Шоссе Ада, во второй раз за вечер задаваясь вопросом — понадобится ли мне машина? Это может быть удобно, но привлечет внимание. Если буду заводить мотор, это будет словно бы я ору во всеуслышание: «смотрите, я уезжаю».