Имперский престол (СИ) - Страница 3
— Садись! Докладывай! — я резко сменил настрой на деловой, даже строгий.
По мне нанесли удар, это уже очевидно. При том действовали жестко, не взирая на ситуацию, что многотысячная Москва и ее окрестности могли подвергнуться эпидемии оспы.
Нет, у меня над головой нимб не светится, так же, если считаю нужным, применяю и грязные методы достижения целей. Вот только, никогда в моих целях не значился удар по религии. Ударили же по Троице-Сергиевой лавре В этом мире религия — очень мягкое место любого народа, это душа, самобытность этноса или народности. Если бы мы начали убивать католических ксензов в Речи Посполитой, то война приобрела бы более угрожающий оттенок и те шляхтичи, кто до сих пор сидят в своих малоземельных фольварках, стали с остервенением резать православных.
Я ждал, пока Ляпунов разложит бумаги. Обычно он обходился «книжицей» — блокнотом. Однако, сегодня, видимо, хотел подкреплять свои слова документами.
— Сие допросные листы, государь-император, — пояснил мне Ляпунов.
— Ответь! Иезуиты, али венецианцы? — нетерпеливо задал я вопрос.
— Амросий из Монемвасии. Это он подстроил. Сам же злодей и преставился от оспы, — отвечал Захарий.
— Это тот, что прибыл еще при Годунове? В свите метрополита Иерея? — уточнил я.
— Да, государь-император, — ответил Ляпунов и чуть понурил голову.
— Ты очи не прячь! — грозно потребовал я. — Почему не отработали всех церковников, что некогда прибыли с константинопольским патриархом? Уже был один среди них, что пробовал меня извести. Есть еще те, кто с того времени сели на кормление в России?
Я не кричал, но и такой мой строгий тон мог казаться чуть ли не зловещим. Это от тех людей, что часто кричат и требуют, можно ожидать подобного и при других разговорах. А вот в этом случае, все происходило на контрасте. Ранее я чаще всего говорил с Ляпуновым спокойным, выверенным тоном. Так что понятна была его реакция, когда Захарий стал прятать глаза.
Вообще, получалось так, что с тем константинопольским патриархом, благодаря визиту которого и получилось создать Московскую Патриархию, прибыло весьма немалое количество всякого рода священников. Понятное дело, их тут облагодетельствовали по полной программе «все включено». Почему и не жить! Многие, но далеко не все, после уехали. Причиной бегства стала смена власти и начало Смутного времени. И вот уже два человека, которые готовили диверсии, оказывались из той свиты.
Церковь очень удачная среда для развития шпионской сети. Я, даже как государь-император, имею пока не так, чтобы сильно много возможностей влезать в дела церковные. Поставить в разработку кого из священников, означал очередной, если не конфликт, то сложный разговор с Гермогеном. Его я не подозревал. Наш патриарх не может быть замешан в шпионских делах. При всех прочих, все-таки Гермоген в достаточной мере патриотичен, тем более сейчас, когда готовился Московский Вселенский Православный Собор. Для Гермогена величие России заключалось именно в том, что такой Собор стал вообще возможен. А тут эпидемия. Да патриархи, которые уже должны были выехать в Москву, развернуться на полпути, если бы болезнь распространялась. А еще это сильный и репутационный удар и идеологический. Всегда можно сказать, что Господь не позволил схизматам, то есть православным, принимать какие бы то ни было решения.
— Государь-император, царица не была целью, — после заминки, Ляпунов все-таки начал доклад. — Из допросных листов выходит, что Амвросий сильно переживал из-за будущего Собора. В разговорах он говорил о том, что Московский Собор не может быть признан, а только Константинопольский, случившийся не так давно.
— Османский след? — удивился я.
— Прорабатываем, но скорее иезуиты, — отвечал Ляпунов, пододвигая мне допросные листы и тыча пальцем в нужные места, где было подтверждение слов Захария.
Я так же не особо верил в то, что в деле виднеются османские уши. Еще недавно мы были неинтересны Блистательной Порте. То, что в Москве появились некоторые купцы, вероятно, связанные с османами, знали, контролировали их. Наблюдали и за тем, как они проявляют повышенный интерес ко многим сферам нашей жизни. Но пока эти люди не стали высматривать производства или не появляться в военных городках, пусть смотрят. Султан не может не интересоваться тем, что происходит в государстве, с которым он только что успел повоевать, даже если и всего одним полком.
Что же касается венецианцев, то они, как и в иной истории, проявляют весьма недурственные навыки в диверсионной работе. В другой реальности, когда французам удалось бы выкрасть некоторых мурановских мастеров-зеркальщиков, венецианцы быстро лишили беглецов жизни. Правда, те успели передать тайны своего мастерства, но все равно, факт — предатели убиты.
Тут, в этом времени, когда уже ползли по Европе слухи, что русские много чего стеклянного наизобретали, мы ожидали промышленный шпионаж. Ловили уже англичан, пробовали что-то и голландцы, но их быстро развернули с направления на Гусь. Поймали и немцев из московской немецкой слободы, которых наняли венецианцы. Целью пойманных немчин была даже не информация, а прямое убийство Якобелло Боровье, однорукого венецианца, который работает на меня. «Гаднольеры» посчитали, что именно он и стал причиной рождения в России стекольного производства.
— Отвечать станем? — спросил я Захария на предмет ответа Венеции.
— Как повелишь, государь, — отвечал Ляпунов.
Я не совсем правильно выразился, так как в вопросе «ответки», я двумя руками «за». Вот только что там, с нашими возможностями?
— Ты это сделаешь? Есть возможности? — поправил я свой вопрос.
— Сжечь? — уточнил Ляпунов.
— Да, но чтобы ничего не показывало на Россию, чужими руками. Можно французами или другими немцами, — сказал я и перешел к другой теме.
Меня сейчас сильно заботило юго-западное направление. Крымское ханство и Османская империя — вот вероятная головная боль. Почему после того, как Крым потерял много воинов в междоусобице, к которой и мы приложили руки, или после разгрома ногайцев, которые не влились в ханство, как это было в иной истории, вообще о нем говорить? Да потому, что сейчас не понятно, как себя поведут османы.
Более интенсивная международная торговля позволяла, кроме очевидных экономических выгод, еще и узнавать многие важные подробности о случившихся событий. Вот пример… Восстание джелали в османской Анатолии подавлено, курдов присмирили. Что в таком случае нужно думать? Конечно же, что османы освободили свои силы и сейчас способны в более активной внешней политике. Значит, можно ожидать даже атаки.
Такие умозаключения можно сделать, если руководствоваться лишь общими сведениями. Вот только нам стали доступны некоторые подробности. Первое, восстание в Анатолии потушили в большей степени, значит есть еще и малая степень, которая диктует необходимость держать в регионе значительные силы.
Второе, подавление восстания отнюдь не было победоносным шествием, впереди с флагом османской династии. Были бои, кровопролитные, нападения из засад, выстрелы в городских кварталах. Из этого следует, что те войска, которые даже можно выводить из ранее бунтарской Анатолии, требуют пополнений, масштабной перегруппировки. А это год.
Было и третье, о чем сообщил Ляпунов.
— Великий визирь Куюджу Мурад-паша, при скоплении людей, по возвращению из Анатолии, сказал, что настала пора воевать персов, чтобы вернуть все то, что Аббас забрал в последней войне [очередной османо-персидский конфликт в РИ состоялся в 1610 году, не принес существенных результатов, в том числе и из-за неподготовленности османской армии, но Аббас начал выплачивать ежегодную дань османам шелком].
— А вот это важно, — я даже подобрался. — На нас не идут? Зело хорошо, кабы на Персов пошли. Ты тогда еще больше поторгуем.
Я знал, что по вопросам геополитики мне лучше обращаться к главе Приказа Иноземных дел, Головину, но не удержался от вопросов. Ляпунов пока не так, чтобы хорошо понимал в хитросплетениях международной политики, но информацию добывать научился, или подобрал таких людей, которые это могут делать. Впрочем, если бы я не получал сведения обо всем, что нужно, то следовало распустить ведомство Захария Петровича, так как оно сжирало очень немалые средства. Благо, Ляпунов не сильно ворует, пока не оброс землями, но все равно тратит много.