Имперские игры (СИ) - Страница 49

- Есть такие мысли. Да и ты, уж прости, наверняка успела себе пару-тройку нарядом присмотреть… во всех видах, от бальных платьев до тех, которые только немногие избранные увидеть смогут.

- Не без этого, - даже не подумала отнекиваться сестра. – Давай уже. Вик, пора обратно в императорскую ложу. Если он нас и не особенно ждёт, то вот Вайнона рада будет. Или мне тебя за ручку отвести? Я могу!

Кто б сомневался. Мари изначально была той ещё самостоятельной личностью, а уж после длительного пребывания радом со мной, а не прежним созданием «донора» и вовсе стала максимально приближена к привычному мне психологическому портрету девушки… ну неXXI и даже не конца XX, но уж первой трети точно. Неплохой такой прорыв во времени, откровенно то говоря! Вайнона тоже, другие близко общающиеся… И вообще психологическая обстановка в Американской империи стремительно мутировала, несясь впереди остального мира, шаг за шагом приближаясь к той. которую я считал комфортной для себя лично. Но опять же без тех отвратительных черт, которые появились в родной мне реальности. Этого добра тут точно не требуется!

Ну а дальнейшие действия… Пока Мария таки да потащила меня следом за собой, я, улыбаясь, ещё и обдумывал ситуацию. Пора было начинать разыгрывать бурскую карту. Подходящие эмиссары имеются, а уж что говорить – это не проблема. Есть наработки, осталось лишь озвучить их перед бурскими лидерами. Особенно одним, ключевым во всей этой партии. Сумеем заинтересовать с ходу? Тогда проблем вообще не предвидится. Заупрямится? Что ж, пойдём окольным путём, сперва используя лишь то, от чего не будет в состоянии отказаться даже самый упёртый ретроград и консерватор. К любому человеку можно найти подход… если предварительно его как следует изучить. А уж насчёт этого я реально постарался, можно не сомневаться!

Октябрь 1864 г, Африка, между Лоренцу-Маркиш и Преторией.

Африка и хорошая погода в глазах европейца – и североамериканца тоже – категорически несовместимы. Пусть здесь нет холода – хотя ночью на открытом пространстве он таки да есть, причём такой, для спасения от которого не лишними являются тёплые одеяла – но дневная жара, словно бы иссушающая, выжимающая из тел влагу, сама по себе тяжёлое испытание. А ещё особо крупные мухи, какие-то больно жалящие насекомые, довольно опасная фауна и возможность наткнуться на угрозу в лице местных негров и не только их.

К этому добавляется неспешность передвижения, свойственная для бурских фургонов, запряжённых могучими, но медлительными волами. Вол, он ни разу не лошадь, но иного варианта тут не предусматривалось. Сваливать на свойственную бурам неспешность явно не стоило. Причины были иные. Африка и дороги, точнее их отсутствие. Вот и запрягали в фургоны ту живность, что способна была тащить тяжелый груз и при этом не застрять в грязи, случись внезапно дождь, а дожди в этой части света были ох какие серьёзные, за считанные часы превращающие вроде бы твёрдую почву в хлюпающее под ногами месиво. Не для лошадей оно, право слово!

О нет, лошади, конечно, использовались и даже очень широко.Всадник верхом на быке – это из разряда шуток, не более того. Только нормальная конина, ржущая и лягающаяся. Собственно, все караваны, отправляющиеся из Лоренцу-Маркиша в сторону Претории и не только, состояли из немалого количества запряжённых быками фургонов, а также сопровождения на лошадях. В фургонах груз и пассажиры, на лошадях – охрана и те путешественники, которые могли себе это позволить.

Этот конкретный караван, вернее те, кто в нём находился, могли себе позволить многое. И немалое – почти полсотни крепких, до зубов вооружённых мужчин – число, и средства, достаточные для найма лучших фургонов, возниц и проводников из числа немногословных, но знающих эти места буров из Трансвааля. Потому и получился караван столь солидный, ведь, помимо собственно людей, был и груз. Объёмный груз, без которого его хозяевам было бы куда сложнее исполнять порученное им.

Ждали ли их в Претории, солице республики Трансвааль? Скажем так, об их скором прибытии знали и не имели возражений, что уже было немало, учитывая сложный характер бурской верхушки, в том числе и самого Мартинуса Вессела Преториуса, признанного лидера буров и президента Трансвааля. О нём, точнее сложностях при общении с сим выдающимся, но обладающим тяжёлым характером человеком, и разговаривали двое всадником, неспешно едущих близ вереницы фургонов.

- Не понимаю я его медлительность! – горячился куда более молодой всадник, помогая словам экспрессивной жестикуляцией. - Слушает, кивает, вроде бы соглашается, но… Тянет и тянет, откладывая то, что можно было сделать с самого начала. Почему так, уж скажите мне, Стэнли, раз вы лучше понимаете эту каменную статую, притворяющуюся человеком!

- Я сам плохо понимаю этих буров, Уэйд, - поморщился второй, значительно старше, но вместе с тем, в отличие от первого, выглядевший… проще, несмотря на пару дорогих перстней на пальцах и хорошо пошитую одежду. – Но я привык договариваться с разными нанимателями ещё тогда, будучи ганфайтером и не только. Этот Преториус хотя бы вежлив и не стремится оскорбить никого из нас.

- Попробовал бы он это сделать. За нами мощь целой империи.

- За британцами тоже мощь империи, нисколько не меньше нашей. Это не мешает бурам раз за разом отвергать претензии лордов. На буров нельзя давить, их нужно мягко убеждать, показывать выгоды предложенного. И уступать. Благодарю бога, что нам с вами разрешили это делать, указав сразу несколько черт, отступление за которые дозволительно.

- Но за отступления не похвалят. А мне нужно показать, что я не только сын своего отца, что кроме имени есть и другое.

Названный Стэнли лишь слегка улыбнулся. У него, в отличие от этого молодого человека, не было громкого имени, равно как и иного фундамента для того, чтобы помочь пробиться в жизни. Только собственные руки, привыкшие держать револьверы или дробовик, а ещё желание выгрызть достойное место. Всего лишь один из множества, кому неожиданно улыбнулась самая настоящая удача. Без неё бывший ганфайтер, а порой и налётчик Стэнли О’Галлахан так и остался бы всего лишь стрелком, чей путь рано или не очень закончился бы в лучшем случае в скромной могиле на кладбище какого-то города. Но поймав судьбу за хвост, прикрепившись к замыслам тогда ещё простого плантатора по фамилии Станич… Богатство, пускай основанное на крови, в избытке пролитой, а ещё шанс стать не просто обеспеченным человеком, но кем-то большим. Знаменитое Нью-Йоркское восстание, затем участие в защите города от войск федералов, послевоенные хлопоты на новоприсоединённых территориях. Тогда от него и ему подобных требовалось в сжатые сроки навести порядок, прижать к ногтюсовсем уж распоясавшихся грабителей, налетчиков, просто разный мусор, не придерживающийся даже зачатков правил, соблюдаемых теми же ганфайтерами.

Всё это было. И он сумел показаться себя должным образом, потому вновь был отмечен, даже награждён. А ещё… Если Виктор Станич обратил на кого-либо своё пристальное внимание, то выйти из области его интересов сложно. И не потому. что не выпустят – могло прозвучать странным, но силой там мало кого удерживали, только тех, кто службой искупал серьёзные грехи – просто О’Галлахан уже не представлял свою жизнь в тишине и спокойствии.

Зато его куда более молодой спутник, с ним всё иначе. Уэйд Хэмптон Четвёртый, сын своего отца - генерала, губернатора Калифорнии и просто одного из богатейших людей Американской империи - с детства имел всё и даже больше. Не единственный сын и наследник, но один из. Деньги, возможность получить исполнение любого каприза… Только капризы то оказались не совсем обычные. Одним из таковых стало ничем не сдерживаемое желание участия в войне между Севером и Югом. Отсюда и попадание – вместе со своим старшим братом Томасом – в Легион, это подразделение, причём отнюдь не маленькое, собранное, вооружённое и оснащённое на деньги Уэйда Хэмптона Третьего. И честное прохождение войны от и до. Да, в офицерском звании, но иного и сложно было ожидать. Недолгое пребывание в уже послевоенной Калифорнии, помощь отцу-губернатору и старшему брату в улаживании никак не заканчивающихся хлопот по благоустройству штата в целом и золотодобычи в особенности. Затем же – «бегство» в Ричмонд, поближе к новым ярким впечатлениям. Под «яркостью» же молодой Уэйд понимал возможность оказаться в центре событий, будоражащих кровь, о которых можно потом вспоминать, рассказывать – даже частично, с ограничениями – и просто не скучать в обычной и привычной обстановке «золотой клетки».