Имперские игры (СИ) - Страница 44

Стоило ли изумляться тому, что после случившегося международный трибуналпрошёл словно по нотам… сотворённымв недрах имперской политики во главе с серым кардиналом по фамилии Станич? Вот канцлер и не удивлялся ничему. В том числе и приговорам, в большинстве своём смертным. Бывший император Гаити Фостен I, президент Фабр Жеффрар, генералы и несколько министров… Про менее важных персон и вспоминать не стоило.

А вот публичных казней не было. Вообще. Хотя некоторые и ожидали показательной демонстрации от властей недавно рождённой империи. Не понимали саму суть оной, заметно отличающуюся от публичного проявления своих и впрямь зверских повадок. Казни? Да, но не на виду. К тому же обставленные таким образом, чтобы по возможности снискать сочувствие не к жертвам, а к их палачам, которые словно бы вынуждены выполнять свою нелёгкую работу.

Следовало признать, что гаитянцы и впрямь сочувствия не вызывали. Тут американская политика нашла очень удобную цель и грамотно её разыграла от начала до конца. Гаити было стёрто с политической карты мира, а поделившись добычей не только с Испанией, но и с Россией, прямо не причастной к войне, выразившей всего лишь дипломатическую поддержку, Американская империя скрепила союз трёх держав уже не только чернилами, но и пролитой кровью. А кровь, она куда сильнее обычных чернил.

Что получилось в итоге? Американская империя получила новую и весьма немалую толику влияния среди главных политических игроков. А ещё репутацию тех, кто готов «нести бремя белого человека на заселённые дикарями земли». Горчаков прочитал эти слова в одной из даже не американских, а европейских газет, что само по себе говорило о многом. Куплен был автор статьи или нет – вопрос не первостепенный. Тут иное. Если наряду с критикой действий нормой стали и подобные высказывания, значит политикам по ту сторону Атлантики удалось главное – встроить идеалы новой империи как не вызывающие единодушного отторжения в большинстве европейских стран.

- «Единство, - возвестил оракул наших дней, - быть может спаяно железом лишь и кровью…» - негромко произнёс русский канцлер, цитируя своего друга, цензора империи, политика и хорошего поэта. – Правильные слова ты подобрал, Фёдор. А теперь и второй такой оракул, изначально про железо и кровь упомянувший, начинает чувствовать свою силу. Тот, которого я сам учил, надеясь использовать. Как бы другие не перехватили те нити.

Предпосылки к тому имелись. Вторая Шлезвигская война, начатая австро-прусским союзом с целью оторвать от Дании провинции Шлезвиг и Голштейн, почти закончилась. Быстрая война, жёсткая, без стремления прусской стороны – выставившей большую часть в союзной армии – даже заикнуться о предварительных переговорах после первых внушительных побед. Когда Дания, попыталась начать переговоры, договорившись предварительно о перемирии посредством Франции и Британии, эти самые попытки были проигнорированы пруссаками. И лишь недавно, после того как почти вся Ютландия была занята австро-прусскими войсками, в игру вступила ещё и дипломатия.

Тайны «мадридского двора»? О нет, скорее уж двора ричмондского, поскольку именно американский посол то и дело встречался с Бисмарком, обосновывая эти встречи подготовкой к заключению очередного торгового договора между Пруссией и американской империей. Хотя все умные люди и тем более дипломаты понимали настоящую суть таких договоров. Империя продавала оружие, причём продавала дорого, а ещё исключительно тем, в ком видела пользу для своих интересов. К примеру, та же Франция, представители военного министерства которой пожелали приобрести пробную партию многозарядных винтовок, пистолетов и пулеметов, получила в ответ кукиш с маслом, пусть и на золотой тарелочке в виде слов о временных проблемах и обещании «как только, так и сразу».

Таким образом молодая и хищная империя недвусмысленно намекала, что оружие будет поставляться лишь союзникам и тем, кого хотя видеть в данной категории, но никак не всем подряд. И дело тут совсем не в деньгах, благо Калифорния, прииски близ мормонского Дезерета, в иных местах, а также доля в золотых приисках Аляски накачивала средствами растущий организм Америки, заодно с доходами от хлопка и иных товаров. Пусть большая часть в казне не задерживалась, уходя на развитие железных дорог, верфей, да и вообще промышленности, на голодном пайке в Ричмонде не сидели. К немалому сожалению собственно Горчакова.

Возвращаясь же к прусско-датским делам, можно было сказать одно – в Берлине оценили как новое оружие, так и вежливые советы относительно того, как быстро и наиболее эффективно закончить «экзекуцию над Данией», вместе с тем избежав нежелательных в силу склонности поддержать именно проигрывающую сторону посреднических усилий Британии и особенно Франции. Отсюда и нежелание перемирия, и рвущиеся вперёд прусские войска, занимающие чуть не всю Ютландию, и отсутствие попыток слабого прусского флота тягаться с куда более сильным датским и… много чего ещё. Всё ради того, чтобы король Дании не предлагал перемирие, но взмолился о мире чуть ли не на любых условиях. Железо и кровь, всё верно.

Когда же случилось то самое событие, а именно тоскливый королевский крик, обращённый уже не в сторону Лондона и Парижа, а в направлении Санкт-Петербурга. Ричмонда и Мадрида – только тогда прусская военная машина, изрядно заржавевшая со времени Фридриха Великого и толком не восстанавливаемая, особенно после Наполеоновских войн, начала останавливаться. Австрийские же войска тут были явно на вторых ролях, пусть и пытались пыжиться, словно птица-павлин. Отсталость в вооружении, устаревшие тактические приёмы, косность генералитета… Сами австрияки этого не осознавали из-за того, что противник был откровенно слаб, особенно числом, но дальновидные люди видели, осознавали, делали выводы.

Итог войны? Может Бисмарк проявил умеренность сам по себе, может не хотел возни с исконно датскими провинциями, но от Дании планировалось оторвать лишь Шлезвиг, Голштейн и Лауэнбург – те земли, где доля немецкого населения была весьма ощутимой. Коренные же датские земли… визгу много, а шерсти мало. Под «визгом» Горчаков подразумевал уже действительно сильное возмущение симпатизирующих Дании стран. Ну а «шерсть» - это выгода не только материальная, но и политическая. Что Австрия, что Пруссия стремились показать себя объединителями германского народа под единой властью, а потому смешивать войну освободительную и классическую захватническую не стоило.

Куда интереснее был вопрос раздела полученной – ладно, почти полученной – добычи.Что Шлезвиг, что Голштейн, что Лауэнбург – все эти владения были отделены от Австрии, причём территорией именно Пруссии. Зная же Бисмарка, собственного по существу ученика, русский канцлер не сомневался, что тот и сам не будет содействовать Австрии, и королю Вильгельму не даст, тем самым увеличивая напряженность между как бы союзниками, а на деле ярыми соперниками в деле объединения Германии.

Схватка Австрии и Пруссии – дело будущего, оно могло подождать. В отличие от происходящего уже сейчас. Великий князь Александр, будучи в должной мере впечатлённый размахом неудавшегося покушения, всё ещё пребывал там, за океаном. Не в Нью_Йорке, где всё интересное и важное успело завершиться, а в Ричмонде. Там и средоточие политической жизни Американской империи, и брат-император. А ещё желание посетить как верфи, на которых строились и строятся создавшие репутацию имперскому флоту башенные броненосцы, так и осмотреть сами корабли, в том числе и те самые, прославленные в боях. При всё усиливающейся любви Александра Александровича к делам флота – ничего удивительного в подобных желаниях не было. Как и в содержании его писем, которые аккуратно так перлюстрировались верными только и исключительно Горчакову людьми. Опасное дело? Бесспорно. Но без подобных знаний канцлер обойтись попросту не мог, если хотел сохранить сколь-0либо существенную долю влияния. Без знаний нет и силы, а чувствовать себя беспомощным… Это было недопустимо уже потому, что в подобном состоянии он пребывал всё время царствования Николая I, понимавшего суть тогда ещё молодого и отнюдь не влиятельного дипломата-лицеиста.