Империя Зла - Страница 14

Коган пробормотал:

– Интересно, как будут рубить голову Фрейду?

Краснохарев оглянулся на окно раздачи, почему все еще не принесли его бифштексик, не самый большой, а который во всю сковородочку, вздохнул:

– Так-то оно так… Умом все понимаю, но ничего поделать с собой не могу. Хотелось бы прожить тихо и без потрясений.

Кречет бросил взгляд в мою сторону. Я понял, кивнул:

– А мне хотелось бы еще больше. Вы знаете, через какие сражения я каждый день прохожу, пока прорвусь через Темный Портал или добуду Звездный Камень? А эти чертовы орки, что уже и в космосе организовали оборону?.. Мне тех сражений хватает выше крыши. Но перед нами сейчас мучительный выбор, как у, скажем, того же просвещенного римлянина. Он видит красоту и высокую культуру императорского Рима, где образованный юрист сидит на юристе и юристом погоняет, где поэты, драматурги, скульпторы… но чувствует и странную правоту в этом диком узколобом учении первохристиан, которые наверняка уничтожат все библиотеки, сожгут весь кодекс законов и прав человека, но заодно уничтожат рабство, главенство плоти над духом…

Краснохарев сказал с неудовольствием:

– Есть и третий путь. Можно заняться экономикой страны, добывать нефть и растить хлеб, а этот четвертый Рим пусть рушат другие. По мне, так это самое лучшее… Но, как я вижу, вы все готовы порасшибать лбы о медные врата римского… то бишь американского господства. Говоря конкретно, вы ставите США вне закона, как поставили Рим первые христиане? А к тем, кто вне закона, неприменимы обычные мерки… как и обычные способы ведения войны, как, скажем, воевали бы с Францией или Германией.

Кречет кивнул:

– Вы схватываете самую суть, Степан Викторович.

– Значит, – продолжал Краснохарев, – мне нужно предусмотреть выделение средств на акции… которые нигде не будут упомянуты?

Все переглянулись, а Сказбуш сказал мирно:

– Я думаю, что в этом не будет необходимости. У нас уже существует система банков, которая… гм… ну, об этом как-нибудь в другой раз. Все-таки здесь Коган, сами понимаете… Существуют еще и дружественные арабские страны… Кстати сказать, теперь не просто дружественные, а мы как бы в одной команде. Карман пока не общий, но все же можем без излишних дипломатических проволочек обменивать, скажем, наши новейшие истребители на жабьи шкурки. Или систему «земля – воздух»…

Коган прервал:

– Но тогда уж и бомбардировщики с антирадарным покрытием для Израиля!

Сказбуш кивнул с самым невозмутимым видом:

– На Украине у нас еще три эскадрильи. Их можно, чтобы деньги не пропадали, передать Израилю через украинских националистов. Хоть они ненавидят жидов люто, но, чтобы насолить москалям, эти бомбардировщики на плечах перекатят в далекую страну пархатых. А наш Коган проследит, чтобы деньга попала к нам…

Коган кивнул:

– Это просто. Тем ребятам достаточно будет морального удовлетворения. Это им за антисемита Хмельницкого!

В моем нагрудном кармане приглушенно звякнуло. Виновато улыбнувшись, я достал пластинку сотового. Из мембраны заверещал счастливый голос Вадима:

– Виктор Александрович!.. Я сумел пройти хэлфайя к Diablo-2!.. Но с этим мужиком в исподнем я ничего не могу!.. Мордоворот, ничего его не берет, как шахтера! Может, как-то заморозить?

Коган начал прислушиваться, даже жевал не так шумно, а справа Черногоров перестал черпать суп, уши задвигались. Я торопливо прервал:

– Кинь мессагу! Нет, лучше мылом… Плохо слышно? Мыльни, говорю! По емеле брось!.. Или в корчме встретимся!

В мембране все еще верещало, Вадим привык к моей беспечной жизни, когда я в любое время мог говорить об игрушках, а научные труды выдавались как бы левой ногой, походя, сейчас я не стал объяснять, какой я подневольный чиновник, отключился.

Краснохарев морщился, а когда я эскейпнул, посоветовал доброжелательно:

– Виктор Александрович, я понимаю… верю, что лет эдак через сто, пусть даже через двадцать все вот так будут шпрехать или шпикать… вам виднее со своей колокольни, простите, компа… но сейчас вам бы спуститься из будущего к нам, нормальным людям… Я боюсь даже представить, что это за корчма, в которой вы встречаетесь с такими же марсианами…

Я развел руками:

– Да разве здесь нормальные? Те в норках, выжидают крушения Кречета. А мы с шансами один к миллиону пытаемся взять мир за рога и повернуть в другую сторону! Впрочем, вы правы. Надо о дне сегодняшнем… Передайте, пожалуйста, аджику… Да черт с нею, с печенью! Мы не штатовцы, чтобы так трястись над лишним годом жизни. Господин президент, вы можете повысить свой рейтинг еще одним… так сказать, мероприятием.

За столом стоял хруст, словно стадо лосей жевало молодые побеги орешника. Кречет, не отрываясь от бифштекса, пробурчал скептически:

– Ну-ну… Сейчас, что ни предложи… все повысит мой… м-м-м… р-р-рейтинг, ибо падать уже некуда…

Коломиец поперхнулся, сделал большие глаза. У президента рейтинг после крутых мер повысился, а после указа о свободе вооружаться так и вовсе взлетел до потолка.

Я сказал ровно:

– Ладно, мы уже оценили вашу скромность. Итак, я предлагаю вам назначить государственную премию… за компьютерные игры.

Я не успел договорить дальше, Коган откровенно расхохотался, Яузов фыркнул, как огромный боевой конь времен Крестовых походов, остальные заговорили, перебивая друг друга.

Кречет вскинул брови:

– Вы это серьезно? Или от хорошего настроения?.. Так сказать, вместо психотерапевта.

Я развел руками:

– Смейтесь, смейтесь. Потом локти будете кусать, когда через пару лет какая-нибудь американская ассоциация додумается. Нет, сама не додумается, но кто-нибудь из наших подскажет. Это же лишь полные идиоты, у которых слюни текут, да некоторые из членов правительства… очень занятых, конечно… полагают, что слово «игры» все перечеркивает. Во-первых, это уже давно не игры. Во-вторых, в прошлом году Голливуд затратил на фильмы семь миллиардов долларов, а на создание игр было потрачено девять. В этом – ожидается втрое больше. В-третьих, этот новый вид искусства, дураками по старинке именуемый играми, становится более мощным инструментом воздействия, чем даже быстро сдающее позиции и устаревающее кино. Другие просто еще не разглядели гиганта в этом малыше… А тот, кто первым возьмет его за руку и введет в большой мир, тот и получит благодарность этого малыша и в будущем его поддержку.

Коган сказал скептически:

– Положим, его уже взяли за ручку. И без нас ввели в большой мир.

– Кто спорит? – сказал я. – Но можем перехватить более важное – воспитание. Во-первых, учредить Госпремию с солидным кушем. Во-вторых, учредить ежегодный кинофестиваль… тьфу, фестиваль игрушек, созданных в течение года. С раздачей золотых слонов, статуэток, премий, дипломов, лавровых венков и пачек долларов. С широким освещением в прессе, на телевидении. С бесплатным проездом лауреатам в трамвае… ладно, а вдруг кому-то из них захочется прокатиться на трамвае? Среди гэймеров романтиков больше, чем среди уже все повидавших киношников.

Похоже, посерьезнели, хотя все еще по лицам бродят тени настолько четкие, что я в любой момент могу сказать, о бюджете ли головная боль, о продвижении НАТО или о свободе продажи оружия.

– Господин президент, – добавил я на всякий случай, – это мы, простые смертные, глядя на яйцо, можем видеть яйцо. А вы, господин… или товарищ президент, должны видеть птицу, парящую в небе, видеть размах ее крыльев, длину клюва и даже блох на перьях! Простой человек все еще называет это новое искусство по старинке компьютерными играми, хотя этот птенец уже вылупился, уже разевает клюв и пробует растопыривать крылышки!.. Словом, чтобы не занимать ваше внимание, я предлагаю назвать этот новый вид искусства патиципейтом, от латинского слова participate. Патиципейт означает участие в чем-то. Все вы помните, как совсем недавно появились видеомагнитофоны, и все оживились, получив некоторую власть над фильмом. Можно было остановить, чтобы ответить на звонок по телефону, сбегать на кухню за чайником, прокрутить к началу… Даже смотреть в удобное время для себя, любимого, а не когда это хочет телевидение! А искусство патиципейта дало зрителю еще больше власти над зрелищем. Человек, который вовлечен в патиципейт, хватается за сердце и переживает больше, чем при просмотре самого крутого фильма.