Империя Солнца - Страница 9

Всё это объясняет роль орла в некоторых версиях легенды о Прометее. Сохраняя свою «титаническую» природу, Прометей не готов к обретению олимпийского огня; он хочет сделать этот огонь достоянием не «богов», но людей. Во искупление вины в этих версиях легенды печень прикованного Прометея постоянно терзает орёл. Эта священная птица олимпийского бога, связанная с молнией, поражающей титанов, здесь является эквивалентом того самого огня, который хотел присвоить Прометей. Таким образом, речь идёт об особой разновидности вечной муки. Прометей не обладает природой орла, который может «олимпийски» и безнаказанно пристально смотреть на высший свет. Та самая сила, которой он хотел овладеть, становится причиной его мучений и наказания. Это помогает понять внутреннюю трагедию некоторых современных представителей доктрины титанического сверхчеловека, одержимых и жертв той же самой идеи — вплоть до Ницше и Достоевского. В особенности это касается героев книг последнего.

Возвращаясь в мир арийской мифологии, в древнеиндийской традиции мы находим одну из вариаций мифа о Прометее. Агни в образе орла или сокола срывает с мирового древа плод, повторяя таким образом поступок семитского Адама, вознамерившегося «быть как боги». Агни, который также является персонификацией огня, наказывается за свой поступок. Его перо падает на землю, и из него вырастает растение, из которого будут добывать «земную сому». Сома, эквивалент амброзии, в Индии является символической субстанцией, позволяющей обрести «олимпийское» состояние. Арийский миф в своей структуре, хоть и более упадочной, повторяет египетский миф (расчленение Озириса, его восстановление Гором). Здесь можно говорить о неудавшемся прометейском поступке и последующем «очищении», которое, в конце концов, становится зародышем процесса достижения истинной цели.

В арийско–персидской традиции орёл часто становится воплощением «славы», или hvarenô, которая, как мы уже отмечали, для этого народа была не абстракцией, а скорее мистической силой и подлинным высшим могуществом, нисходившим на царей и правителей, приобщая их бессмертной природе и свидетельствуя об их победе. Эта арийская «слава», воплощённая в орле, не терпит отступлений от мужественной этики, свойственной маздеизму. Миф повествует о том, что именно в виде орла слава покидает царя Йиму, когда он оскверняет себя ложью. На основе подобных соответствий символов и их значений становится очевидно, что в Древнем Риме орёл нёс вполне определённую символическую нагрузку. Ритуал римского имперского апофеоза является прямым и неопровержимым свидетельством приверженности римлян олимпийскому идеалу. В этом ритуале полёт орла символизировал переход души умершего императора в состояние «Божества». Напомним детали этого обряда, повторявшиеся согласно изначальному ритуалу, проведённому после смерти императора Августа.

Тело умершего императора помещалось в покрытый пурпуром гроб, поставленный на паланкин из золота и слоновой кости. Его водружали на окружённый жрецами погребальный костёр, разложенный на Марсовом поле. Начинался обряд декурсии, о котором мы сейчас скажем. После того, как костёр зажигали, между языками пламени взлетал орёл, что символически указывало на полёт души умершего к небесным сферам для воссоединения с олимпийцами. Во время декурсии солдаты, аристократы и военачальники, проходя вокруг царского костра, бросали в него награды, полученные за службу. Глубинный смысл этого ритуала таков: арии (и римляне) считали, что их вожди обладают подлинной победоносной силой, то есть не столько как личности, сколько как носители сверхчеловеческого, «олимпийского» элемента. Поэтому у римлян во время торжеств по случаю победы вождь возлагал на себя атрибуты олимпийского бога Юпитера, и именно в его храме хранился лавровый венок; таким образом указывая на истинного победителя, на более–чем–человеческий элемент. В течение декурсии происходила аналогичная «ремиссия»: [15] солдаты и военачальники возвращали награды, свидетельства своих отваги и мужества, своему императору, подлинному носителю «олимпийского» могущества, теперь уже освобождённому и вернувшемуся к своему истинному происхождению.

Это подводит нас к анализу ещё одного свидетельства присутствия «олимпийского» духа в Риме, также связанного с арийским символом орла. Классической традицией предполагалось, что тот, на кого садился орёл, предуготовлялся Зевсом к высокому предназначению или царской власти; таким образом подчёркивалась «олимпийская» легитимность орла и его избранника. Но в классической (и в частности римской) традиции также считалось, что орёл является знаком победы, с которой, в то же время, подчёркивались «олимпийские» предпосылки концепции борьбы и победы, то есть идея, что за победой арийцев и римлян стоят всепобеждающие силы олимпийской божественности, бога света. Победа людей отражала победу верховного божества над антиолимпийскими, «варварскими» силами, и предвестником её был орёл, птица Зевса.

Вот основа того, чтобы можно было адекватно понять, в связи с изначальным сакральным (а не просто аллегорическим) глубинным значением, ту роль, которую орёл имел среди знаков римской армии, на signa[16] и vexilla, [17] с самого начала. Уже в эпоху республики в Риме орёл был символом легионов, и говорилось, что «у каждого легиона есть орёл, и нет ни одного легиона без орла». В частности, знак составлял орла с распростертыми крыльями и молнией в когтях. Так здесь строго подтверждается «олимпийская» символика, о которой мы уже сказали: рядом со священной птицей Юпитера находится знак его силы — молния, при помощи которой он побеждает и уничтожает титанов. Стоит особо подчеркнуть следующую деталь: орёл не изображался на знамёнах варваров. Среди их signa auxiliarium[18] мы встречаем сакральных и «тотемных» животных (таких, как бык или баран), связанных с иными влияниями. Только впоследствии эти знаки проникли в романский мир, соединились с орлом, зачастую порождая двойную символику: отныне легион характеризовало и второе животное, добавившееся к орлу на знаменах, в то время как орёл оставался общим символом Рима. В имперскую эпоху воинский символ орла часто становился символом самой Империи.

Мы знаем о роли символа орла в последующей истории северных и германских народов. Может сложиться впечатление, что орёл надолго покинул романский мир и перешел к германским племенам, проявившись, в конце концов, в качестве чисто североевропейского символа. Это не вполне верно. Здесь забывают об изначальном происхождении символа орла, который сегодня является эмблемой Германии, как некогда — Австрийской империи, последней наследницы Священной Римской империи. Германский орёл — это в действительности орёл римский. Именно Карл Великий в 800 году, в момент провозглашения renovatio romanii imperii[19] восстановил фундаментальный символ орла, сделав его эмблемой своего государства. Следовательно, в исторической перспективе это ничто иное, как римский орёл, сохранившийся до сегодняшнего времени как символ Рейха. Всё же с более глубокой, надысторической точки зрения можно предполагать нечто большее, чем просто заимствование. Орёл присутствует в скандинавской мифологии как одно из сакральных животных Одина–Вотана, и эта птица, изображённая на знамёнах римских легионов, часто украшала шлемы древнегерманских вождей. Следовательно, можно предположить, что Карл Великий, взяв орла в качестве символа возрождённой Империи, обращался к античному Риму, но в то же время и бессознательно возрождал символ древней арийско–нордической традиции, сохранённый только во фрагментарной и полусознательной форме различными народами в период завоеваний. Как бы то ни было, впоследствии орёл стал лишь геральдическим атрибутом, а его изначальный, более глубокий, символический и моральный смысл забылся.