Империя Солнца - Страница 28

Так как эта книга касалась животрепещущих проблем и получила резонанс также и заграницей, она спровоцировала общую тревогу в гвельфской и конформистской среде Италии. Но вскоре можно было констатировать, что ничего реального практически не произошло. Те представители фашизма, которые первоначально, до этого шума, поддерживали меня, оставили меня одного (среди них был и Боттаи, продемонстрировавший здесь ту же «верность», что и 25 июля). В то время у меня не могло быть прямых контактов с Муссолини, и, наконец, оказалось, что не было квалифицированных и наделённых достаточной властью и достаточным мужеством людей, готовых продолжить такую линию. Игра была закончена.

Всё это, таким образом, случилось в далёком 1927 году. После этого я не счёл уместным поднимать проблемы этого рода ни в своём журнале «Башня» (La Torre, 1930), ни в течение многих лет сотрудничества с Роберто Фариначчи: напротив, на первый план была выдвинута универсальная концепция Традиции. Наоборот, я, не колеблясь, занял твёрдую позицию по любым проблематичным ориентациям национал–социалистического «язычества». Например, на пресс–конференции в Вене в1936 году мне пришлось заявить, что вещи такого рода побуждают становиться католиками даже тех, у кого были скорее «языческие» склонности. И в более широкой среде, в Германии, моё основное произведение «Восстание против современного мира», также вышедшее на немецком языке, имело ценность ориентира, отсылая к традиционной точке зрения.

Тем более это имеет значение для послевоенной Италии. Если вы хотите знать мои идеи относительно нынешней ситуации, то я рекомендую обратиться к моей книге «Люди и руины», вышедшей в 1951 году с предисловием капитана Валерио Боргезе, [47] написанной с намерением обеспечения основной ориентации возможного объединения правой среды — но не к произведениям предыдущего периода, написанных при иных обстоятельствах, и не к книгам технического и специального характера, чуждых политической области.

Темы, касающиеся «гибеллинства», освещены в «Людях и руинах». Здесь я ограничусь тем, что повторю, что сегодня этот термин является источником недоразумения, потому что его применяют в неправомерной интерпретации для утверждения политической идеи или идеи государства в светских и либерально–масонских, если даже не материалистических и антирелигиозных рамках. Ничего подобного не принадлежит той линии, которую нужно было бы защищать при иных обстоятельствах. Точкой отправления и основой истинного государства должно быть признание духовных, священных и трансцендентных (в самом строгом смысле этих слов) ценностей — в противоположность всем идеям «имманентистских» философов более или менее либерального происхождения, включая Джентиле и Кроче, в противоположность всем масонским и республиканским заявлениям. Государство может противопоставить себя церкви, оспаривать её право быть высшим арбитром в области духа и этики, ограничивать гегемонистские претензии и несправедливое вмешательство только в той мере и, собственно, только потому, что признаёт эти ценности в иной, но не менее законной форме, исключающей всё то, что может нанести ущерб утверждающей, мужественной и дифференцированной концепции существования.

Таков был бы серьёзный фон возможного «гибеллинства». Но, опять же, принимая во внимание нынешнюю ситуацию, задача такого рода кажется совершенно утопической. Если сначала не решена чисто политическая задача, то есть задача восстановления истинного государства (что предполагает триумф чисто правой мысли над всякой демократией и марксизмом), бесполезно нацеливаться так высоко и пытаться решить духовные и трансцендентальные задачи. Может остаться только приблизительное «гибеллинство» скромного масштаба: оно означает сопротивление наглым вмешательствам клерикалов и гвельфов в область политики даже в нынешнем демократическом климате и учёт того веса, которым в Италии обладает католицизм и христианство как общественная сила, в то же время без иллюзий относительно явного упадка уровня их духовных сил. Всё более очевидно, что в сегодняшнем католицизме действительно духовные ценности — ценности чистой трансцендентности, аскезы, созерцания — уходят с первого плана, вытесняемые моралистической и чисто набожной озабоченностью. И в то же время, кроме некоторых случаев наглого сговора с левыми силами, кажется всё менее вероятным наличие существенных оснований для клерикализма, потому что в сегодняшнем мире в этом отношении не существует никакого блока сил, который мог бы предложить ему конкретную основу и при этом получить благословление церкви.

Таким образом, сегодня не стоит говорить о гибеллинстве в собственном смысле слова. Высшие проблемы мировоззрения, различных форм Традиции, философии истории могут предложить только группы учёных, но ни одна из существующих партий. Всё же желательной и возможной была бы некоторая линия дистанции и достоинства. Мы не сказали бы, что имеет смысл реальный страх или интерес по отношению к церкви и играм гвельфского политического католицизма именем не Традиции в высшем и суровом смысле, а скорее чистого общего «традиционализма» — для нас синонима конформизма, буржуазной посредственности, ханжества, мелкой морали вместо великой морали, и так далее. Всё это, не отрицаю, может иметь вес на избирательном уровне — возможно, также и на уровне мелкой парламентской тактики. Но я сильно сомневаюсь, что здесь, во многом перестроившись, можно добиться успехов на основе эффективной, успешной конкуренции, учитывая деятельность по подкупу, давно организованную на этой же самой основе мощными средствами христианской демократии в обширных слоях народа и итальянской буржуазии. Это моё личное мнение.

Этого достаточно для сущностного освещения рассмотренных аргументов и демонстрации того, что комплексы по этому поводу могут родиться только у плохо информированных людей или у имеющих на то те или иные причины. Наконец, иногда случающиеся, зачастую с добрыми намерениями, искажения на основе не вполне умышленного и далёкого от любого чувства реальности «поведения» молодёжи не должны нанести ущерб собственному значению, которое само по себе должно содержать некоторые мысли с точки зрения тех, чьи интересы не исчерпываются областью непосредственных и близких вещей, если только существует достойное замечания количество таких людей. Для лучших времён, если таковые наступят, было бы хорошо, если бы некоторые основные положения не были окончательно забыты.

Il razzismo e altri orrori //L‘italiano, май 1959 г.

Один из основных признаков упадка нынешнего итальянского общества представлен «мифом» молодёжи — ввиду важности, предоставленной молодёжному вопросу в сочетании со своего рода тихим обесцениванием всех «немолодых». Можно сказать, что сегодня педагог и социолог боятся потери контакта с «молодёжью» и не отдают себе отчёта в том, что они сами таким образом впадают в своего рода «инфантилизм». Именно молодёжь должна чему–то научить нас и показать нам новые пути (так высказывались демократически–христианские парламентарии), в то время как те, у кого уже есть реальный жизненный опыт, должны отойти в сторону. Это совершенно противоположно нормальному положению, существующему даже у первобытных народов. И это видно по телевидению, принимающему форму, удовлетворяющую проявления и волнения такой молодёжи, даже когда они достигают пиков абсурда и гротеска. У нас ощущают некоторое сожаление по поводу того, что школы «не совсем демократические», и поэтому были предложены «внутренние комиссии» по советской модели, по возможности с «педагогическим» итогом, чтобы поставить преподавателей на их справедливое место. Как и рабочие на фабриках, студенты занимают факультеты и школы по причине другого требования — не только чтобы им позволяли всё делать самим, но чтобы они при этом ещё и были защищены от полиции, и это считается истинным признаком «освобождённой Италии».