Империя из песка - Страница 2
В настил надо мной врезается нечто тяжелое. Доски скрипят, низко проседая и упираясь мне в лопатки. Вскоре давление исчезает, и в паре дюймов от моего лица в край настила впиваются длинные смуглые пальцы. Я едва не вскрикиваю, но успеваю прикусить губу.
Резкие выстрелы и треск досок. Я не шевелюсь. И я ничего не чувствую. Интересно, пуля обожжет, как огонь, или сразу повергнет меня в шок? Смуглые пальцы сжимаются сильнее – в тени видно, как белеют костяшки, – и пропадают. Сдвигаюсь, насколько это возможно в такой тесноте, и замечаю рядом со своей головой три круглых отверстия, сквозь которые струится солнечный свет.
Очередной выстрел – и свет сменяется тьмой. На доски падает что-то тяжелое, и с края свешивается обмякшая рука. Она затянута в жесткую, рыжевато-коричневую ткань, которая слилась бы с песком. Если бы не кровь.
Офицер. Похоже, раненый. Его обнаружат, и если я останусь под настилом, то скоро буду вся в его крови, стекающей сквозь щели.
Наверное, я могла бы сбежать. Пройти по следам погибших, наступая на проверенные участки. Добраться до лодки – если буду действовать с умом. И с должной скоростью. Я могла бы – наконец-то! – добраться до Убежища.
Я медленно выползаю из укрытия, держась поближе к земле. Враг офицера – мой друг, но это еще не означает, что я в безопасности. Надо вести себя осторожно и тихо. Порыв соленого бриза застает меня врасплох: влажная вспотевшая кожа покрывается мурашками.
– Стой.
Замираю.
– У патрульных – обход, – произносит нетерпеливый и напряженный женский голос. – Они не очень близко, но если ты побежишь, то меня увидят.
Поворачиваю голову – совсем чуть-чуть, чтобы бросить взгляд на говорящую. Хрупкая азиатка – незнакомка – методично опустошает карманы уже мертвого офицера. У нее – длинные смуглые пальцы. Неужели она убила офицера, как Давид – Голиафа?
– Лови!
Азиатка бросает мне шнурок с ключами.
Умно. Получается, она сделала причастной к убийству и меня, иначе зачем ей расставаться с клочком свободы? Я, впрочем, не жалуюсь. Я тоже не планирую задерживаться здесь надолго, так что меня ни в чем не успеют обвинить. Азиатка рассовывает по карманам жетоны офицера, затыкает его пистолет за пояс шорт.
– Я пойду с тобой, – вдруг говорит она.
Пушка заставляет меня нервничать, но, по крайней мере, дуло не направлено на меня.
– Но ты не знаешь, куда я собираюсь.
Она кивком указывает на пляж и тошнотворную мешанину из плоти и костей.
– А куда ж еще?.. И вообще, с меня хватит.
– Ладно.
Я продолжаю сидеть на песке. Смотрю на девчонку и на окровавленного офицера у ее ног. Меня начинает мутить, но я сдерживаюсь. Я должна взять себя в руки.
– Ладно, – повторяю я.
Азиатка переводит взгляд на песок, усыпанный раздробленными костями. Прибой еще далеко – он даже не коснулся потеков крови. Ни девица, ни я не можем вынести это зрелище дольше нескольких секунд.
– Убьют всех: кого-то раньше, кого-то позже. Патрульные скоро вернутся.
– Ясно, – говорю я. – Мы справимся.
– Мы обязаны. Иначе что нам остается?
Она права. Мне ведь не за кем возвращаться. Больше не за кем. Делаю глубокий вдох.
– Тогда я…
– Черт, они на дамбе… нас засекли. Давай!
Я вскакиваю и срываюсь с места. Дым успел рассеяться, правда, еще не полностью. Я не проверяю, бежит ли за мной азиатка. Не обращаю внимания на ошметки людей – вот во что превратились заключенные, с которыми я делила крышу над головой! Я смотрю лишь вперед, бросаясь то вправо, то влево, как делали патрульные, когда хаос только начинался.
Но песок вспарывают пули. Они попадают и в мертвых, и в живых – в тех немногих уцелевших счастливчиков, которые тоже намерены удрать. Столько выстрелов – я ухитряюсь мельком бросить взгляд – и всего-то двое патрульных! Уклоняюсь и продолжаю бежать, пока не достигаю полосы гладкого, еще нетронутого песка. Застываю как вкопанная – и в меня тотчас врезается девица с настила. Силы уходят на то, чтобы не потерять равновесие, не сделать роковой шаг, который приведет к гибели.
Другие заключенные, не сводя глаз с заветной лодки, пролетают мимо нас. Шквал пуль, взметнувшийся песок – и в считаные секунды они уже мертвы.
Резко втягиваю воздух, давлюсь дымом и заставляю себя бежать.
За мной бросается азиатка… и две девчонки. Думаю, они вовремя притормозили, и поэтому пули их не задели.
Их лица мне знакомы: сегодня, как и вчера, и позавчера, девчонки выглядывали из-за дамбы.
Веду их к цели, так быстро, насколько могу. Лодка близко. Если поднажмем, то наверняка спасемся. Вновь гремят выстрелы – теперь стреляет азиатка. Сперва в офицера, который до сих пор охраняет лодку. Пуля разрывает его плоть. Брызжет кровь, и офицер падает замертво. Азиатка переключается на патрульных: они кинулись за нами вдогонку, когда израсходовали все патроны.
Девица впечатляюще управляется с огнестрелом, что, если честно, меня пугает. Она продолжает методично нажимать на спусковой крючок, хотя пуль в магазине уже нет.
В нас больше не стреляют.
Не преследуют.
Но я бегу дальше. Не могу остановиться. Заминированный пляж – позади. Ныряю в наблюдательный пункт, где обычно сидят патрульные – сейчас они либо мертвы, либо охотятся на мятежников, – а затем несусь по бесконечному причалу к привязанной лодке.
Перевалившись через борт, падаю и замираю – ровно настолько, чтобы перевести дыхание. Смутно замечаю, как в лодку залезают запыхавшиеся девчонки. Блондинка распутывает узел – единственное, что держит нас у причала. Небо начинает покачиваться – прибой уносит нас в океан. Мне больно дышать. Больно думать. Все мои мышцы горят.
Но оно того стоит.
2
Не могу отличить собственные слезы от пота.
С легкостью могла бы часами валяться на палубе, бледная как смерть, однако делаю пару вдохов и с трудом заставляю себя встать. Перерыв окончен.
– Кто-нибудь умеет управляться с парусом? – обращается азиатка к девчонкам.
– Я умею, – отзываюсь я, не давая никому возможности взять столь важное дело в свои руки.
Мечтая об этом мгновении, я не рассчитывала, что окажусь здесь не одна и мне придется учитывать чужие пожелания.
– Вот и займись им.
Азиатка поворачивается к нам спиной и плетется к дальнему краю суденышка. «Дальний» – это, конечно, сильно сказано, но мы, пожалуй, сможем мило пошептаться об этой девице так, чтобы она не услышала.
Сейчас мы ничего такого не делаем. Пока что.
Блондинка, глядя на меня, вскидывает брови:
– Тебе помочь? Мы с семьей катались на лодке. Раньше, пока не…
Как много предложений в нашем мире, лишенном покоя, обрываются именно так. Раньше. «Пока не» и многоточие. А больше никому и не надо. Мы заполним тишину собственными неописуемыми воспоминаниями.
– Да. – Парусный гик привычно ложится в руку, как будто я не прекращала выходить в море. – Да, помоги, пожалуйста.
Блондинка придвигается ближе, а вторая девчонка – медные локоны, россыпь темных веснушек на носу и щеках, серебристо-серые глаза – с серьезным видом наблюдает.
Раньше. Солнечные летние деньки, которые, как мы думали, будут сменять друг дружку вечно. Рассветы и закаты, исполненные легких улыбок. Тем летом я каждый день выходила в море – иногда с отцом или с Эммой, но чаще – с Берчем.
Берч… соль и песок, поцелуи в свете звезд.
Поразительно, что реальность так изменилась.
– Кстати, я Хоуп, – произносит блондинка.
Ее дружелюбность застает меня врасплох. Не часто сталкиваешься с хорошими манерами. Вернее, теперь такого вообще не случается. Я привычно опускаю взгляд на ее левую руку, и да, действительно, на мизинце набиты тонкие, размашистые буквы: Х-О-У-П. Чернила красные. У меня – зеленые. Значит, наши бараки расположены на противоположных концах лагеря Нью-Порт-Изабель. Неудивительно. Я ни разу не видела этих девчонок. Ну, разве что на дамбе в последние дни.