Император Николай II и евреи - Страница 41
В 1806 г. во время проезда Наполеона через Страсбург после победы при Аустерлице жалобы на евреев приобрели огромный размах. В основном, их обвиняли в безудержном ростовщичестве. По возвращении в Париж Наполеон посчитал целесообразным вплотную заняться еврейским вопросом. 30 апреля на заседании Государственного совета по этому вопросу он, между прочим, сказал: «Французское правительство не может равнодушно взирать, как приниженный, опустившийся, способный на любую низость народ единолично владеет двумя прекрасными департаментами Эльзаса. Необходимо рассматривать евреев в качестве народа, а не секты. Я бы хотел лишить их, по крайней мере, временно, права брать в залог, так как зависимость от столь презренного народа слишком унизительна для французского народа. Целые деревни конфискованы евреями. Они заменили собой феодальные порядки. Это настоящая стая коршунов. Их видели под Ульмом, куда они прибежали из Страсбурга, чтобы скупить у мародеров награбленное... Было бы опасно оставить ключи от Франции – Страсбург и Эльзас – в руках не преданного стране шпионского населения»[198].
Изучение вопроса Наполеон поручил Государственному совету, и Моле подготовил на эту тему подробный доклад. Но в самом Государственном совете господствующие позиции занимал «христианский фронт».
«Г-н Моле (юный младший служащий), — сообщает в своих мемуарах член Совета г. де Баранте, — выступил с докладом, в котором делал вывод о необходимости применить в отношении евреев исключительные законы, по крайней мере, в части сделок под процент. Я прибыл в Париж спустя несколько дней после прочтения этого доклада на заседании секции. Мне рассказывали, с каким пренебрежением и усмешкой он был встречен членами Государственного совета, которые видели в нем лишь литературную статью, вдохновленную антифилософским кружком г. де Фонтана и г. де Боналя. Однако г. Моле не отвлекался. Обсуждения не было: вопрос должен был быть вынесен на рассмотрение всего Совета... Г. Беньо, которого только назначили членом Государственного совета, увидел в докладе хороший повод для дебатов. Вопрос был им великолепно изложен – обоснованно, остроумно и талантливо. Не было никого, кто бы не согласился с его точкой зрения. Тогда великий канцлер сообщил Совету, что Император придавал большое значение данному вопросу, что у него было иное мнение, нежели точка зрения, которая, казалось, превалирует в Совете, и что необходимо возобновить дискуссию, когда Император будет председательствовать в Совете.
Такое заседание произошло в Сен-Клу... Император придавал большое значение данному вопросу... Было заметно нетерпение Императора. Особенно странной показалась одна фраза. Г-н Беньо назвал меры, которые в виде исключения предполагалось принять в отношении евреев, “битвой, проигранной на полях правосудия”. Когда он закончил, слово с большим, чем обычно, воодушевлением и живостью взял Император, отвечавший на речь г. Беньо то с юмором, то спокойно. Он выступил против теорий, против общих и абсолютных принципов, против людей, для которых факты не значат ничего, и которые реальность приносят в жертву абстракциям. Он с горечью вернулся к злосчастной фразе о проигранной битве и, разгорячась, дошел до того, что выругался, чего с ним, на моей памяти, никогда не случалось на Государственном совете»[199].
По свидетельству другого члена Государственного совета, на этом заседании Наполеон сказал: «Со времен Моисея еврейский народ формировался как ростовщический и угнетающий в отличие от христиан, среди которых ростовщики являются исключением и находятся на дурном счету. Следовательно, возрождение евреев невозможно с помощью отвлеченных законов. Здесь нужны простые законы, законы с исключениями. Мне лишь предлагают изгнать большое количество людей – таких же, как все остальные. ... Было бы слабостью изгнать евреев; необходимо найти силы для их исправления. Необходимо запретить евреям торговать, так как они этим злоупотребляют, как запрещают ювелиру заниматься своим ремеслом, если он подделывает драгоценности»[200].
Как известно, Наполеон остановился на идее созыва большого еврейского Синедриона, который должен был разработать и подтвердить своим решением изменения внутренней жизни и обычаев евреев в целях их смешения с остальным населением. Сохранилось несколько писем Наполеона, из которых видно, что он много ждал от этого Синедриона. Говоря о необходимости защитить французов от еврейского ростовщичества, он также высказывал желание рассматривать евреев в качестве граждан Франции: «Необходимо будет поискать, есть ли еще эффективные средства для того, чтобы умерить и побороть эту привычку биржевой игры, эту организацию мошенничества и ростовщичества... Я бы хотел приложить все усилия для того, чтобы права, которые были предоставлены еврейскому народу, не стали бы призрачными, и, наконец, я желал бы, чтобы во Франции они обрели Иерусалим...
Необходимо остановить зло, противодействуя ему, и противодействовать, изменив еврея. Комплекс предложенных мер должен привести к достижению обоих результатов. Если на каждые три брака один будет между евреем и французом, еврейская кровь потеряет свой исключительный характер»[201].
Новость о том, что Наполеон хочет созвать Синедрион, была встречена евреями с ликованием. По словам аббата Леманна, они преклонялись перед ним и готовы были признать за Мессию. Заседания Синедриона прошли в феврале и марте 1807 г., и постановление «Великого синедриона» начиналось следующими словами: «Вовеки благословен Господь, Бог Израиля, поставивший на трон Франции и Итальянского королевства государя, близкого Его сердцу. Бог видел унижение потомков древнего Иакова и избрал Наполеона Великого в качестве орудия своего милосердия... Собранные сегодня под его могущественной защитой в прекрасном городе Париже в количестве семидесяти одного доктора права и нотабля Израиля, мы образовали Великий синедрион, чтобы в нашем лице найти средство и силы для приведения религиозных предписаний в соответствие с требованиями наших святых законов, что послужило бы примером и правилом для всех евреев. Из этих постановлений все народы узнают, что наши догматы совместимы с гражданскими законами, по которым мы живем, что они не отделяют нас от общества...»[202].
На практике попытка Наполеона смешать евреев с остальным населением Франции закончилась полнейшим провалом и ясно показала лишь то, что Наполеон полностью игнорировал сущность этого народа, если он предполагал возродить его с помощью мер законодательного характера. Единственным результатом созыва Великого синедриона в Париже стало лишь дальнейшее объединение международного еврейства.
«Забудем, откуда мы ведем наше происхождение, — заявил в своей речи на открытии 26 июля 1806 г. подготовительного собрания Синедриона раввин Соломон Липман Серфбер, — да не будет больше речи о “немецких” или “португальских” евреях; рассеянные по всему земному шару, тем не менее, мы – один и единый народ»[203].
После созыва Синедриона евреи продолжили спекулировать и одалживать под кабальные проценты, что привело к принятию Наполеоном репрессивных мер против них в 1808 г. Помимо этого, пользуясь предоставленными революцией гражданскими правами, евреи беспрепятственно создали во Франции две новые формы масонства.
«В 1806 г., — писал г. Гессен, — во Франции возник новый обряд Ecossais ancient et accepte, состоявший из 32 степеней, учрежденный пятью евреями: John Mitchel, Friedrich Dalcho, Emil de la Motta, Abraham Alexander и Isaac Aulb, которые из чисто коммерческих видов присвоили себе места Великого Командора, наместника Великого Командора и т. д. и захватили в свои руки всю администрацию. В начале XIX века авиньонский купец, еврей Michel Beddarine (интендантский инспектор в Италии) насадил и распространил во Франции при помощи своих двух братьев систему Мизраим, существующую поныне»[204].