Император на измене - Страница 1

Император на измене

–1-

«Началось в колхозе утро», – подумала я, когда на стоящем на беззвучном режиме смартфоне высветился номер бывшего. После того, как ему стало понятно, что развод для меня – дело решенное, и что я не собираюсь отдавать ему свою часть нашего общего бизнеса (с чего бы, если я вложила в него столько же сил и средств, сколько он), Игорь названивал мне с завидной регулярностью и пытался продавить. То по-хорошему, то по-плохому. Чаще всего по-плохому, конечно. Но иногда случалось и такое, как сейчас:

– Алён, а давай я тебе миллион дам, – начал он без приветствий. – За твою долю в бизнесе.

– Сколько-о-о?

– Миллион.

– Долларов?

Бывший аж поперхнулся, а я с наслаждением представила его лицо, и как он тянет воротник рубашки, чтобы не задохнуться. Мстительное удовлетворение – оно такое. Просто я не из тех женщин, кто прощает измены, пусть даже еще вчера мне казалось, что у нас идеальная семья. Возможно, я была слишком наивна, но мне действительно так казалось. Когда я приходила домой, после беготни на заключения контрактов, готовила легкий ужин, набирала ванну, чтобы сначала накормить Игоря, а потом сделать ему легкий массаж и не только…

В тот день меня в офисе не должно было быть, я собиралась весь день встречаться с клиентами, но у меня сломалась машина. Я забежала, чтобы попросить у Игоря ключи и одолжить его внедорожник, и в кабинете обнаружила картину маслом, на которой мой благоверный в лучшем духе пошлейших анекдотов пялил свою новую секретаршу, Аделаиду.

Блондинку с ногами от ушей, четвертым размером и нарощенной шевелюрой до попы. Ну да, по таким параметрам я ей конечно проигрывала, ноги у меня росли из попы, кстати, совершенно точно не насиликоненной, в отличие от Аделаиды. Размер в худшие времена (то есть во время месячных) становился вторым на недельку, а наращивать волосы я так и не смогла. Попробовала и не смогла. Весь тот месяц, что я проходила с ними, мне все время казалось, что у меня голова отвалится, как перезревший розовый бутон от такой тяжести. Собственные волосы сотрудничать отказывались, несмотря на все уходы, поэтому я носила короткую стрижку.

Н-ну вот. Как-то так все и получилось.

– Сколько? – переспросил Игорь.

– Ну ты же сам предложил, миллион долларов, – напомнила я.

– Миллион рублей!

– Деев, ты знаешь, сколько стоит моя доля, – хмыкнула я. – Поэтому либо предлагай нормальные деньги, либо иди в жопу. К Аделаиде.

– Ты пожалеешь! – после непродолжительной паузы прошипел бывший и отключился.

Я вздохнула. Это со стороны могло показаться, что я – непробиваемая стерва, у которой одни нули на уме, на самом же деле мне просто так было проще. Гораздо проще притвориться, что у тебя нет сердца, чем чувствовать, как оно истекает кровью. А ведь когда-то все так хорошо начиналось…

Усилием воли отмахнулась от воспоминаний, в которых Игорь переносил меня на руках через лужи и целовал в висок, подошла к окну. Мне сейчас двадцать девять, а кажется, что все сорок. Что вся жизнь уже за спиной. Я не стала делить квартиру с бывшим, съехала сразу же, сняла приличную просторную двушку в новостройке и каждый день смотрела, как мамочки с детьми выходят гулять на детскую площадку.

Я тоже хотела ребенка, но Игорь отмахивался: «Вот сначала бизнес на ноги поставим, Ален…» «А давай сначала масштабируемся, и вот тогда…» И я как дура ему верила. Верила в то, что у нас действительно будет семья. По сути, ее никогда и не было.

Оттолкнувшись от подоконника, я на ходу допила остывший кофе и направилась в коридор. В тренажерный зал я сегодня с утра уже не успевала, надо было заехать в детский дом и решить, как мы будем сотрудничать дальше, потому что раньше Игорь, как генеральный, подписывал все счета на ежемесячные пожертвования. Сейчас он это делать отказался, и нам с директрисой Ольгой Альбертовной предстояло обсудить новые нюансы.

Я вышла на залитый солнечным светом двор, к припаркованной во дворе машине, села, вставила и повернула ключи. Откинулась на спинку сиденья, давая себе пару минут, чтобы прийти в себя и окончательно осознать: все, это конец. Между мной и Игорем никогда ничего больше не будет.

Так теперь начиналось каждое мое утро – в машине, в тренажерном зале или просто в кровати. Я пропускала через себя целую гамму чувств: от отчаяния и боли до принятия, прежде чем взяться за что-то серьезное.

Новая жизнь, Алёна. Впереди тебя ждет новая жизнь.

С этой мыслью я вырулила по двору ЖК к воротам, которые открывал консьерж, а после – на трассу. Ехать через центр с утра было самоубийством, поэтому я сразу вывела машину на обводную. Только разогналась, как снова зазвонил телефон.

Мама.

Впереди дорога была пустая, а сам смартфон удобно устроился на держателе, поэтому я просто нажала «принять вызов».

– Доченька, здравствуй! Ну ты как там?

С тех пор, как мама узнала о случившемся, она звонила мне каждый день, чтобы узнать, как я. И, к счастью, ни разу не произнесла самых идиотских в мире слов: «А я же говорила!»

– Все хорошо, мам. Я за рулем, поговорим позже.

– Конечно-конечно, – сразу произнесла она. – Я только сказать, что мы с папой очень тебя любим. Все будет хорошо!

На сердце потеплело, я улыбнулась.

– Я тоже вас люблю, мам.

Звонок был завершен, и я бросила быстрый взгляд в зеркало заднего вида. Меня стремительно догонял черный внедорожник без номеров.

На обгон пойдет. На повороте! Он вообще нормальный?

Это была последняя мысль перед тем, как мою машину сотряс удар сзади. Из-за поворота вылетела еще одна машина, на полной скорости ударила в бок.

Чувствуя себя как трусы в работающей стиральной машинке, летящей с десятого этажа, я ударилась головой о крышу салона.

И пришла темнота.

–2-

Просыпаться с головной болью, головокружением и звоном в ушах в принципе неприятно, а уж когда все это одновременно – тем более. Я открыла глаза и тут же их закрыла, потому что яркий солнечный свет, брызнувший в прореху тяжелых дорогих портьер…

Стоп. Что?

На этот раз я открывала глаза аккуратнее, приложив ладони к лицу. Чувство было такое, что меня посетили галлюцинации, потому что после страшной аварии я должна была проснуться либо на том свете, либо в реанимации. Утыканная трубочками, как ёжик иголочками.

Но нет. Трубочек не было, я лежала на роскошной кровати, под балдахином. Сама комната размером с две мои квартиры была уставлена элегантной и очень дорогой мебелью, темно-вишневая обивка которой была украшена лишь золотыми узорами, гармонично вписавшимися в позолоту подлокотников и ручек.

Недолго позалипав на это, я все же решилась спустить ноги с кровати, прошла мимо установленного чуть поодаль напольного зеркала. Вернулась обратно.

– А-А-А-А-А!

Я запечатала руками рот, рассматривая девицу в зеркале. Невысокую. Бледную. С густыми золотыми волосами такого шикарного оттенка и такой длины, что Аделаида позеленела бы от зависти.

Далась мне эта Аделаида!

Впрочем, додумать я не успела, потому что в комнату ворвались сразу трое: высокий мужчина в военной форме, девушка в строгом платье и, судя по халату, врач.

– Зачем вы встали, ваше величество?

– Вы кричали, ваше величество?

– У вас что-то болит, ваше величество?

Все это у меня спросили хором, причем, вопреки логике, последнее – не врач. О болевых ощущениях спросила девушка, навтыкать за ранний подъем мне собрался военный, а врач задал один из тех совершенно странных вопросов, на которые ответ не предполагался. Потому что ну кому тут еще кричать, кроме меня?

«Вашему величеству», – любезно подсказал внутренний голос.

Ой, мамочки. Я что, так резко с ума сошла?

Или у меня травма головы, и я все-таки реанимационный ёжик, а все это – игры моего сознания?

– Кричала я, – созналась честно, – ничего не болит. Встала, ну… потому что утро?